— По-моему, я снова напортачил, — шепелявя, задумчиво говорит кто-то.

Яр приоткрывает один глаз.

Саша стоит перед ним, ощупывая заполнившие человеческий рот волчьи клыки. Яр сглатывает.

— Да, точно, — кивает Саша сам себе. — Ну не умею я в человека!.. Сейчас.

Клыки меняются на человеческие зубы. Саша проводит по ним языком, проверяя.

Яру становится жарко.

— Нормально? — Саша скалится, показывая ровный ряд человеческих зубов с совсем немного длинноватыми клыками.

Яр кивает.

— Тебе придётся меня учить, — хмыкает Саша. — Но я… смог бы привыкнуть, наверное. К этому виду. Если ты хочешь.

Яр кивает снова.

И шагает к нему.

========== Огонь ==========

Саша на его коленях лежит головой и довольно жмурится, подставляясь под перебирающие его волосы пальцы. Яр натыкается на что-то твёрдое и, отведя в сторону одну из тёмных прядей, слегка щёлкает по длинной ежиной игле, торчащей из человеческой головы:

— Ты опять.

— Зануда, — радостно фыркает Саша.

Игла под пальцами Яра рассыпается мягкой прядью волос. Яр улыбается восхищённо — всё ещё не привык к тому, с какой скоростью Саша меняет облик. Тот, красуясь, вытягивает руку, выпуская из кончиков человеческих пальцев когти — Яр не уверен, какого зверя, но определённо острые и опасные, — и негромко урчит, перебирая ими в воздухе. Притирается ухом к впалому животу, запрокидывая голову ещё сильнее и снизу вверх заглядывая в яровы глаза; улыбается-скалится, показывая клыки и ямочки на щеках, и, убрав когти, мажет мягкими подушечками пальцев по его шее. Яр прочёсывает его волосы пальцами, как гребнем. Саша прикрывает глаза и издаёт похожий на хриплое мурлыканье звук.

И — настораживается вдруг, приподнявшись и по-звериному навострив уши; подбирается весь, будто к чему-то прислушиваясь, и беспокойно вертит головой, раздувая ноздри. Улыбка окончательно превращается в оскал.

— Что… — неуверенно начинает Яр, но Саша головой мотает, вскинув руку предупреждающим жестом.

Дёргает плечами — и вдруг тихо болезненно шипит, съёживаясь. Головой мотает, пытается подняться — и, пошатнувшись, за ярову руку цепляется; оглядывается почти затравленно, будто в ожидании какой-то опасности.

— Что случилось? — пробует Яр второй раз.

— Огонь, — почти шёпотом говорит Саша. Яр, кажется, слышит в его голосе страх — впервые за всё время.

Яр вздрагивает — человеческая ладонь в его руке на миг становится переплетением веточек, как в тот, первый раз; сквозь человеческие встрёпанные волосы лезут волчьи уши рядом с оленьими рогами и зелёные глаза на миг полыхают звериным жёлтым — будто облик рассыпается частями, будто он удержать его не может, слишком занятый другим.

Болью.

Страхом.

Саша вскрикивает негромко — и, зажмурившись, к Яру жмётся вдруг всем телом, будто пытаясь спрятаться. Проговаривает очень тихо и ровно, будто не давая себе сорваться на вопль:

— Край леса горит. Я… я горю, — и втягивает воздух сквозь зубы, сжимаясь в комок и болезненно жмурясь. Яр обхватывает его за плечи, будто пытаясь защитить. — Я сейчас туда… мне надо туда, а ты жди здесь. Если надо будет бежать, я… ты поймёшь.

Он выдыхает через силу, больно вжавшись лбом в живот и издав похожий на рыдание звук, и — исчезает, рассыпавшись и ветерком ускользнув сквозь пальцы. Яр растерянно оглядывается.

Ветерок ласково гладит его по лицу, ерошит волосы — и исчезает. Яр обнимает себя руками и зажмуривается, уговаривая себя, что нужно просто подождать. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет…

У Саши лицо слишком искажено было болью, чтобы поверить в это. Яр, не выдержав, встаёт, начиная метаться по полянке.

Собственное бессилие осознаётся сейчас слишком ярко. Где он, человек, — и где огромный лес со своими тайнами и бедами. Зачем вообще лесу понадобилась такая песчинка, как он?..

Он не знает, сколько времени проходит вот так — кажется, что вечность. Лес сейчас, ставший таким привычным и почти родным, шумит тревожно и кажется темнее обычного. Ветер периодически доносит запах гари — или это только чудится?

