О выступлении Бейкера в сенате и его речи в Нью-Йорке можно сказать, что это была самая восторженная официальная поддержка, какую Горбачев и его политика получали до сих пор. Бейкер подчеркивал, что общим знаменателем по сути всей политики Горбачева является свобода. Он отмечал, что Кремль дал отдельному гражданину беспрецедентную свободу слова, равно как и свободу выбора делегатов на съезд народных депутатов. Перестройка постепенно продвигается к свободному рынку. Распространяя «новое мышление» на Восточную Европу, советские руководители, похоже, даже готовы дать волю своим сателлитам.

Бейкер особо стремился доказать несостоятельность утверждений пророков из администрации Буша, предрекавших падение Горбачева. Услышав, как Бейкер упомянул, что есть люди, которые считают проблемы «слишком обескураживающими», Роберт Гейтс сразу понял, кого госсекретарь имел в виду.

В то же время Бейкер старался не порождать надежд на размеры экономической помощи Соединенных Штатов или Запада Горбачеву. Он стремился сделать позицию США соответствующей заявлениям самого Кремля о том, что успех перестройки зависит от советских людей, а не от помощи извне.

А в Москве Шеварднадзе впервые публично заявил, что советское вторжение в Афганистан в 1979 году было нарушением общечеловеческих ценностей. Шеварднадзе тщательно провел разграничительную линию между теми, кто виноват, и кто не виноват. Он отметил, что в декабре 1979 года, когда режим Брежнева начал вторжение, «М. С. Горбачев и я были кандидатами в члены Политбюро. Я узнал о том, что произошло, по радио и из газет. Решение, имевшее очень серьезные последствия для нашей страны, было принято за спиной партии и народа. Нас поставили перед свершившимся фактом».

В четверг, 9 ноября, восточногерманское правительство объявило, что граждане ГДР могут выезжать из страны без специального разрешения. И вот после наступления темноты десятки тысяч перебрались через внезапно рухнувшую Берлинскую стену, многие – впервые. Джаз-оркестры играли в свете прожекторов, установленных когда-то для поимки беглецов. Восточные и западные берлинцы прыгали на уродливой стене, разделявшей их двадцать восемь лет; они чокались шампанским и пивом, пели, плясали, вырубали камни из стены и плакали от счастья.

Наблюдая за всем этим по телевизору, установленному в Малом кабинете, примыкающем к Овальному, Буш понимал, что это означает. Он сказал своим помощникам: «Если Советы допустят падение коммунистов в Восточной Германии, значит, они действительно серьезно взялись за дело – куда серьезнее, чем я предполагал».

Революция, начавшаяся в 1989 году в Польше и Венгрии, перекинулась к августу в Восточную Германию – тогда 130 восточных немцев укрылись в западногерманской миссии в Восточном Берлине. На следующий месяц 5500 нашли убежище в миссии в Праге. Когда Венгрия открыла свои границы, тысяча восточногерманских туристов бежала в Австрию.

Лидер восточногерманских коммунистов Эрих Хонеккер тогда только что вышел на работу после операции на желчном пузыре, пораженном, как теперь стало известно, раком. Он потребовал остановить исход, но его призыв услышан не был. Венгерское правительство заранее получило молчаливое согласие Кремля. Как хитро пояснил представитель советского Министерства иностранных дел Геннадий Герасимов, действия Венгрии были «крайне неожиданны, но они впрямую нас не затрагивают». По всей Восточной Германии начались демонстрации. В Дрездене десять тысяч человек пытались остановить поезд, шедший на Запад, и сесть в него. Вячеслав Кочемасов, советский посол в Восточном Берлине, сторонник жесткой линии, по просьбе Хонеккера бомбардировал Кремль телеграммами, умоляя «спасти» Хонеккера от потопления, но Горбачев сказал своим помощникам, что ему «противно» видеть, как «бестолково» ведет себя Хонеккер.

