Ясмина поймала себе на мысли, что весь день ощущает себя, словно перед свиданием. Хотя, честно говоря, у нее и настоящих свиданий-то не было. Зато она о них много читала в девичьих романах и все знала про «трепет сердца», «рассеянную задумчивость» и «особый блеск глаз».

Утром время тянулось медленно, читателей было мало, но к обеду оно разогналось, и Ясмина с удивлением обнаружила, как дома и деревья за окном стали цвета переспелой сливы. Библиотечный зал вспыхнул ярким люминесцентным светом, наполнился стуком и шелестом засобиравшихся домой читателей.

Яся почувствовала беспокойство: «Вдруг он забыл? Или заболел? Или вообще…». Она заерзала на стуле, но тут же вспомнила вчерашний сладкий вечер и успокоилась. Все будет так, как ей почудилось. И она на минуточку прикрыла глаза…

…Челюсть и скула неприятно ныли. Яся лежала лицом вниз, голова ее была немного на боку, а правая щека приплюснута к линолеуму. Взгляд блуждал по пространству между плинтусом и полом, и напоролся на застрявшую в щели рублевую монетку. Яся пыталась отковырять ее ногтем, но монетка сидела прочно. Тогда она поднялась, переступая ладонями по стене, и проковыляла в комнату. Голенище расстёгнутого сапога волочилось за ней, как подбитая лапа.

Яся достала из тумбочки тонкую металлическую линейку и вернулась в коридор. Она просунула линейку под плинтус, приподняла его, подцепила монетку ногтями и вытащила ее. Затем кивнула сама себе, наклонилась к сапогу, да так и застыла с собачкой, зажатой между пальцами.

…Было без четверти семь, когда в зал специальной литературы вошла женщина. Ясмина бросила на нее рассеянный взгляд, но все же успела заметить, что в руках дама держит ту самую книгу, которую она выдала Анатолию Николаевичу.

Яся сидела на обычном стуле. А ей казалось, что на электрическом.

Дама приближалась с неотвратимостью палача. Казалось, она вот-вот положит мокрую губку Ясе на макушку, проверит, прочно ли закреплены ремни, и пропустит электрический ток. И всё. Конец надеждам о дворянской фамилии.

В заполненном посетителями библиотечном зале Яся видела только вот эту женщину и книгу. Остальное походило на дешевые фотообои, наспех приклеенные в зале исполнения наказаний, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

«Разрядить обстановку в зале с электрическим стулом. А в этом что-то есть», – улыбка вырвалась на лицо небольшими складочками вокруг глаз, которые тут же исчезли.

Женщина приближалась, быстро и неотвратимо. И впереди нее была волна ужаса и отчаяния, которая вот-вот должна была накрыть Ясю с головой. Но девушка знала – чтобы не захлебнуться, нужно всего лишь задержать дыхание. Яся сделала глубокий вдох, и в тот момент, когда разочарование врезалось в нее, не издала ни звука. Она сидела на стуле с ровной спиной и приветливо улыбалась.

– Здравствуйте, – сказала женщина. Голос у нее был глубокий и тяжелый, как море. – Мне необходимо сдать книгу. Правда, за другого человека. Он, к сожалению, не смог.

– Добрый вечер! Назовите, пожалуйста, фамилию, имя и отчество, – попросила Ясмина и незаметно засунула лежавший перед ней формуляр обратно в картотеку.

– Одоевский Анатолий Николаевич, – женщина произнесла это так торжественно, что казалось она сейчас продолжит чем-то вроде «потомственный дворянин, титулованный статский советник, кавалер Ордена Белого Орла».

Яся достала карточку, извлекла из нее формуляр, проставила дату. Женщина дышала ровно и глубоко, и с каждым вдохом крупные темно-фиолетовые бусины перекатывались на ее груди. Она положила обе руки на библиотечную стойку, и Яся отметила, что кроме серебряного перстня с изображением геральдической розы никаких колец не было. И мерзкая, липкая надежда присосалась пиявкой к Ясиным мыслям: «А вдруг сестра? Или тетка? Или просто коллега».

– Я могу идти? – спросила женщина с таким достоинством, с каким княгини протягивают руку для целования.

