— Не понимаю, — мотает головой Яр. И морщится: — Да ладно, давай просто ляжем спать, не вспоминал я про этот день и не хочу. Обычный день. Я его… не любил никогда.

Саша смотрит на него грустно. Яру иногда кажется, что он мысли читает — невольно накатывающие воспоминания о том, как дразнили, как шутили, что год прошёл, а Яр так и не вырос, как издевательски желали начать хоть какую пользу приносить своим существованием…

Яр невольно ёжится от ночной прохлады и прибавляет шаг, догоняя Сашу. Говорит вслух, пытаясь себя убедить:

— Ладно, сейчас… я не никто, да? Я вот… может, колдовать научусь. Слушай, я бы лучше это праздновал! — осеняет его. — На самом деле. Правда. Рождение колдуна — это явно получше будет, чем рождение человека. И полезнее для всех. Я вот… научусь, и хоть полезным буду, дождь там при засухе вызвать или ещё что, а просто я, просто человек… ну зачем, я никто, скучно, пойдём обратно?

Саша тяжело вздыхает и разворачивается к нему. Яр на него почти налетает от неожиданности — и замирает, когда широкие ладони ложатся ему на плечи.

У Саши глаза сейчас совсем-совсем нечеловеческие, по хвойным радужкам тёплое сияние разливается. Яр замирает, заворожённый.

— Я не человек, — вздыхает тот.

— Я знаю, — кивает Яр осторожно.

— Да я не к тому, — Саша дёргает волчьим ухом, — я не человек. Не волк, не рысь, не птица, не та ель, — он кивает на дёрнувшую лапой ёлочку у тропинки, — и даже не ветер в её ветвях. Я… всё это вместе. Я чувствую одновременно, как держу тебя, — он чуть руки сжимает, — как ты дышишь, как ветер касается твоих волос, как твои ноги давят на землю… как спит там, в ветвях, птица и как прямо у тебя под ногами в земле копошится землеройка. И я одновременно и птица, и землеройка, и тот, кто стоит перед тобой, и этот ветер, — порыв замершему Яру волосы треплет, — и всё это сразу, понимаешь? И… ничто из этого, на самом деле. Никто. Кто тут ещё из нас «никто», а? — он вдруг подмигивает. — А ты — цельный, ц-е-л-ы-й человек. Настоящий. Живой. Отдельно от этого всего, отдельно от меня, от леса, от мира — ты сам немножко мир! Это безумно интересно.

И снова тянет за собой, отпустив плечи и перехватив за запястье.

Яр послушно идёт, пытаясь осмыслить непривычно длинную речь. В молчании проходит несколько минут, прежде чем он сам Сашу обгоняет, заставив остановиться. В грудь тыкает:

— Ты… не никто.

Саша хмыкает. Яр головой мотает:

— Нет уж, не смей. Ты огромный здоровенный лес, чёрт возьми, ты… ты Саша. И тот волк, который меня спас, и… человек, которого я люблю. Ну, не человек, ладно! — он краснеет отчаянно на этом «люблю», торопясь уйти от него подальше — и от насмешливо-нежного взгляда глаза пряча. — Не человек, но… Как бы я без тебя? Никакой ты не «никто». Ещё чего. Не смей.

Саша мягко смеётся и, приобняв его за плечи, опять утягивает за собой дальше по тропинке.

— Я и не думал. Я пытался объяснить тебе, что ты гораздо меньше «никто», чем я, понимаешь? И вообще не из-за магии, не так это важно. Но если хочешь, — он улыбается, просияв, — это праздновать мы тоже можем, почему нет.

Яр мотает головой — Яр вообще праздники в честь себя не любит. Слишком острó чувство, что он их не заслуживает. И прогулки этой странной по ночному лесу тоже не заслуживает.

Яр ёжится от холода и понимает, что рубаха почему-то промокла совсем. Головой вертит озадаченно — Саша смеётся, демонстративно машет рукой перед лицом:

— Заметил, наконец? Хватит думать плохие мысли, от тебя туман собирается!

Яр дёргает плечами, прижимаясь к нему ближе:

— Ветер ты или нет? Какой-то… своей частью. Разогнал бы.

Саша головой качает вдруг серьёзно:

— Я не могу. Когда ты берёшь его под контроль, я не могу этому мешать.

— Я не беру ничего под контроль, — Яр вжимает голову в плечи. — Уж точно не этот туман. Мне от него холодно, зачем он мне под контролем, пусть уходит!

