Он бежал дальше в лес. Дальше от дома. От себя. От туманного города. Ночной воздух казался ледяным. Ветер пронизывал насквозь. Глаза слезились от его прохлады. Ветки кололи кожу лица, пока мужчина в сером пальто мчался глубже в лесную чащу. Ноги спотыкались об кривые коряги поваленных деревьев и корней. Они торчали из земли словно пытались остановить мужчину, предупредить об опасности, но он не желал их слушать. Свет луны слабо освещал путь. Вены жгло огнем. Клубы пара слетели с губ, когда мужчина припал к дереву, цепляясь за рельеф содранной местами коры. Пальцы скользнули по стволу. Мужчина сполз на землю и задрал испачканный рукав. Метка в виде ветви горела. Он пытался содрать ее вместе с кожей. Ногти оставляли глубокие рубцы, из которых сочилась густая черная кровь, но мужчина словно не чувствовал боли. Он хотел только избавиться от метки, избавиться от клейма, которым его наградили словно больное чумой животное. Черные линии ветви сливались с того же цвета потоками жидкости, окрашивая плотную серую ткань пальто «грязью». Той, что жила в нем и съедала словно паразит изнутри. Все старания были напрасны. Рука взъерошила темные волосы. Безумная ухмылка коснулась губ. Ветвь горела до сих пор от изгиба локтя до самой кисти. Чем дальше мужчина заходил в лес, тем больнее ему становилось. Он хотел встать и продолжить свой путь. Если бы боль могла его убить, он бы зашел в самую чащу, но знал, что ничего из этого не выйдет. Слабый огонек надежды погас в его глазах уже давно. Теперь в них таилась пустая серость и боль. Он всегда ее испытывал, поэтому привык не замечать спазмы в голове и по всему телу. Глушил алкоголем и старыми книгами. Этой ночью мужчина вновь сорвался. Выпил лишнего, и ноги понесли за порог по тропинке из желтого камня. Скрипнула калитка, и ночь накрыла покрывалом темный силуэт в сером пальто. Деревья, словно высокие стражи, встретили его на окраине леса и не хотели впускать под лиственную крону. Мужчину не страшили их мрачные силуэты после дома, от которого хотелось умереть. Он помнил, как шатаясь побрел вглубь. После этого все как в тумане.

Шорох листьев раздался неподалеку. Мужчина обернулся и увидел мелькнувшую под деревом тень. Метка на руке наполнила о себе болью. Живот скрутило, и лес начал клониться в бок. Мужчина упал лицом в грязь. Без единого слова. Без шума. Сырая земля насытилась дождем, который прошел еще вечером. Мужчина помнил его холодные капли, когда выходил во двор. Тогда и зародилась в голове мысль снова напиться, устроить побег или умереть. Ночной ветер коснулся прохладой побледневших щек. Мужчина посмотрел вперед, сгребая рукой листья. Черная тень снова мелькнула, но уже ближе. Она всегда приходила в самый последний момент. Белая ткань порванного подола платья качнулась перед глазами.

– Тебе не уйти от проклятья, ― напомнил женский голос.

Ее пальцы едва коснулись грязных волос. Мужчина почувствовал могильный запах. Он всегда его ощущал, когда она приходила. Смех женщины царапнул по сердцу словно изогнутым ногтем. Мужчина сжался в тугой клубок и выпустил из груди воздух.

– Спи, ― сказала она.

Луна на небе скрылась, и стало совсем темно. Ночь обещала быть холодной.

Волосы пепельного цвета рассыпались на подушке, пока Фрида считала на стене солнечных зайчиков. Она любила утро, особенно когда оно начиналось в одиннадцать часов до полудня. Времени теперь было предостаточно, чтобы спать и смотреть в потолок, а вот денег… Тяжелый вздох наполнил прохладный воздух теплом. Отопление отключили пару дней назад, так как посчитали, что весна отличное время для закаливания. Художественная мастерская под салоном тату сгорела вместе с двухэтажным зданием на другом конце города. Картины приносили копейки, но все-таки позволяли оплачивать счета и полуфабрикатные обеды. Мастерская служила еще и домом. Единственная, кто была рада ее сожжению, так это мать. Она давно просила взяться за ум и стать работником с белым воротничком. Экономический факультет провалился с треском. Мать была в бешенстве, когда узнала, что дочь бросила институт перед самым вручением диплома. Фрида хорошо запомнила этот день. Работа в мастерской ей казалась важнее, чем бесполезная картонка. Мать так явно не считала.

