Однако понадобилось несколько месяцев настойчивых просьб, чтобы она получила «табурет» герцогини, удовлетворив часть своих амбиций. Наконец-то нашлась земля, на которую можно было «усадить» титул, – герцогство Шатору; граф де Клермон уступил его королю, чтобы расквитаться с частью своих долгов.
Герцогство Шатору некогда принадлежало Великому Конде (Le Grand Condé) и было обширным поместьем, приносившим восемьдесят пять тысяч ливров ренты. В октябре 1743 года Мари-Анн получила документы на владение им, однако только пожизненно.
22 октября 1743 года в самом узком кругу, в кабинете короля, состоялось представление новоиспеченной герцогини де Шатору. В ответ на ее приветствие королева лишь сказала:
– Мадам, поздравляю вас с милостью, оказанной вам королем.
Жалованная грамота на владение герцогством Шатору была подписана только четыре месяца спустя, в ней говорилось, что сим владением вознаграждаются «все несравненные добродетели и качества ума и сердца, принесшие герцогине всеобщие почет и уважение».
Такая забавно лестная оценка не преминула вызвать иронические толки. Однако Мари-Анн не было до них дела, поскольку ее стремления были удовлетворены.
Чтобы показать свою власть, она заставила короля назначить своего дядю Ришелье первым обер-камергером двора. Однако Ришелье предпочел бы портфель министра.
Маршал де Ноайль был намечен в главнокомандующие армией; Мари-Анн побуждала своего царственного любовника лично участвовать в кампании, желая его сопровождать. Извещенный об этом, маршал де Ноайль прислал чрезвычайно умно составленное письмо-отказ. Чтобы умилостивить маршала, Мари-Анн добивалась у короля назначения де Ноайля командующим фландрской армией вопреки мнению основных министров, которые не любили маршала и вменяли ему в вину поражение под Деттингеном.
К этому успеху Мари-Анн присовокупила еще один: она добилась своего назначения обер-гофмейстериной будущей супруги наследника, испанской инфанты, которая должна была выйти замуж за единственного сына короля. Эту должность, которую исполняла лишь госпожа де Монтеспан, впоследствии единожды в истории получила принцесса де Ламбаль.
Чтобы создать себе окружение, герцогиня де Шатору пристроила всех своих друзей; герцогиня де Лораге стала статс-дамой в компании племянниц Ришелье.
К этому успеху при дворе прибавилась роль в политике: Фридрих II написал фаворитке письмо с просьбой добиться согласия Франции на возобновление военного союза, и Людовик XV, вероятно, чтобы понравиться Мари-Анн, согласился подписать договор.
Однако новый поворот войны вынуждал короля выехать к армии. Людовик XV это понимал, но решил не брать с собой любовницу.
Король остановился в Лилле и участвовал в осаде Менена, во время которой проявил смелость и отвагу, достойные восхищения.
Мари-Анн хотелось воспользоваться успехами любовника, тем более что теперь, когда он ее покинул, она обнаружила в себе чувство к нему.
Она весьма ловко воспользовалась случаем присоединиться к королю: в Версаль приехала герцогиня Моденская, чтобы поприветствовать Марию Лещинскую, и не хотела покинуть Францию, не нанеся визит и королю. Герцогиня де Шатору попросила позволения сопровождать ее в качестве фрейлины. Она вырвала разрешение на это у королевы, которая была не в силах выносить присутствия Мари-Анн рядом с собой.
6 июня 1744 года дорожная карета, запряженная четверкой лошадей, доставила в Лилль герцогиню Моденскую и герцогиню де Шатору.
Людовик XV с радостью встретил свою любовницу и поместил ее во дворце малого правительства, по соседству с тем, в котором жил сам.
Присутствие любовницы короля возмутило жителей Лилля. Однако король вырвался из объятий Мари-Анн и направился руководить осадой Ипра. Десять дней спустя, 25 июня, город капитулировал. Мари-Анн ликовала; король встретился с ней в Дюнкерке, но не мог оставаться там долго и уехал.