Когда тревога достигает пика, ветер приносит усталое «я приду скоро, всё хорошо». Яр вертит головой в надежде увидеть знакомый силуэт — но тени остаются тенями ещё одну небольшую вечность.

А потом — совсем с другой стороны — из-под ёлок выходит на заплетающихся лапах волк и почти падает рядом с кинувшимся к нему Яром. Дёргается, переплавляясь в человека — сейчас это происходит совсем не так легко, как всегда было — и роняет уже человеческую голову Яру на колени. Тот, пытаясь улыбнуться, легонько тянет его за оставшееся звериным мягкое ухо:

— Так и не научился.

Саша дёргает уголком губ — и ухом — и разворачивается набок, прижимаясь поближе. Вздрагивает крупно. Негромко рычит.

— Оно… догорает. — И, чуть ли не всхлипом: — Больно. Там отец ещё… Меня прогнал, я мало что могу — больно и… страшно. Но ты не бойся, — он улыбается бледно, — под контролем всё, сюда не дойдёт. Не…ненавижу огонь.

Яр притягивает его к себе, прижимая отчаянно, будто частью своих сил поделиться пытаясь. Саша жмурится и по-звериному совсем скулит. Яр вздрагивает от концентрации боли и страха в этом звуке и склоняется над ним, загораживая собой.

— Я могу хоть что-нибудь… — шепчет еле слышно.

— Просто… будь тут, — Саша с явным трудом втягивает воздух. — Когда ты… почему-то легче. Так что… будь тут. — Задыхается вдруг, едва не плача от боли; жмурится: — Дуб… дуб упал. Там огонь… так много!..

Яр испуганно касается его лба — горячий, будто этот пожар его изнутри жжёт, — и обнимает крепче. Будто отозвавшись, рядом вдруг пробивается родник; Яр, зачерпнув холодной воды, проводит по сашиному лбу, стараясь не задумываться, что вряд ли это поможет.

Почему-то помогает — Саша расслабляется немного. Яр слишком испуган, чтобы задуматься, откуда могла взяться вода, если тот, кто всегда обеспечивал подобные вещи, мечется в полубреду на его коленях. Яр осторожно гладит его по лицу. Наблюдать жутковато — вполне человеческий изначально облик меняется калейдоскопом; Яр почти уверен, что в какой-то момент начавшая расти волчья морда сменилась чем-то, похожим на рысь, а та уступила место заострённому птичьему клюву. Волосы, в которых Яр держал руку, становятся на момент еловыми иглами — а потом он едва успевает отдёрнуть пальцы, чтобы на ежиные не напороться.

Только волчье ухо упрямо остаётся таковым; в него Яр и шепчет бесконечное «держись-держись-держись-держись-всё-закончится», упрямо обнимая Сашу поперёк спины (показалось, или под руками на пару секунд было дерево?).

Саша вдруг дёргается, больно царапнув его по спине чем-то, подозрительно похожим на медвежью лапу, и выгибается дугой. Яр снова за водой тянется, решив, что это, наверное, ещё какое-то старое дерево умерло, причинив боль — а потом замирает испуганным зверьком, ощутив чьё-то тяжёлое присутствие. Будто резко стемнело. Привычный запах леса сменяется чем-то влажным, давящим, навевая мысли о совсем глухой чаще.

Сейчас Яр понимает, что сашин взгляд, так испугавший его в начале знакомства, на самом деле ощущался вполне безобидно.

Тяжёлое и давящее приближается. Яр, зажмурившись до слёз, обнимает Сашу крепче, почти закрывая его собой.

Тяжёлое и давящее… хмыкает, будто сильным ветром всколыхнув еловые лапы. Саша вдруг к нему тянется. Ветерком по веткам проходится «я в порядке» — знакомым ветерком, родным почти.

Тяжёлое и давящее замирает рядом ещё на несколько секунд… и отступает. Яр снова вспоминает, как дышать.

— Мой отец, — шепчет Саша еле слышно и очень неразборчиво. — Сказал — всё. Сказал — чуть-чуть дотлеет и закончится. Всё закончится. Уже… уже почти не больно. — И, обречённым выдохом: — Ненавижу огонь.

Его лоб уже не так горит и плечи под руками Яра постепенно расслабляются. Липкий ужас понемногу отступает, сменяясь недоверчивой надеждой.

Неужели всё?

Саша перекатывается на спину, заглядывает в глаза устало: