Так проходит около месяца. В один из дней мы с Леной берём «отгул». Наблюдательная подруга обнаружила на нашей поляне пчел и выследила их. Вооружившись дымарями и сетками мы делаем набег на одно из семейств, с целью запастись на зиму мёдом. После «медового похода» мы бросаем все дела и забираемся в речку. Холодная вода благотворно успокаивает жжение в многочисленных ранках, нанесённых жалами ограбленного семейства.

Я уже закончил курс «водолечения» и лежу на берегу, глядя в чистое голубое небо с редкими белыми облаками. А Лена всё ещё плавает и ныряет. Я знаю эту её слабость и не стремлюсь выгонять её из воды. Пусть наплещется вволю. Наконец, моя подруга выходит на берег, падает рядом со мной на траву, подставив Солнцу, искусанный пчелами зад и, помолчав немного, спрашивает:

— О чем задумался? Какие глобальные проблемы заблудились в твоих извилинах?

— Да, вот, думаю: почему пчелы с присосками на заду не едят мха?

Лена долго переваривает эту фразу, потом трогает мой лоб, щупает пульс и заглядывает в глаза?

— Гм? Интересные последствия поражения пчелиным ядом. Я что-то о таких ничего не знаю.

Я смеюсь:

— Это не симптом отравления. Просто я цитирую Станислава Лема. Правда, у него говорится о блохах. Но в настоящий момент пчелы как-то актуальней.

— А я уж подумала: тронулся мой любезный друг от умственного перенапряжения, а тут ещё эти пчелы ему добавили. И останусь я в этой Фазе одна-одинёшенька в качестве сиделки при свихнувшемся хроноагенте.

— Подожди немного, до этого пока дело не дошло, — успокаиваю я её. — А размышлял я, конечно же, не о пчёлах, а о нашем споре со Старым Волком по поводу счастья человеческого.

— Глубочайшая тема, — зевнув, замечает Лена, — И к какому же вы с ним пришли выводу?

— Да мы оба были не правы. Сейчас поясню. Понимаешь, я вырос примерно в таком же месте, где мы сейчас находимся: в хуторе на берегу лесной реки. Жизнь моя была спокойная, как эта вода после того, как ты из неё вылезла. Я жил там, рос, ходил в школу за два километра, работал по хозяйству и мечтал о том времени, когда я вырасту, кончу школу, уеду в большой город, поступлю в училище и стану лётчиком-истребителем. Я стремился к яркой, насыщенной жизни, полной приключений, опасной и интересной работы. Всё это я получил с избытком. И пока я летал, служил, воевал, потом учился и работал в Монастыре, я мечтал о том, чтобы вернуться на свой хутор к прежней спокойной и размеренной жизни.

— Я догадываюсь, — улыбается Лена, — Ты даже жильё в Монастыре подобрал себе соответственно.

— Верно. Только это просто была дань ностальгии. Спокойная жизнь и работа хроноагента, понятия несовместимые. Сама знаешь. А вот сейчас я уже год живу именно в таком месте и именно такой жизнью, о которой так давно мечтал. И знаешь, весь этот год, вместо того, чтобы ставить Старому Волку за это свечки и бить ему земные поклоны, я мечтаю вернуться к той жизни, от которой ни просыху, ни роздыху. И чтобы снова мечтать о том, что когда-нибудь я снова окажусь в маленьком домике, на берегу тихой лесной реки.

— Я понимаю тебя, — соглашается Лена, — Это всё равно, как если бы ты долго шёл по пустыне и камням, умирая от голода, жажды и одиночества, и вдруг встретил чародея, который мог бы удовлетворить любое твоё желание. Первым делом он сотворил бы тебе источник, и ты быстро утолил бы жажду. Потом он расстелил бы перед тобой скатерть-самобранку. Затем к твоим услугам оказался бы целый гарем из самых красивых и сексуальных девушек. Знаешь, каким было бы твоё четвёртое желание? Ты попросился бы снова в пустыню, в одиночество. Потому, что счастье не в обладании, а в достижении, в желании.

— Согласен. Только желания должны быть четко сформулированы. А то может получиться, как у того негра.

— А что получилось у того негра?

