- У Томаса чистое сердце и помыслы. Он, конечно, скромник у нас, но его влияние на приход Святого Антония был колоссальным. Ватикан это заметил и оценил по достоинству. В наше время нужны люди, которые могут помочь страждущим. Накормить их, как духовно, так и физически – протянув руку помощи.

Склонив голову на бок, Маркус передал через пару секунд графин с водой Луису, который внимательно слушал взрослых. Не встречаясь взглядом с Ортега, Кин продолжал общение с Оливией. Потому что… Он был экзорцистом до мозга костей.

- Вам наверное не просто жить одной. Поднимать ребенка на ноги. Но Вы хорошо справляетесь, даже отлично.

- Да, это не просто, но мы не жалуемся. Конечно, когда Томас был рядом было проще, но я рада, если ему нравится его дело. Хотя вся эта секретность и отсутствие звонков…

- Может хватить говорить обо мне так, словно я не сижу за этим же столом? - Томас кашлянул, недовольно нахмурившись.

Между братом и сестрой что-то промелькнуло, что явно показывало их родственную связь и пусть небольшую, но ощутимую разницу в возрасте и ее личное восприятие. Оливия была старшей и некая опека до сих пор не исчезла в ней по отношению к Томасу.

- О, прости, Томасито. Но ты для меня всегда останешься младшим братиком, - она лукаво прищурила глаза и засмеялась, видя негодование на лице мужчины.

- Оливия!

Священнику стало неловко перед Кином и вместе с тем смешно. Подхватив несколько треугольных начос он кинул в сестру, как они делали когда-то в детстве, за что незамедлительно получили строгие взгляды от родителей.

- Эй, эй! Не разбрасывайся едой! - женщина рассмеялась, снимая с волос кукурузные чипсы.

Луис заулыбался, переводя глаза на Ортега.

- Дядя Томас, а ты надолго приехал?

- А… - взгляд молодого экзорциста перешел на Маркуса, - Еще не знаю, приятель, может на пару дней.

- И чем планируете заниматься это время? – заинтересовалась Оливия, складывая полуманные треугольники на край тарелки.

- Просто перерыв между поездками, - Томас улыбнулся и опустил взгляд в тарелку, принимаясь за еду.

Помогая отнести тарелки на кухню после ужина, Маркус хранил молчание. Семья Ортега была… Яркая. Она полыхала эмоциями. И сидя за столом, наблюдая за общением Томаса с сестрой, за смехом Луиса, за этими шутками, за тем, как они стали дурачиться и бросаться едой, Кин ощутил стойкую разницу между тем, что было здесь и тем, что было у него. По факту у него не было ничего из подобного в прошлом. Впрочем, разница уже не ошеломляла. Наоборот приходило спокойное понимание того, что он просто оказался лишен семейного тепла.

Маркус ощущал внутреннюю пустоту. Нет, это не убивало. Частично ранило, но не слишком; вызывало тоску. Быть зрителем со стороны он давно привык. Но в то же время Кин был рад за Томаса. Теплое приятное ощущение разливалось где-то внутри и ухнуло, прокатившись по всему телу.

- Значит, Томасито?

Хмыкая, ставя тарелки в раковину, Маркус поднял голову и посмотрел на притихшего напарника.

- Ой, брось, тебе даже идет. Томасито.

Посмеиваясь, Кин перевел взгляд в сторону двери, когда Оливия прокричала, что идет укладывать Луиса спать. Сам мальчик жутко протестовал, просясь посидеть ещё с дядей, но сестра Томаса была непреклонна.

Они с Ортега остались на кухне вдвоем.

- У тебя прекрасная семья, Томас.

Опираясь поясницей на столешницу, Маркус сложил руки на груди.

- Хорошая любящая сестра, которая заботится и переживает о тебе. Милый племянник. Ты дома, Томас. И сейчас самое время понять, где твое место. У тебя есть возможность остаться и забыть все пережитое, как страшный сон. Обезопасить семью, себя. И жить этой простой мирной жизнью.

Вновь давая напарнику повод для размышлений, Кин отчетливо понимал, что говорит. Он видел разницу. Видел разницу между собой – мальчиком купленным церковью, у которого никогда не было ничего: ни хорошей семьи и сестры, которая бы так заботилась о нем, ни таких ужинов с дурашеством, смехом, ощущением тепла и заботы – и Томасом. Томас был частью той жизни, которая никогда не была доступна Маркусу. И он очень органично смотрелся в ней, его место было рядом с семьей.

