В доказательство испанцы устроили импровизированный парад: палили пушки, маршировала сверкающая латами пехота, исполнили несколько устрашающих маневров кавалеристы. Венчало представление торжественное богослужение. Все происходящее старательно зарисовывали для доклада императору сопровождавшие наместника художники. В завершение стороны обменялись подарками. К предназначенному для таинственного Монтесумы золоченому шлему[63] Кортес присовокупил просьбу о личной встрече с императором. Наместник отвечал настойчивому гостю очень уклончиво, но обещал отправить гонцов в столицу как можно скорее.
Ответ и правда не заставил себя ждать – через неделю шлем вернулся к Кортесу, до краев наполненный золотыми самородками. Еще гонцы передали пожалованные европейцам огромные, «размером с тележье колесо» диски из золота и серебра, олицетворявшие Солнце и Луну, множество золотых статуй животных, ювелирные украшения и другие драгоценности. В аудиенции, однако, Кортесу было категорически отказано.
Повторное прошение не изменило решения Монтесумы. Да, скороходы вновь доставили из столицы подарки гостям – на сей раз не особенно щедрые, – но испанцы начали подмечать изменения в отношении к ним наместника и его людей. Кризис назревал и в лагере конкистадоров: провиант заканчивался, а болезни и жаркий климат унесли за прошедшие недели вдесятеро больше жизней, чем индейские стрелы. Сторонники губернатора Веласкеса считали миссию выполненной и требовали немедленного возвращения на Кубу…
Однако Кортес упорствовал. Стоя буквально на пороге баснословно богатой – а корабельные рундуки были полны доказательствами этого – страны, он не собирался довольствоваться малой долей здешних сокровищ. Эстремадурец твердо верил в свою звезду и ждал шанса изменить ситуацию в свою пользу. Искомая возможность ждала его за воротами блистательной Семпоалы, столицы одного из недовольных владычеством Монтесумы племен тотонаков.
Тотонаки с переменным успехом сопротивлялись ацтекской экспансии на протяжении последнего столетия и лишь незадолго до прибытия европейцев окончательно признали главенство Теночтитлана. Жестокость, какой сопровождалось покорение, и непомерная дань – в том числе и предназначенными для заклания молодыми людьми – постоянно побуждали тотонаков к сопротивлению.
Когда разведывательный отряд во главе с самим Кортесом вошел в Семпоалу, город произвел на испанцев неизгладимое впечатление: «Величина его сильно нас поразила, – писал участник экспедиции, – ибо ничего подобного мы еще не видели в этих странах. Весь город был точно волшебный сад, и улицы полны жителей обоего пола[64]. Возблагодарили мы Бога, что дал нам открыть эти земли».
Альянс против ацтеков, заключенный Кортесом с тотонаками, предоставил ему не только законные основания продолжить кампанию вопреки договоренностям с Веласкесом, но и реальную возможность сделать это. Новые союзники с большим энтузиазмом помогли испанцам отстроить первый на континенте порт Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус, который Кортес намеревался использовать как тыловую базу для обеспечения своей армии.
26 июля 1519 года Кортес и поспешно избранные члены городского совета Вера-Крус направили в Испанию прошение ни в коем случае не вверять открытые экспедицией Кортеса земли алчному и бесчестному губернатору Кубы, а позволить жителям новоиспеченной колонии самим улаживать свои дела. Тем же кораблем Кортес передал в качестве «подарка» суверену львиную долю добытых за время похода сокровищ. Этот ход вызвал недовольство соратников, но зато в глазах молодого короля придал кандидатуре Кортеса немалый политический вес – причем, что немаловажно, сразу в золоте…
На закате того же дня Кортес велел казнить наиболее ярых сторонников Веласкеса и, подобно Вильгельму Завоевателю, затопить все остававшиеся у испанцев суда. Парадоксальным образом столь непопулярные решения не только не привели к бунту, но, напротив, лишили даже самых непримиримых оппонентов Кортеса повода к неповиновению – не осталось ни сокровищ, которые можно было бы разделить, ни кораблей, чтобы покинуть «обезумевшего» вождя. У людей Кортеса, как и у него самого, оставался только один путь – вперед, к победе или смерти. 16 августа 1519 года маленькая армия конкистадоров двинулась из Семпоалы на Теночтитлан.
