— И сегодня бормотание? — спрашивает Саша.

Яр кивает устало.

— Ты не слышал, да? Оно было, как раз вот вечером, когда спать… раздражает так, ужасно. Ой, и сейчас вот!.. Неужели не слышишь? — он зевает невольно. — Господи, как я устал…

Сашины руки чуть напрягаются на его плечах.

— Яр, — говорит он чуть слышно, — отпустишь на минуту?

— Зачем? — сонно расстраивается Яр. — Я засыпаю совсем, я не хочу без тебя…

Саша вдруг дёргает его вверх, заставив сесть. Яр ворчит неразборчиво и роняет голову ему на грудь. Саша его вдруг встряхивает легонько:

— Открой глаза. И держи их открытыми, понял? Не засыпай только. Дай мне две минуты, слышишь? Сиди, смотри и не засыпай. Главное — не засыпай.

— Что… — Яр ёжится, с трудом разлепляя веки. Вздрагивает, увидев то, что бережно держит его за плечи. — Саш, — шепчет, будто за имя цепляясь и самому себе напоминая, — что случилось?

Тот-кто-стоит-перед-ним, кивнув, его отпускает — и вдруг, вытянув руку, касается обоев над кроватью. Яр непонимающе оглядывается и сглатывает испуганно — бумага на глазах стареет, расползаясь, а под ней…

— Сиди на месте, — почти приказывает Саша, угадав его желание отскочить как можно дальше.

Под обоями вздувается пузырь — и прорывается не то мелкими букашками, не то капельками темноты, норовящими разбежаться в разные стороны. Их много, как в ночном кошмаре; они никак не заканчиваются, и копошатся, и пытаются спрятаться, забиться во все доступные щели.

Яра начинает мутить.

Саша им броситься в рассыпную не даёт — рыкнув, собирает в один ком, будто лепит снежок.

Здоровенный такой, чёрный и пытающийся развалиться на составляющие.

Саша оглядывается — Яру, по крайней мере, так кажется; Яр всё ещё не до конца понял, где глаза у того, кто рядом с ним стоит.

Веки ужасно тяжёлые. Глаза закрыть хочется хоть на минуточку.

То, что служит Саше рукой, вдруг касается волос Яра — тот наблюдает, замерев, и вздрагивает от привычного прикосновения тёплых пальцев. Из-за контраста этого ощущения и того, что видят глаза, и без того взбудораженное сознание сходит с ума; хочется зажмуриться, убирая диссонанс, но Саша сказал смотреть, значит…

Яра передёргивает, когда он понимает, что один кусочек тьмы Саша вытащил из его волос. Спать сразу хочется меньше.

Саша присоединяет последнюю «букашку» к тем, которые уже у него в руках, и те переплавляются во что-то цельное — что-то, вселяющее ледяной ужас просто от взгляда на это, что-то, слишком хорошо приковывающее внимание, бормочущее гипнотически, заставляющее комок подкатывать к горлу. У Яра не получается отвести глаза.

На веки ложится тёплая ладонь.

— Вот теперь зажмурься, — тихо говорит Саша. — Теперь можно.

Яр послушно жмурится. Ладонь пропадает.

Яр язык прикусывает, чтобы не пискнуть испуганное «Саш, ты где?» — тот, впрочем, подаёт голос сам:

— Это… те твои образы, мешанина и кошмары. И холод. Они обычно вместе с Той, Кто Прячется Под Кроватью… но к тебе ходят только они. Может, Та просто сбежала, когда я появился… вот наглые, даже меня не побоялись. У тебя, наверное, очень вкусный страх, раз они так пожадничали.

— Совсем не соседский телевизор, — хмыкает Яр нервно.

Саша тихо смеётся. Яр слышит, как открывается окно; в комнате на миг становится холодно, потом рама снова хлопает.

— Они больше не придут, — обещает Саша устало. — Обычные кошмары, твои собственные, могут быть, но такие… больше нет. Их больше нет.

Яр вздрагивает всем телом, вспомнив «букашек», шмыгает носом и тянет вслепую руки:

— Саш?

«Мне засыпать теперь ещё страшнее, будь рядом будь рядом будь рядом».

«А вдруг они не все, вдруг ты упустил что-то».

«Вдруг я умер бы так, я ведь мог умереть вот так, от страха, от холода, согрей, Саша, Сашенька…»

Тот мягко давит ему на грудь, заставляя лечь, и сам рядом опускается. Яр прижимается — и растерянно гладит его чуть дрожащие плечи.