- У тебя есть шанс, Томас.

Похлопав напарника по плечу, Маркус вышел из кухни как раз при появлении Оливии.

- Я постелю Вам в гостиной, если Вы не против. У нас не так много места.

- Что Вы, Оливия. Меня более чем устроит Ваш диван. Это куда лучше машины.

Отдаленные голоса доносились до Томаса, позволяя услышать мягкий смех сестры, такой же приятный и «теплый» тон Маркуса. Он видел, стоя в проеме двери кухни, как Оливия вручает Кину подушку, одеяло и простынь. И как старый экзорцист принимает все, смотря совершенно спокойным и таким же теплым, без привычного напряжения за все это время и случившееся, взглядом.

Для чего Кин каждый раз возвращался к этой теме? Зачем каждый раз он сам начинал подрывать веру Ортега в себя и в необходимость того, что он делает? Да, у него могла быть обычная жизнь, да, попытки отговорить имели место в начале его пути, но не сейчас. Сейчас уже все было определено, и отступать от своего решения Томас не собирался. Как Маркус не понимал этого? Или же…он желал переписать свою жизнь и не связывать ее с Церковью, пытаясь сделать это через напарника? Потому что у самого Кина не было выбора, и никто не спрашивал его?

Отвернувшись к раковине, Томас принялся мыть посуду. К сожалению, от мыслей это не отвлекало, а наоборот механические действия создавали упорядоченность в голове. Но вместе с тем он не чувствовал в себе противоречия. Он все давно решил. Пусть он и может остаться с семьей после того, как они с Маркусом разберутся с Беннетом, но как жить со знанием того, что демоны терзают невинные души, разрушают счастливые семьи, разрушают чужие мечты, сеют боль и ненависть, и оставаться при этом в стороне? Нет, Томас не испытывал сомнений. Он знал, в чем заключается цель его жизни и понимал свое предназначение, пусть ради него придется пожертвовать многим.

Комментарий к Глава 4. Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего

*Энчила́да — традиционнoe блюдо мексиканской кухни, представляет собой тонкую лепёшку (тортилью) из кукурузной муки, в которую завёрнута начинка. Начинка чаще всего мясная, но может состоять и из яиц или овощей. Свёрнутые энчилады обжариваются на сковороде или запекаются под соусом (и иногда сыром) в духовой печи. Традиционно энчиладу поливают соусом моле из чили и какао.

========== Глава 4. Сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой ==========

Оливия забрала Луиса к себе, отдав спальню сына брату. Дом замер в дреме.

Расстелив кровать, Ортега занял ванную, где принял душ, побрился и умылся перед сном. День и все события «до» смешались в одни долгие сутки, которым, казалось, не было конца. Спать не хотелось, но тело желало отдохнуть.

Бросив взгляд в зеркало, проведя рукой по свежевыбритому подбородку, Томас видел себя прежнего. Все вокруг благоволило этому, призывая забыть об огромной опасности, что могла появиться на пороге в любой момент. Однако думать о ней священнику не хотелось. Он просто хотел отдохнуть хоть одну ночь, забыв о демонах, и окунуться в уют домашнего окружения.

Не надевая майку, но накидывая на шею полотенце, Ортега поправил на себе старые домашние штаны, которые Оливия хранила для брата на всякий случай, и вышел из ванной. Свет в гостиной был выключен, диван стоял к нему спинкой, но заглянув за нее, мужчина не обнаружил Кина. Однако свет, льющийся через щель прикрытой кухонной двери, подсказывал, где его найти. Чем ближе Томас подходил, тем отчетливее различался крепкий аромат кофе.

- Не планируешь спать?

- Что? Кхм… Нет, - подавившись глотком кофе, Маркус обернулся и уставился на Томаса. Взгляд окатил мужчину с ног до головы, и Кин ощутил нечто новое. Проведенный вечер с семьей напарника кое-что дал экзорцисту. Он прикоснулся к простой мирной жизни, смог побывать в кругу настоящей семьи за ужином и поймать крупицы настоящего человеческого тепла. И отголоски этого тепла теперь носил в себе Томас.