Каляев. Кого?

Дора. Великого князя.

Каляев. Самое большее – на секунду.

Дора. Секунду ты будешь на него смотреть! О, Янек, ты должен знать, надо тебя предупредить! Человек есть человек. Может быть, у великого князя добрые глаза. Ты увидишь, как он потирает ухо или весело улыбается. Кто знает, на щеке у него может быть царапина от бритвы. И если он на тебя взглянет в эту минуту…

Каляев. Я не его убиваю. Я убиваю деспотизм.

Дора. Конечно, конечно. Надо убить деспотизм. Я буду делать бомбу и запечатывать трубку, и в этот момент – знаешь, самый опасный, когда все нервы напряжены, – я все же испытаю необъяснимое счастье. Но я не знаю великого князя. И сиди он в это время передо мной, это было бы не так просто. А ты его увидишь близко. Очень близко…

Каляев (яростно). Я его не увижу.

Дора. Как это? Ты закроешь глаза?

Каляев. Нет. Но, даст Бог, в нужный момент ненависть охватит меня и ослепит.

Звонят один раз. Они застывают на месте. Входят Степан и Воинов. Голоса в передней.

Входит Анненков.

Анненков. Это привратник. Великий князь поедет в театр завтра. (Смотрит на них.) Все должно быть готово, Дора.

Дора (глухо). Да.

Медленно уходит.

Каляев (смотрит ей вслед и, обернувшись к Степану, тихо говорит). Я его убью. С радостью!

Занавес

На следующий вечер, в той же комнате.

Анненков у окна, Дора сидит за столом.

Анненков. Они уже там. Степан закурил папироску.

Дора. Когда должен проехать великий князь?

Анненков. С минуты на минуту. Слышишь? Карета? Нет.

Дора. Сядь. Наберись терпения.

Анненков. А бомбы?

Дора. Сядь. Нам больше нечего делать.

Анненков. Только завидовать им.

Дора. Твое место здесь. Ты – командир.

Анненков. Я командир. Но Янек лучше меня, а его, может быть…

Дора. Риск для всех одинаков – для тех, кто бросает бомбу, и для тех, кто ее не бросает.

Анненков. В конечном счете риск одинаков. Но в эту минуту Янек и Воинов на линии огня. Я знаю, что не должен быть с ними. И все-таки я иногда боюсь, что слишком легко согласился на свою роль. В общем, это удобно, когда ты принужден не бросать бомбу.

Дора. А когда бросишь? Главное – ты делаешь то, что нужно, и до конца.

Анненков. Как ты спокойна!

Дора. Я не спокойна, мне страшно. Я с вами вот уже три года, два года как делаю бомбы. Я все исполняла и, хочу надеяться, не забывала ничего.

Анненков. Разумеется, Дора.

Дора. Так вот, все эти три года мне страшно. Такой страх почти не отпускает во сне, а утром охватывает с новой силой. Значит, мне нужно было привыкать. Я научилась быть спокойной в ту самую минуту, когда мне страшнее всего. Тут нечем гордиться.

Анненков. Наоборот, ты должна гордиться. А я ничего в себе не поборол. Знаешь, я тоскую по былой жизни, по веселью и роскоши, по женщинам… Да, я любил женщин, вино и эти бесконечные ночи…

Дора. Я догадывалась, Боря. За это я и люблю тебя. У тебя сердце не омертвело. Даже если оно порой жаждет наслаждения, это лучше, чем ужасная тишина, заглушающая крик.

Анненков. Что ты такое говоришь? Ты? Быть не может.

Дора. Слышишь?

Дора вскакивает. Доносится звук движущегося экипажа, потом стихает.

Нет. Это не он. У меня сердце бьется. Видишь, я еще ничему не научилась.

Анненков (подходит к окну). Внимание. Степан подает знак. Это он.

Действительно, доносится звук движущейся кареты, сначала издалека, потом все ближе и ближе. Она проезжает под окнами и снова удаляется. Долгое молчание.

Анненков. Через несколько секунд…

Прислушиваются.