В первую неделю октября Горбачев вылетел в Восточный Берлин на церемонию, посвященную сорокалетию коммунистического режима. Для подготовки этого визита Александр Бессмертных посетил летом Хонеккера в его загородном доме под Берлином. Хонеккер восторгался до небес «захватывающим» экономическим прогрессом Восточной Германии и показал Бессмертных последние цифры в подтверждение того, что все идет хорошо.

После встречи восточногерманский чиновник, сопровождавший Бессмертных, сказал ему, что цифры Хонеккера «раздуты», это все «фантазия». Бессмертных доложил Горбачеву и Шеварднадзе, что Хонеккер живет в выдуманном мире. Более того, происходит резкое падение дисциплины, коль скоро чиновник средней руки считает возможным опровергать высказывания Хонеккера за его спиной гостю из Москвы.

И теперь во время личной встречи с Хонеккером в Восточном Берлине Горбачев сказал старику, что есть способ остановить демонстрации по всей стране, введя немецкий вариант перестройки: таким путем еще можно вернуть людей на сторону руководства.

Хонеккер презрительно фыркнул и сказал, что во время своего последнего посещения Советского Союза он заглянул в несколько магазинов и был потрясен пустыми прилавками. В советской экономике – полная разруха, тогда как восточные немцы процветают больше всех в социалистическом мире. Да как смеет Горбачев указывать ему, как править страной?

Во время торжественной церемонии, посвященной юбилею, Горбачев выступил с речью, призывая восточных немцев стать на путь советских реформ. И как бы желая подчеркнуть, кто должен нести ответственность за будущее, добавил, что политика Восточной Германии должна делаться «не в Москве, а в Берлине». Хонеккер стоял рядом, и вид у него был сильно обеспокоенный.

Горбачев же по возвращении в Москву сказал приватно своим помощникам, что Хонеккеру надо уходить – и как можно скорее: «Руководство (восточногерманское) не может оставаться у руля». Он приказал Генеральному штабу проследить за тем, чтобы советские войска, размещенные в Восточной Германии, не оказались втянутыми в заваруху, которая, безусловно, охватит страну.

Во время уик-энда, 7 октября, восточногерманская полиция – по приказу Хонеккера – применила огонь и слезоточивый газ для разгона демонстраций в нескольких городах. Не имея заверений в том, что Кремль поддержит силовое решение, глава тайной полиции Хонеккера оппортунист Эгон Кренц выступил против решения Хонеккера. И дал пятидесятитысячному маршу протеста пройти по Лейпцигу.

Другие члены правительства Хонеккера тоже понимали, в какую сторону дует ветер. Выбросив новый лозунг – «Перемены и возрождение», – они быстро заменили своего старого лидера Кренцем и выпустили сотни демонстрантов из тюрем. На пятьдесят девятой минуте одиннадцатого часа Кренц попытался стать восточногерманским Горбачевым.

В среду, 25 октября, во время визита в Хельсинки Горбачев публично заявил, что у Советского Союза «нет ни морального, ни политического права» вмешиваться в события в Восточной Европе, и добавил: «Мы исходим из того, что и другие не будут вмешиваться». Он подчеркнуто поставил в пример Финляндию, нейтральную страну, сумевшую вырваться из оков русского и советского экспансионизма, как образец стабильности и независимости.

Когда Берлинская стена начала рассыпаться, Марлин Фицуотер пригласил журналистов и телевизионщиков в Овальный кабинет. Буш сидел за столом, вертя в руках перо.

Один из журналистов спросил, означает ли это, что «железному занавесу» пришел конец. Президент не очень уверенно произнес: «Ну, я не думаю, что какое-то одно событие может положить конец такому явлению, как «железный занавес», но это явно указывает на то, что наиболее жесткий период «железного занавеса» остался позади – далеко позади». А предполагал ли он такое развитие? «Нет, этого я не предвидел». А представлял ли себе? «Да».

Когда Бушу сказали, что в его словах не чувствуется радости, он, обороняясь, ответил: «Я не из эмоциональной породы… я очень доволен. И я очень доволен многими другими событиями… Так что, если я не захлебываюсь от восторга… это, возможно, потому, что дело подходит к вечеру, но на самом деле я очень счастлив»…