Действительно, принц Карл, деверь Марии-Терезии, во главе шестидесятитысячной армии форсировал Рейн возле Филипсбурга. Австрийская армия осадила Фальсбур в Лотарингии, и Людовик XV решил отойти к Эльзасу.
Он забрал сорок восемь тысяч человек из фландрской армии и послал на помощь осажденному Фальсбуру. Герцогиня де Шатору отказалась покинуть своего любовника, и тому пришлось везти ее в своем обозе. В Реймсе госпожа де Шатору заболела, но вскоре выздоровела; король отложил свой отъезд, чтобы не расставаться с ней; наконец оба прибыли в Мец.
Из Фальсбура принц Карл пошел на Саверн и захватил его; маршал де Ноайль готовился к штурму, намереваясь после разгрома противника отправиться во Фрайбург-в-Брайсгау.
В Меце король расположился во дворце губернатора Трех епископств[6]; герцогиню де Шатору поместили неподалеку в доме первого председателя парламента, а между двумя зданиями построили деревянную галерею.
Жители Меца не скрывали, насколько они возмущены поведением короля, выставляющего напоказ свою связь.
Перед началом кампании король отправился осмотреть городские укрепления Меца в сильную жару. Вечером 8 августа он поужинал в прекрасном расположении духа, за его здоровье выпили не один бокал. Затем он пошел к любовнице.
Однако утром 9 августа он проснулся с температурой и совсем разбитый. Ему пришлось остаться в постели, и он не смог присутствовать на службе в соборе и слушать молебен в честь успехов принца де Конти, перешедшего через Альпы и разбившего лагерь перед Кони.
Врачи, призванные к постели короля, говорили об обычном несварении желудка и прописали кровопускания и промывания. Увы! Эти детские средства не принесли больному ни малейшего облегчения.
Ввиду состояния короля маршал де Ноайль приостановил все военные действия. Жар у Людовика XV усилился; к тому же король страдал от не проходившего запора. Однако в протокол не было внесено никаких изменений, и вся свита продолжала присутствовать на мессе в спальне суверена.
Герцогиня де Шатору часто приходила в королевскую спальню, но не оставалась там долго, потому что Людовик XV мучился от сильной мигрени, ему был в тягость любой разговор.
Ла Пейрони, лечивший короля, не выказывал беспокойства и утешал герцогиню де Шатору, однако недолго, ибо на четвертый день болезни врач из Меца, доктор Кастера, призванный на консилиум, заявил, что за жизнь Людовика XV ручаться уже нельзя.
Тогда герцогиня де Шатору по своей инициативе отправилась к духовнику короля, иезуиту Перюссо, чтобы узнать, потребует ли исповедь Людовика XV ее отъезда от двора, и добавила, что ее высылка будет бесчестьем, которое падет и на ее любовника.
Отец Перюссо воздержался от категоричного ответа, считая, что эта проблема не в его компетенции. Уже в среду 12 августа епископ Суассонский, монсеньор де Фиц-Джеймс, прибыл к постели больного и сообщил ему, что ввиду серьезности его положения необходимо исповедаться.
Тогда Людовик XV позвал к себе Мари-Анн, поцеловал ей руку и печально сказал:
– Я думаю, нам нужно расстаться, – вздохнув при этом: – Я умираю.
Герцогиня и ее сестра отправились в прихожую, где толпились знатные царедворцы и принцы крови. Открылась дверь королевской спальни, появился епископ Суассонский и сухо объявил:
– Сударыни, король повелевает вам немедленно его покинуть.
Герцогиня де Шатору с сестрой укрылись в своем особняке. Более ничто не препятствовало исповеди короля, который заявил старшим придворным:
– Можете приступать; препятствий больше нет.
Однако епископ Суассонский на этом не остановился; по окончании исповеди он потребовал, чтобы, прежде чем причаститься, король прогнал «сожительницу» из Меца.
Это решение сообщили герцогине де Шатору, которая, чтобы не быть узнанной населением, втиснулась вместе с сестрой и несколькими верными ей дамами в наемную карету.
Экипаж галопом выехал из Меца и остановился в нескольких лье у не слишком уютного замка, принадлежавшего первому председателю парламента Меца. Герцогиня де Шатору провела там ночь, плача от бешенства.