Анненков. Как долго.

Дора жестом останавливает его. Долгое молчание. Где-то вдали слышен колокольный звон.

Анненков. Это невозможно. Янек уже должен был бросить бомбу… Карета сейчас уже подъехала к театру. А Алексей? Смотри! Степан возвращается назад и бежит к театру.

Дора (кидаясь к нему). Янека схватили. Конечно, его схватили. Надо что-то делать!

Анненков. Погоди. (Прислушивается.) Нет. Кончено.

Дора. Как это случилось? Янек арестован, ничего не успев сделать! Он был ко всему готов, я знаю, – к тюрьме, к суду. Но после того, как убьет великого князя! А не так, не так, нет!

Анненков (глядя на улицу). Воинов! Скорей!

Дора идет открывать. Входит Воинов. Лицо его искажено.

Анненков. Алексей, ну, говори же.

Воинов. Я ничего не знаю. Я ждал первой бомбы. Я видел, как карета завернула за угол, но ничего не случилось. Я совсем потерял голову. Я решил, что ты в последнюю минуту переменил наш план, подождал еще. А потом побежал сюда…

Анненков. А Янек?

Воинов. Я его не видел.

Дора. Его арестовали.

Анненков (по-прежнему глядя на улицу). Вот он! Дора снова идет открывать.

Входит Каляев. Лицо его залито слезами.

Каляев (совершенно потерянный). Братья, простите меня. Я не смог.

Дора подходит к нему и берет его за руку.

Дора. Ничего.

Анненков. Что случилось?

Дора (Каляеву). Ничего. Иногда в последний момент все рушится.

Анненков. Но это невозможно.

Дора. Оставь его. Это не с тобой одним, Янек. Швейцер в первый раз тоже не смог.

Анненков. Янек, ты испугался?

Каляев (вздрагивая). Испугался? Нет. Ты не имеешь права!

Звонят условным звонком. По знаку Анненкова Воинов выходит. Каляев садится в изнеможении. Молчание. Входит Степан.

Анненков. Ну?

Степан. В карете великого князя были дети.

Анненков. Дети?

Степан. Да. Племянник и племянница великого князя.

Анненков. По сведениям Орлова, великий князь должен был ехать один.

Степан. Там была и великая княгиня. Полагаю, слишком много людей для нашего поэта. К счастью, шпики ничего не заметили.

Анненков что-то тихо говорит Степану. Все смотрят на Каляева; он поднимает глаза на Степана.

Каляев (растерянно). Я не мог предвидеть… Дети, особенно дети. Ты видел детей? У них иногда такой серьезный взгляд… Я никогда не мог его вынести… А ведь за мгновение до этого, в темноте, на углу площади, я был счастлив. Когда вдали показались фонари кареты, клянусь тебе, сердце у меня забилось от радости. Чем ближе была карета, тем сильнее оно билось. Оно стучало так громко. Мне хотелось прыгать. Кажется, я смеялся. И повторял «да, да»… Ты понимаешь? (Он отводит глаза от Степана, вид у него снова убитый.) Я побежал к ней. И вот тут я их увидел. Они-то не смеялись. Они сидели совсем прямо и смотрели в пустоту. Какие они были грустные! Затянуты в свои парадные костюмы, руки на коленях, так и застыли по обе стороны дверцы! Я не видел великой княгини. Я видел только их. Если бы они на меня посмотрели, наверно, я бы бросил бомбу. Хотя бы для того, чтобы погасить этот грустный взгляд. Но они все время смотрели прямо перед собой. (Он поднимает глаза на остальных. Еще тише.) И тут – не знаю, что со мной случилось. Рука у меня обмякла. Ноги дрожали. А через секунду было уже поздно. (Молчание. Он сидит потупясь.) Дора, мне приснилось, что в ту минуту зазвонили колокола?

Дора. Нет, Янек, тебе не приснилось.

Она кладет ему руку на плечо. Каляев поднимает голову. Все оборачиваются к нему. Он встает.