— Они мелкие, но сильные, — объясняет Саша, не дожидаясь вопроса. — Даже меня… проняло вот немного.

Яр осторожно ведёт ладонями выше, на лицо; дрожащими пальцами, как слепец, отслеживает линию нервно сжатых губ, по переносице скользит к нахмуренным бровям с залёгшей между ними глубокой складкой.

Гладит невесомо его лоб — Саша чуть заметно подаётся к его руке.

Яр, подтянувшись, прижимается губами к его губам.

Саша замирает, будто боясь ему ответить. Яр ласково гладит его висок и щёку; Саша отстраняется вдруг:

— Ты… уверен? Ты ведь видел меня только что, я… и испугался. Ты всё-таки меня испугался, я же…

Яр вздыхает устало:

— Я тебя потерять боюсь сильнее, чем когда-либо мог бояться тебя, ну как ты не понимаешь? — он прижимается лбом к его лбу. Просит тихо: — Пожалуйста, Саш, мне так нужно… ты рядом. Я просто…

Саша не даёт ему договорить и, подавшись вперёд, целует вдруг сам — Яр отвечает, жмурясь и вцепившись в его плечи.

Привкус слёз не мешает чувствовать себя ж-и-в-ы-м-и.

========== Самайн ==========

— Яр.

— Ммм? — тот недовольно урчит и утыкается в сашино плечо, пытаясь спрятаться от бьющего в глаза света.

— Завтра Самайн.

— Круто, — Яр обнимает его крепче и вслепую тычется носом в шею. — Твой профессиональный праздник…

Его легонько щёлкают по лбу и привычно накрывают ладонью глаза. Яр урчит возмущённо:

— Я и не собирался открывать.

— Я тебя всё-таки заставлю надевать маску для сна, — ворчит Саша. — Ты собирался подглядывать.

— Я не могу в маске спать, — Яр хмурится. — Она давит. И вообще, когда ты так делаешь, это почти романтично. Спасаешь меня… собственноручно, — он хихикает, прижимаясь губами к его запястью.

Саша издаёт неодобрительный звук — Яр тянется к его лицу и довольно фыркает, обнаружив улыбку. Яр за проведённое с ним время наловчился определять эмоции на слух и на ощупь — неудивительно, когда зрение выдаёт слишком непостижимую картинку.

Яра это почти уже не раздражает. Почти уже не хочется машинально открыть глаза или к собеседнику повернуться — он привык к необходимым мерам на удивление быстро.

К самому сашиному виду привыкнуть пока не выходит никак, но Яр старается — и, действительно, нередко подглядывает, пытаясь приучить сознание не входить в сводящий с ума диссонанс со зрением.

Саша это замечает, конечно. И ворчит.

Яр и ворчание его тоже любит. И утра эти ленивые любит, когда можно лежать с закрытыми глазами, в объятиях греться и пальцами невесомо отслеживать черты лица и линии гордой шеи.

С-а-ш-у любит. Вот и всё.

А Саша всё никак не поверит, кажется. Дурак.

Яр снова целует его запястье и льнёт ближе, подставляясь под руку. Саша рассеянно гладит его по спине.

— Самайн, ага, — возвращается к теме Яр. — Я знаю правила, Саш. На улицу не высовываться, шторы задёрнуть, окна не открывать. Ещё зеркала завесить, но их у нас и так нет. Ну выживал ведь я как-то до тебя? Не переживай, я не совсем дебил.

— Именно что до меня.

Яр хмурится — у Саши в голосе напряжение, страх почти.

— Я ушёл бы вообще на эту ночь, — бормочет тот, — но…

— Нет! — Яр в него вцепляется. — Я тебя не отпущу, ты никуда не…

— Я никуда не, — Саша успокаивающе касается губами его лба. — Просто потому, что я вряд ли смогу вернуться, а без меня они доберутся до тебя при первом же выходе на улицу.

Яр невольно вздрагивает. Утро перестаёт быть ленивым и расслабленным.

— Не сможешь… вернуться, — медленно повторяет он. — Саш? Не говори мне, что… каждый раз, когда ты думал уйти, ты собирался идти на смерть.

Саша бормочет что-то о том, что всё на самом деле не так, он бы справился, просто в Самайн все сильнее и злее, а они там и так на него злы, так что…

Яр стискивает руки на его рёбрах.

— Никуда не отпущу, — бормочет куда-то в ключицы.

Саша гладит его бережно-виновато.

— Не уйду, — шепчет. — Но… Яр?

Тот урчит вопросительно.