Решиться было тяжело. Невыносимо тяжело! Умирать не хотелось, вернее, приводили в ужас возможные муки от рук извергов, и то, как именно это случится. Но губить стаю, давшую ей приют — она не имела права. Мэг знала, что не вынесет лицезрения того, как на её глазах убьют Шер, Аттила или Войта. «Столько смертей против моей одной, тогда уж лучше умереть самой, сразу. Пусть это нелепое происшествие, наконец, закончится!»
Мэг подняла голову, и дрогнувшим, бесцветным голосом, наконец, выдавила:
— Я согласна умереть, только не трогай стаю. Убей меня здесь, пожалуйста, удовлетвори свою оскорбленную честь, князь Ральф, и в этом мире всё станет на свои места.
Ральф тут же недовольно фыркнул:
— Я не говорил, что собираюсь тебя убивать, глупое ты создание! Я сказал только, что ты должна поехать со мной! Если бы ты не согласилась — я приказал бы уничтожить стаю, а тебя оставил бы здесь одну живёхонькой, оплакивать своих друзей. Так ты будешь ехать или нет, я уже теряю терпение?! — рявкнул он.
Войт осторожно подковылял к Мэг, и одним рывком поставил её на ноги, приставив ей к горлу острое лезвие кинжала:
— Для чего она нужна тебе князь?! — прорычал он, — Хочешь растерзать её на охоте? Отдать в качестве подношения чародеям? Сделать её потаскухой для твоих воинов? Да я лучше сам убью её, чтобы она не мучилась!
— Не делай этого! — вдруг дёрнулся Ральф.
— Почему? Думаешь, я боюсь умереть? Но ты забываешь, что души невинно убиенных лугару, будут приходить к тебе в полнолуние и звать за собой твоего зверя, сводя тебя с ума! Только сунься, и я успею перерезать горло ей и себе, лишая тебя удовольствия насладиться местью.
— Ты очень ошибаешься, Войт. Я не желаю смерти ни вашей стае, ни этой девушке. — Ральф пытался говорить спокойно, сдерживая свой гнев, — Сколько можно повторять, что я не собираюсь её убивать?! Если она поедет со мной в Фархад — все останутся живы, а вам ещё достанутся и эти набитые обозы.
— Если ты не ответишь нам, зачем тебе нужна девушка — я исполню своё обещание! — сердито настаивал Войт. Он крепко держал Мэг и чувствовал, как сильно колотится её сердце, как мелкой дрожью вздрагивает её тело. И он действительно был готов в одну секунду лишить её жизни, чтобы не обрекать на страшные муки в лапах воинов князя.
Ральф медлил. Он был жутко недоволен и зол, за то, что именно таким образом его заставляли открывать истинную причину происходящего, ему в свою очередь было невыносимо показывать перед ними свою слабую сторону, ведь он, как и они всего лишь боролся за свою жизнь.
— Это моя тяжелая ноша, — нехотя проговорил Ральф. — В нашей провинции у меня появились враги, которые желают свергнуть меня и занять место вожака клана. Снова может вспыхнуть война между стаями, но я не собираюсь так быстро сдаваться, и лугару будут гибнуть на этой войне сотнями. Я не хочу терять власть, доставшуюся мне по праву, не хочу умирать и не хочу, чтобы гибли невинные лугару. Когда я доберусь до заговорщиков — они пожалеют, что родились на свет. Эти твари навели на меня очень древнее и запутанное проклятье. … Я не могу произвести на свет наследника, ни со своей женой, ни с какой другой женщиной лугару. А если через семь лет с начала моего правления у меня не родится сын — по нашим законам я не достоин править провинцией и жить в этом мире. Но это ложь и мерзкий обман!!! И я не пойду на поводу у выродков! Мой чародей узнал, что родить ребёнка мне сможет только женщина, не принадлежащая нашему миру. Моё время истекает, скоро мои враги поднимут головы, а в нашем клане из чужачек только эта девушка. Поэтому выбор и пал на неё. Она должна добровольно родить мне сына! Я иду на такую жертву, переступая через своё унижение, а она согласна пойти на подобное, чтобы спасти вашу стаю? Если она не согласится — мне терять нечего, одной сотней больше убитых, одной сотней меньше.
