Хотя жена лесника вообще на пень грешила...
Пень, к слову, тоже имелся. Заросший травой, сухой, растрескавшийся, весь в паутине. Длинные узловатые, как у всех здешних сосен, корни вымыло из грунта, и пень стоял на них как на ногах. Из-под этих "ног" уже проглядывал двухгодовалый хвойный самосев. Окружающие пень заросли дикой брусники были настолько густыми, что вполне могли бы скрыть и волка. Или пару рысей.
Шоно поморщился. Только говорящих зверей ему и не хватало.
- Покажись, - он вытащил пистолет. - Не стесняйся.
Земля загудела. Неслышный уху, но ощутимый костями низкий перекатывающийся гул поднял дыбом волосы на затылке шамана.
- ...у-у-упр-р-р... - древние сосновые корни заскрипели, будто выпуская из-под земли неведомое чудище, - ...р-рямый в-в-валан-н-ндай...
Шоно попятился. Почва перед ним пошла трещинами, вспучилась, комками осыпаясь с мокрой древесины. Пень, кусты рядом, пара молодых ёлочек и даже здоровый валун в пояс высотой шевелились, расталкиваемые лезущими на поверхность корнями.
- ...у-у-угур-р-ряло!
Ни одна живая глотка не могла выдать такие звуки. Сухой, скрипучий, ломкий рык выговаривал слова, будто перемалывал зерно жерновами. Корни вылезали на поверхность, напоминая раздражённых змей. Шаман не сразу сообразил, что все они в итоге оказывались частью старого уродливого пня.
Вот тебе и "померещилось бабе".
Шатаясь и скрипя, пень поднимался над землёй. Не удержавшись, Шоно шёпотом ругнулся.
Раздался гулкий треск. Пень раскололо на две неравные части. На миг зависнув на зубце истлевающей коры, меньшая часть вдруг хрустнула и - взорвалась. Десятки мелких гнилых щепок, дрожа, будто намагниченные зависли в воздухе в сантиметрах вокруг места "взрыва".
Внутри трухлявого тела клубилась чернота. Мелкой пылью выплёскивалась через скол, билась о стенки, сочилась из трещин.
- С-сказал, пшёл вон!
Чёрный рой внутри ствола ухнул во все стороны, и от пня откололся новый кусок. Шоно невольно шарахнулся. Щепки-осколки зависли у второго бока, будто подвешенные за верёвочки, вздрагивая и шевелясь вместе с "телом", от которого отвалились. Щербатые изломанные корни когтями вгрызлись в ту же почву, из которой поднялись. Древесное чудище, ставшее теперь на голову выше шамана, нависло над ним разозлённым пчелиным улем в деревянном коконе.
Да. Можно представить, что так взбаламутило чету несчастных лесников.
Сердце шамана громко колотилось где-то в брюхе. Плечи и спину свело от напряжения, по затылку ползали мурашки. Мышцы ног подрагивали от желания дать дёру.
Но "пню" ведь только то и было нужно.
Что толку ломиться в лес с миротворческой миссией, если при первой же опасности стрекачить обратно? И что толку в прозвище "шаман", если ты не способен договориться с каким-то чёрным пыльным любителем пней?
- Я т-тебе не враг, - кое-как справившись с собой, выдавил Шоно. - Я в этом лесу ни одного куста зазря не обидел.
- Прих-хо-одите сюда, вымес-ски, - будто не слыша, продолжал "пень". - Тв-ворите, погань, что х-хотите. Землю тр-равите! Жив-вое мер-р-ртв-вите! Вс-сех теперь з-закопаю, бзыр-рей!
Тело пня натужно заскрипело, готовое, кажется, окончательно развалиться на части.
- В-в-в болоте утоплю!
Шаман из последних сил давил желание развернуться и бежать. Пень хрипел и крошился, выдавливая звуки, лишь отдалённо похожие на речь. Что будет, если дух-матершинник со злости совсем развалит своё обиталище, Шоно не знал. И выяснять совершенно не рвался.
- Кто травит землю? Ты видел их?
Добиться от бушующего лесного духа диалога - задачка та ещё. Духи не склонны мыслить тактически, они не строят логических цепочек и не желают продумывать будущее - зато они помнят прошлое и реагируют на настоящее.
- Твои сор-родичи! Выглядь дв-вуногая! Твои! Ты и з-знать должен!
Корни снова вспучили почву. Комья земли полетели во все стороны, будто из-под лап рассвирепевшего пса. Только сейчас Шоно осознал, что почти опустился на карачки в попытке защититься от камней и щепок.
- А если я тоже хочу их наказать?! Я люблю этот лес! Я хочу помочь. Покажи, где они!
"Пень" злобно загудел, но рвать корнями землю прекратил. С минуту он натужно скрипел остатками своих деревянных боков, видимо, что-то соображая, и наконец слегка унялся.
- У юж-жной окраины бора.
- Где старый трансформатор что ли? - осторожно уточнил шаман - и тут же отпрянул: "пень" яростно затрещал, снова вздымаясь на корнях над землёй.
- На юге! Твоя пр-роблема найти! Твои р-р-родичи! Ус-словился - делай!
И пень, внезапно опустев, с хрустом осел набок. Осколки, висевшие в воздухе, посыпались на землю. Вокруг разлилась тишина. Кажется, ярость бушевавшего лесовика заставила притихнуть даже ветер.
- ...да не родичи они мне... - пробормотал Шоно.
Ему никто не ответил. Мёртвая и абсолютно пустая колода на гнилых корнях теперь напоминала скорее череп вымершего чудовища, чем чьё-то тело. Дух, наполнявший её, исчез. А с ним исчезло и ощущение жизни. Исчезло не только из пня - со всей опушки.
Шаман вздохнул.
Значит, лес страдает. Лесу больно. Вот почему он так недружелюбен. Лес ранят и травят. И живущие в нём духи ожидаемо злятся.