— Он тоже долго шел по пустыне и страдал от одиночества, от жажды и от того, что он — черный. В итоге встретил он Бога. И спросил его Господь: « Чего ты больше всего хочешь? Проси, я для тебя сделаю». И попросил его бедный негр: «Я хочу быть белым-белым, хочу, чтобы у меня было много-много воды и много-много женщин». «Быть по сему!» — сказал Бог и сделал негра унитазом в женском туалете.

Лена смеётся долго, до слёз. За её смехом я не сразу различаю сигнал её искателя, который связан с компьютером, следящим за моим искателем.

— Стоп, Лена! — вскакиваю я, — Переход открылся!

— Который? — Лена смотрит на искатель.

Луч указывает на переход, через который мы с ней пришли в эту Фазу.

— Бежим скорее! — торопит меня Лена.

— Подожди, надо одеться и захватить всё необходимое.

— А вдруг переход не закроется сразу?

— Тем более нет резона соваться в него в голом виде и с пустыми руками.

Лена молча соглашается с голосом разума и бежит к дому. Мы быстро натягиваем мелтан, комбинезоны, ботинки. Всё это мы проделываем под попискивание Лениного искателя. Переход всё ещё открыт. Но когда я вытаскиваю из кладовки два вещмешка и пулемёт, голос искателя умолкает. Переход закрылся. Лена явно огорчена. Мне кажется, она в душе обвиняет меня в том, что я не разрешил ей броситься к переходу со всех ног в чем мать родила. Впрочем, она тоже понимает, что даже в этом случае мы просто не успели бы до него добежать.

Оставляю мешки, пулемёт и говорю:

— Пойдём, посмотрим. Вдруг к нам кто-то пожаловал.

Лена вздыхает и направляется к выходу. Я останавливаю её:

— Автомат-то на всякий случай возьми. Время знает, что это за гость может оказаться. Знаешь же: незваный гость — хуже татарина.

По пути мы договариваемся о том, как будем действовать и какими сигналами будем пользоваться. Метров за триста до перехода мы разделяемся и подходим к нему с разных сторон. Внимательно осматриваюсь, но пока ничего и никого не вижу. Внезапно в птичий гомон вплетается тихое, но отчетливое кваканье. Быстро и бесшумно двигаюсь на звук.

Возле самого перехода стоит Лена. Вид у неё озадаченный, стволом автомата она показывает на землю.

Подхожу ближе. На той полосе глины, где я заметил следы Лены, сейчас очень странные углубления. Словно кто-то забивал и вынимал небольшие тонкие колышки. Приглядываюсь повнимательней. Ба! Да это же отпечатки женских модельных туфелек на высоких каблучках-шпильках. Нечего сказать, весьма подходящая обувь для путешествий по межфазовым переходам. Это ещё интересней, чем отпечатки армейского ботинка.

Мелькает мысль: «А не сама ли Кора к нам пожаловала?» Но тут же смеюсь над собой. Кора-то прекрасно знает куда она идёт, и обулась бы она во что-нибудь попроще. Еще раз вглядываюсь в следы. Узкий носок, гладкая подмётка. Размер маленький: тридцать шестой, может быть даже тридцать пятый.

Озадачено смотрю на Лену. Она недоуменно пожимает плечами. Внимательно просматриваю пространство в том направлении, куда ведут следы. По-моему, за деревьями виднеется что-то тёмно-голубое. Показываю туда Лене. Она кивает, и мы осторожно движемся в том направлении.

На поваленной старой осине, обхватив себя за плечи руками, сидит женщина. Даже не женщина, а девушка, очень молодая девушка. Лицо у неё застыло, глаза неподвижно смотрят перед собой. Похоже, что она нас не видит. У меня складывается впечатление, что она в шоке. Очень может быть. Скорее всего, попала она в этот переход случайно, прямо с городской улицы. Представьте себя в такой ситуации. Примерно в таком же шоке был и я, когда впервые попал в переход. Но я был хроноагентом, и за мной гнался враг, от которого надо было срочно избавляться. Мне тогда просто некогда было давать волю своим эмоциям. А здесь не хроноагент, а молоденькая девчонка. Кстати, довольно красивая. Да, то ещё положение! Что же делать?