У Мэг всё поплыло перед глазами, в голове щёлкнуло, зашумело и закружилось, а раздававшийся голос Ральфа отдавался вокруг глухим эхом. Понимание обрушилось на неё тяжелой лавиной ужаса. Это совершенно не укладывалось в её сознании, уже мысленно настроившись на близкую и неминуемую гибель, она видела в предложении князя ещё худшее зло.
Войт опешил, опустив кинжал, удивленно всматриваясь в лицо Ральфа. Пошатнувшись на неуверенных ногах, Мэг прошептала, обращаясь к Войту:
— Я … не могу, … лучше убей меня … только быстро.
Но Ральф тоже понял, о чём она просит своего друга, и предупреждая его ответ, он заговорил первым:
— Ты видимо в своей жизни ещё не видала, как на твоих глазах кого-нибудь убивали. Хочешь увидеть, как казнят лугару? Приведите виновного! — крикнул он, поворачиваясь к своим воинам.
К нему подтащили какого-то связанного мужчину лугару, с взлохмаченными грязными волосами, в порванной, висевшей на нём лоскутами одежде. В его глазах горела ненависть, но лицо казалось совершенно отрешенным и безразличным.
— Это вражеский лазутчик из клана «белого брата». — Произнес князь, равнодушно и криво усмехаясь. — Он убил десятерых моих воинов и приговорен к смертной казни.
Мэг даже охнуть не успела, как Ральф, не моргнув и глазом, одним движением руки, даже не глядя на приговоренного, ловко вспорол ему грудь своим кинжалом. Несчастный упал, корчась в конвульсиях, захлебываясь собственной кровью.
Ральф довольно усмехнулся, наблюдая за тем, какое он произвел на неё впечатление. Мэг посерела от ужаса, задыхаясь от приступов тошноты. Она хотела убежать, но тело не слушалось, поэтому она просто закрыла глаза и заткнула уши, сжавшись в маленький комочек.
Стая Аттила молча выжидала, как на этот раз разрешится их судьба. Вид смерти абсолютно не взволновал лугару, это было привычно и естественно для их мира, так же как дождь или восход солнца. Стая не осуждала князя за казнь недруга, в этом они были полностью солидарны с ним. Сейчас их беспокоила лишь собственная участь, которая напрямую зависела от пришедшей из смежного мира.
Но сильнее всех терзались Аттил, Шер и Войт, за последнее время они успели по настоящему привязаться к девушке, они приняли Мэг в свою семью, поэтому их сердца уже навсегда были связаны с этой безобидной чудачкой. Яростными взглядами они провожали Ральфа, который медленно приближался к девушке.
Князь подошел к ней вплотную, и не обращая внимания на оскалившегося Войта, убрал от ушей её ладони:
— Смотри, как это может быть! — громко бросал он каждое слово. — Их жизни в твоих руках, каждого из них!
Открыв глаза, Мэг всё-таки взглянула в это ставшее ей уже ненавистным лицо. Его холодные налившиеся изумрудом глаза метали искры, побелевшие губы были крепко сжаты, хищные звериные клыки. Затем Мэг перевела взгляд на Войта, заглянув в его тёплые обеспокоенные глаза, потом взглянула на Аттила и Шер, и обступившую их стаю.
— И с ними ничего не случится, если я поеду с тобой? — прошептала она, уже не глядя на князя.
— Даю клятвенное слово! — отрезал Ральф. — Если ты родишь мне сына — стая Аттила останется невредимой, но если ты передумаешь — вы все умрете, и я вместе с вами, и ещё многие, кто этого не заслуживает!
— А что будет потом? … Если всё-таки ребёнок родится? — таким же слабым голосом спросила Мэг. — Тогда я буду уже не нужна, и ты убьешь меня?
Ральф смерил её внимательным взглядом и помолчав, ответил:
— Я отпущу тебя. Обещаю при всех, чтобы не опорочить свою честь, нарушенной клятвой — я клянусь, что ты получишь право стать свободной, если конечно не вступишь в сговор с врагами и не нарушишь главных законов лугару.
Мэг грустно усмехнулась, глотая слёзы, и проговорила уже более твёрдым голосом:
— А придраться ко мне можно в любой мелочи, из любого слова высосать угрозу предательства. Князь может и не сдержать клятву, данную чужачке, за это его не осудят. — Мэг перевела дух и продолжила, — Я поеду с тобой, если ко всему прочему ты пообещаешь, что не будешь отбирать первенцев в стае Аттила.
Ральф возмущенно фыркнул и задумался.