– Тук-тук, ― раздался голос за дверью. ― Мышка, можно войти?

– Попробуй, Хомяк, ― ответила девушка и слегка улыбнулась.

Дверь скрипнула, и в комнату вошел блондин миловидной внешности. Он бы мог показаться девушке красавцем, если бы они не знали друг друга с младенчества. За все двадцать пять лет своего существования девушка смогла подружиться только с одним человеком и то, потому что у него всегда была еда. По этой причине она и прозвала его Хомяком. Даже сейчас парень ловко лавировал среди раскиданных на полу вещей и приземлился на край кровати с подносом.

– Завтрак в постель не заказывали? ― спросил он.

– Сколько мне будет это стоить?

– Твоей развалюхи, которая заняла почти весь мой гараж.

Выражение лица девушки явно дало понять, что об этом не может быть и речи. Машина досталась ей от деда и была дорога как память.

– Тогда зарплаты за месяц, ― произнес парень. ― Конечно, когда появится работа. Кстати, как продвигаются поиски?

Он окинул встревоженным взглядом ворохи газет. Выражение лица друга явно дало понять, что такого бардака в его квартире никогда в жизни не было. Фрида прекрасно знала, что это не так. В школьные годы они часто здесь зависали и получали от его матери подзатыльники за раскуривание ее любимых комнатных растений. Явная гадость, но на сигареты денег не было. После смерти матери Оливер (так звали друга) стал настоящим педантом. Фрида все понимала, поэтому молча наблюдала, как он собирает газеты и складывает их в стопку на краю кровати. Девушка решила не мешать другу наводить порядок в творческом беспорядке и принялась за бутерброды с самым лучшим кофе во всем городе. Это был не пустой статус. Оливер владел кофейней через два квартала на север от дома. Она тоже досталась ему в наследство от матери. Он очень ее любил.

– Тебе не пора на работу? ― спросила Фрида, проглатывая очередной кусок ветчины, нарезанной тончайшим слоем.

– Сегодня плановая уборка. Ника сказала можно не приходить.

– Она хороший менеджер.

– Только сильно приставучий.

– Снова позвала на свидание?

– Не люблю рыжих, ― ответил Оливер и улыбнулся. ― Предпочитаю мышек, которые разводят бардак в моей квартире.

– Во всех комнатах идеальный порядок. Ты сам позволил занять этот островок с восточными окнами.

– И ты превратила его в хаос. Словно здесь побывал ураган.

Фрида показала язык и отвернулась. Порядок всегда был ее слабой стороной, как в жизни, так и в комнате.

– Кажется, я нашел тебе работу, ― сказал Оливер.

Его взгляд пробежался по одной из газет.

– В этих объявлениях требуются только массажистки или специалисты с дипломом и стажем не менее пяти лет.

– Еще, и чтобы молодая и красивая. Точно не подходишь.

Подушка полетела прямо в Оливера. Он усмехнулся, когда поймал ее в дюйме от лица.

– И что там пишут? ― спросила Фрида, напоминая про объявление.

– Владелец дома ищет сиделку для четырех пожилых родственниц. Главное условие ― умение ладить с пенсионерами, ― сказал Оливер и ухмыльнулся, после чего добавил: ― Нет. Не подойдешь. Еще требуется беспрекословное послушание. У тебя с этим явно проблемы.

Фрида фыркнула и печально посмотрела на друга. Ей действительно нужна была работа. Не могла же она жить у него на шее всю оставшуюся жизнь. Это неправильно.

– Что еще там написано? ― сухо спросила девушка.

– Жилье и еда бесплатно. Все расходы берет на себе владелец. Зарплата… ― голос Оливера замер.