— Подумай, — пожимает плечами Саша. — Может, зачем-то нужен. Мёрзнуть и думать, какой ты плохой и недостойный, например, а?

Яр обиженно передёргивает плечами. Саша, будто извиняясь, трёт его плечо, прижав к себе теснее, и выводит его на полянку, заросшую…

— Папоротник? — Яр даже фыркает. — Да ладно. Зачем?

— Красиво, — пожимает плечами Саша. — Сегодня особая ночь. Смотри просто, ладно?

Яр ничего красивого не видит — тем более что промозглый туман тут же затягивает всё, заставляя мелко дрожать от холода. Но смотрит послушно — хочется только уйти спать, спрятаться, переждать этот чёртов день как-то так, чтобы не трогал никто, забиться в какую-нибудь нору и нос не высовывать, и чтобы Саша вёл себя как обычно, а не говорил странно отзывающиеся внутри речи и не тащил куда-то среди ночи.

Ну какая вообще «особость» может быть? Папоротник даже по легенде цветёт не в конце августа. Глупо.

А потом сквозь туман начинает что-то светиться. Саша, встрепенувшись, протягивает руку к этому «чему-то», воздух ласково гладит — и светящаяся точка сначала неуверенно, потом всё быстрее разрастается…

…распускается.

А потом ещё одна. И ещё.

Туман расступается под мягким светом цветов — он отблесками играет в Сашиных глазах и на еловых лапах вокруг. Яр замирает, едва дыша от восторга; сам не замечает, как цепляется за Сашину руку. Тот ласково сжимает его пальцы.

— Сейчас же не… — выдыхает Яр еле слышно. — Как?

— Особая ночь, — улыбается Саша — длинноватые клыки показывая. — Твоя. Тебе. Смотри, туман растаял…

Яр прижимается к его плечу, глядя на догорающие цветы, и чувствует, как губы касаются его виска.

— С днём рождения, Человек, — выдыхает Саша ему на ухо.

Яр не может не улыбнуться в ответ.

Комментарий к Никто

По мотивам волшебного арта Theo: https://vk.com/wall-187309038_707

========== Засуха ==========

— Саш, — выдыхает Яр со смесью обиды и расстройства, обречённо показав на себя и снова бессильно уронив руки.

Саша сохраняет самый сочувствующий и обеспокоенный вид — только вот по листве смешок проносится, и Яр негодующе фырчит, глядя исподлобья.

Он мокрый с головы до ног, будто в реку упал; отросшие чёрные волосы свисают сосульками, рубаха к телу липнет. Он от холода дрожать начинает, и Саша сочувственно тянет к нему руки. Яр, насупленный, обнимает себя за плечи и хмурится:

— Не… не смейся, а?

Яру немного плакать хочется — или бросить всё, или утопиться; последнее ощущается выполнимым, как никогда. Чёртова магия кажется издевательством.

«Колдун». «Вода слушается». Как же.

Яр попытки искать подземные источники оставил — всё равно не получалось совсем; сашина уверенность, что «вода отзовётся», так и не оправдалась. Саша его обнял ободряюще, чмокнул в макушку и предложил попробовать с дождём.

Яр согласился, наивно веря, что раз удалось тогда, в деревне, может получиться и сейчас.

Получилось. Не поспоришь.

Дождь — вернее, одно-единственное облачко — вызвать у него после долгих попыток, действительно, вышло. Яр бы обрадовался, только вот в воздухе оно продержалось не больше минуты — а потом вниз плюхнулось, ровнёхонько на него.

Холодно. Ещё и Саша посмеивается — Яру на миг кажется, что он снова в деревне среди задирающих его детей, радующихся неудаче ненавистного колдуна.

Яр правда старается не думать так про Сашу — но не получается, не получается, не получается. Получается только смотреть жалобно-хмуро, надеясь, что он почувствует, перестанет; скажет, что Яр молодец и его любят всё равно, что неудача — это ничего, пустое; что всё, в конце концов, сложится и хорошо будет.

Саша делает шаг к нему, приглашающе раскрывая руки; волчье ухо вопросительно дёргается и прижимается виновато к голове, когда он замечает, что Яр на грани слёз.

Яр молча утыкается в его плечо. От холодной воды колотит всем телом.

Нашёлся тоже колдун. Даже рубаху не может заставить высохнуть.

У Саши руки переплавляются в лапы мохнатые; Яру сейчас даже не интересно, какого именно зверя. Слишком грустно и холодно.