Сцена четвертая
Геликон (через всю сцену). Здравствуй, Гай.
Калигула (просто). Здравствуй, Геликон.
Молчание.
Геликон. Ты как будто устал?
Калигула. Я много ходил.
Геликон. Да, тебя долго не было.
Молчание.
Калигула. Было трудно найти.
Геликон. Найти что?
Калигула. То, что я хотел.
Геликон. А что ты хотел?
Калигула. (так же просто). Луну.
Геликон. Что?
Калигула. Да, я хотел луну.
Геликон. А! (Молчание. Подходит поближе.) Зачем?
Калигула. Так… Это одна из тех вещей, которых у меня нет.
Геликон. Понятно. А теперь все в порядке?
Калигула. Нет, я не смог ее достать.
Геликон. Досадно.
Калигула. Да, потому я и устал. (Пауза.) Геликон!
Геликон. Да, Гай.
Калигула. Ты думаешь, я сошел с ума.
Геликон. Ты прекрасно знаешь, что я вообще никогда не думаю. Я недостаточно глуп для этого.
Калигула. Да. И все-таки я не сошел с ума, наоборот, я рассудителен как никогда. Просто я внезапно почувствовал, что мне нужно невозможное. (Пауза.) На мой взгляд, существующий порядок вещей никуда не годится.
Геликон. Весьма распространенный взгляд.
Калигула. Верно. Но я до сих пор этого не знал. Теперь я знаю. (Все так же просто.) Этот мир, такой, как он есть, выносить нельзя. Поэтому мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что-нибудь пускай безумное, но только не из этого мира.
Геликон. Рассуждение последовательное. Но мало кто умеет быть абсолютно последовательным.
Калигула (вставая, но так же просто). Ты ничего в этом не понимаешь. Потому и нельзя ничего добиться, что люди не бывают абсолютно последовательны. Но может быть, только и надо, что оставаться логичным до конца. (Смотрит на Геликона.) Я знаю, о чем ты думаешь. Сколько шуму из-за смерти одной женщины! Нет, дело не в этом. Правда, я как будто припоминаю, что несколько дней назад умерла женщина, которую я любил. Но что такое любовь? Пустяк. Эта смерть тут ни при чем, клянусь тебе; она только обозначила истину, из-за которой луна стала мне необходима. Это очень простая и очень ясная истина, немного нелепая, но ее трудно открывать для себя и тяжело выносить.
Геликон. Что же это за истина, Гай?
Калигула (отвернувшись, невыразительным голосом). Люди умирают, и они несчастны.
Геликон (помолчав). Послушай, Гай, к этой истине можно отлично приспособиться. Взгляни вокруг себя. Аппетита она у людей не отбивает.
Калигула (внезапно взрывается). Значит, вокруг меня все ложь, а я хочу, чтобы они жили в истине! И у меня как раз есть средство заставить их жить в истине. Я ведь знаю, чего им не хватает, Геликон. У них нет знаний, и им не хватает учителя, который понимал бы, о чем говорит.
Геликон. Не обижайся на то, что я тебе скажу, Гай, но сначала тебе надо бы отдохнуть.
Калигула (садится и говорит мягко). Не могу, Геликон, этого я никогда больше не смогу.
Геликон. Почему же?
Калигула. Если я буду спать, кто мне даст луну?
Геликон (помолчав). Это верно.
Калигула встает с явным усилием.
Калигула. Послушай, Геликон. Там шаги и голоса. Молчи и забудь, что ты только что меня видел.
Геликон. Понял.
Калигула направляется к выходу. Оборачивается.
Калигула. И пожалуйста, помогай мне с этих пор.
Геликон. У меня нет причин этого не делать, Гай. Но я много чего знаю, и мало что меня занимает. В чем я могу тебе помочь?
Калигула. В невозможном.
Геликон. Я постараюсь.
Калигула уходит. Торопливо входят Сципион и Цезония.
Сцена пятая
Сципион. Никого. Ты его не видел, Геликон?
Геликон. Нет.
Цезония. Геликон, он действительно ничего не сказал перед тем, как убежал?
Геликон. Я для него не наперсник, а зритель. Это разумнее.
Цезония. Прошу тебя.
Геликон. Милая Цезония, Гай идеалист, это всем известно. Иначе говоря, он еще не понял. А я понял, вот почему я ни во что не вмешиваюсь. Но если Гай начнет понимать – он, с его добрым сердечком, наоборот, может вмешаться во все. И одному Богу ведомо, во что это нам обойдется. Но прошу прощения – время завтракать! (Уходит.)
Сцена шестая
Цезония устало садится.
Цезония. Стражник видел, как он тут прошел. Но весь Рим повсюду видит Калигулу. А Калигула на самом деле видит только свою идею.
Сципион. Какую идею?
Цезония. Откуда мне знать, Сципион?
Сципион. Друзилла?
Цезония. Кто может сказать? Но он ее и вправду любил. Это и вправду горько – видеть, как сегодня умирает женщина, которую вчера сжимал в объятьях.
Сципион (робко). А ты?
Цезония. Я? Я – старая любовница.
Сципион. Цезония, его надо спасти.
Цезония. Значит, ты его любишь?
Сципион. Я его люблю. Он был добр ко мне. Он вливал в меня бодрость. Какие-то его слова я помню. Он говорил, что жизнь нелегка, но что нам даны в ней религия, искусство, любовь. Он часто повторял, что заблуждается только тот, кто причиняет страдание другому. Он хотел быть праведником.
Цезония (вставая). Он был ребенок. (Подходит к зеркалу и смотрится в него.) У меня никогда не было другого бога, кроме собственного тела. Вот этому богу я и помолюсь сегодня, чтобы мне вернули Гая.
Входит Калигула. Заметив Цезонию и Сципиона, он в нерешительности отступает назад. В ту же минуту с противоположной стороны входят патриции и дворцовый управитель. Они останавливаются в растерянности. Цезония оборачивается. Вместе со Сципионом она бросается к Калигуле. Он останавливает их движением руки.
Сцена седьмая
Управитель (неуверенно). Мы… мы тебя искали, цезарь.
Калигула (отрывистым, изменившимся голосом). Я вижу.
Управитель. Мы… То есть…
Калигула (резко). Что вам надо?
Управитель. Мы беспокоились, цезарь.
Калигула (наступая на него). С какой стати?
Управитель. Э-э-э… М-м-м… (Внезапно его осенило; быстро выпаливает.) Но ты ведь знаешь, что должен решить кое-какие вопросы относительно государственной казны.
Калигула (его разбирает неудержимый смех). Казна? Ну как же, конечно, казна – это дело серьезное.
Управитель. Разумеется, цезарь.
Калигула (смеясь, Цезонии). Не правда ли, дорогая, казна – это очень важно?
Цезония. Нет, Калигула, казна – дело второстепенное.
Калигула. Ты просто ничего в этом не понимаешь. Казна имеет огромное значение. Все важно: финансы, общественная мораль, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все очень серьезно. И все одинаково важно: величие Рима и приступы твоего артрита. Да! Я всем этим займусь. Послушай-ка, управитель…
Патриции подходят поближе.
Калигула. Ты мне верен, не правда ли?
Управитель (укоризненным тоном). Цезарь!
Калигула. Так вот, у меня есть для тебя план. Мы перевернем всю политическую экономию в два хода. Я тебе все объясню, управитель… когда патриции уйдут.
Патриции уходят.
Сцена восьмая
Калигула усаживается рядом с Цезонией и обнимает ее за талию.