Маршрут пролегал через земли города-государства Тлашкала, еще одного в прошлом соперника, а ныне де-факто данника[65] ацтеков. Сопровождавшие конкистадоров семпоальцы всячески предостерегали тех вступать в горные владения известных своей свирепостью тлашкальцев, но Кортес был непреклонен – для воплощения своих планов он нуждался в союзниках, а где их искать, как не среди врагов твоего врага? Особенно если те славятся как умелые воины…
В том, что репутация тлашкальцев заслуженная, испанцы вскоре убедились на собственном опыте. Посланные вперед парламентеры не вернулись, а каждый шаг по чужой территории войску Кортеса приходилось оплачивать кровью. В одной из бесконечных мелких стычек испанцы, к своему смятению, лишились сразу двух лошадей, и лишь бившая прямой наводкой артиллерия принудила индейцев отступить. Впрочем, отошли они недалеко – оставшуюся до ночного привала часть пути конкистадоров сопровождали летевшие из-за деревьев проклятия и угрозы.
Наутро местный военачальник Шикотенкатль дал коалиционным силам генеральное сражение. Индейцы были прекрасно оснащены, соблюдали боевые порядки и «великолепно маневрировали». К тому же тлашкальцы заняли позицию на взгорье, откуда осыпали наступающих конкистадоров стрелами и камнями. Кортес бросил вперед испанскую пехоту с приказом оттеснить врага на более ровную местность, где можно будет использовать пушки и конницу. «Изрядно мы бились, так как никогда еще не были столь близки к гибели, – вспоминал один из участников сражения. – Неприятель показал себя храбрецом. Потеряв одних военачальников не менее восьми, он в полном порядке отступил».
На ночлег Кортес расквартировал свои силы в местной храмовой пирамиде, «точно в крепости». Суеверные испанцы даже не сочли дурным знаком свидетельства человеческих жертвоприношений, регулярно проводившихся в том храме. Впрочем, не испанцам было упрекать других в дикости. Непосредственный участник тех событий хронист Берналь Диас дель Кастильо безо всякого стеснения пишет, что «за неимением масла [испанцы] обмыли раны и смазали их людским салом, вытопленным из убитых индейцев».
Нашлось применение и тлашкальцам, захваченным живьем. От пленных Кортес услышал обнадеживающие вести. Выяснилось, что из четырех правителей этой провинции трое – Тлауэшолицин, Машишкацин, Ситлальпопока и даже Шикотенкатль-отец – высказались за нейтралитет по отношению к пришельцам. Следствием такой их сдержанности стали покинутые ими крепости на границе. А вот Шикотенкатль-сын осторожной позиции старшего поколения не разделял и по собственной инициативе встретил конкистадоров с оружием в руках.
Раскол в стане врага открывал Кортесу возможности для дипломатических маневров. По его приказу пленных тотчас освободили и на следующий день отправили обратно с заверениями в дружбе и предложением мира. Ответ Шикотенкатля-сына не заставил себя ждать: «Мы помиримся, но лишь тогда, когда насытимся их плотью и почтим богов кровью их сердец».
Кортес счел это хорошим знаком – ведь, несмотря на отказ, противник вступил в переговоры! А вот рядовые солдаты оптимизма своего командира не разделяли: «Не ожидали мы таких порядков, – писал Берналь Диас, – а посему, будучи людьми и помня близость смерти, мы исповедались и причастились. Всю ночь, почитай, никто не спал»[66].
Однако следующая же крупная битва доказала прозорливость Кортеса. Пререкания Шикотенкатля и другого военачальника мешали индейцам сполна использовать колоссальное численное преимущество. Вместо этого тлашкальцы бестолково шли в заведомо проигрышную лобовую атаку: «Маневрировать они не могли, и многие отряды так и не введены были в бой, а с другой стороны каждый наш выстрел бил без промаха».