Яся подняла глаза, и только теперь заметила, какие благородные черты у этой дамы. Глубокие карие глаза, прямой нос, контур губ четкий и гладкий. Женщина была крупной и статной, и, если бы жила в имперской России, вполне бы сошла за графиню.

– Да, конечно. Всего вам доброго, – ответила Ясмина и тихо под нос добавила: «Чтоб ты навернулась со своих каблуков, кошка драная».

Женщина была на середине зала, когда каблук правой ноги проскользнул вперед и неестественно подогнулся. Она чуть накренилась, но тут же выровнялась. И зашагала прочь, как покидают поле боя победители…

…Яся все еще стояла посреди коридора стояла, нагнувшись к сапогу, с бегунком, зажатым между пальцами, когда кто-то позвонил в дверь.

Яся сидела на стуле и вылавливала ложечкой зефирки из какао. Напротив нее сидел коротко стриженный мужчина с глазами цвета крепкого кофе. На нем был рыжий свитер крупной вязки с вышитой доисторической обезьяной и надписью «Не копайся в прошлом – копайся в себе».

– … и тогда Рома подошел к палатке девочек, заорал “Я страшный перепел”, а потом рухнул у входа и захрапел.

– Ага, я пыталась его разбудить или оттащить, но куда там, он раза в два тяжелее меня был.

Мужчина посмотрел на Ясю своими темными глазами, но для Яси в них был только свет.

– Слушай, ну вот ты совсем не изменилась. Девчонка-девчонкой, а ведь нам за 30 уже. С хвостиком.

– С хвостищем, я бы сказала.

Взгляд Яси ненадолго потух, она отвернулась к окну, сглотнула и снова посмотрела на собеседника:

– Да что ты все про прошлое. Расскажи лучше, как жена, как дети. У тебя же вроде две девочки, да?

– Два мальчика. Я каждый раз тебе это говорю, а ты каждый раз забываешь. Ай, не важно. Развелся я. Вот уже полгода как. Она уже себе хахаля нашла, в Маааскву с ним свалила. Пацанов своих не вижу почти, так, на каникулах приезжают. Да и то, если я не в командировке. Сама знаешь, то там копаем, то тут…

– Паш, прости, я не знала.

– Конечно, не знала. Мы же когда с тобой последний раз виделись? Это ведь было аккурат перед тем, как я в Австралию на раскопки уехал.

Яся задумалась. После выпускного они с Пашей сразу договорились – никаких бесполезных звонков и переписок, только личные встречи. Обещание они нарушили только дважды: один раз Паша пригласил на свадьбу, а второй…

– Девять месяцев назад. Ты на похороны приезжал. Тогда весь класс собрался, даже Карина из Италии приехала.

– Да, жаль, все-таки родителей твоих. Глупо как-то все это вышло. Ты к психологу так и не сходила, я тебе контакты кидал?

– Паш, давай не будем об этом. Ты-то себе жену новую не подыскал? Ты же не можешь без женщины, знаю я тебя.

– Вот как раз к ней и приехал.

Паша взял Ясину ладонь в свои большие медвежьи лапы. Руки у него были шершавые, мозолистые. Ногти были чистые, но пожелтевшие от постоянного соприкосновения с землей и глиной.

– Ясмина, Яся… Может, все-таки попробуем, а? Ну нет у меня никого ближе тебя. Ты самый уютный человек на всей планете. Такой, который мне нужен. Чтобы мне было куда возвращаться, понимаешь. Не могу я в пустую квартиру приходить. Холодно там, холоднее, чем в Заполярье на реке Море-Ю, где писать на улице равносильно кастрации. Яська, ну что ты молчишь, ответь что-нибудь?

Яся смотрела на свою маленькую хрупкую руку, завернутую словно младенец в кокон, и ей не хотелось ее убирать. Чувство теплое, мягкое, нежное заполнило всю ее по самое горлышко. Паша был ее лучшим другом уже почти 20 лет, они делились самыми сокровенными секретами, но ни разу не делили постель.

– Паша, я люблю тебя больше всех на свете. Мне кроме тебя и любить-то некого. Ты для меня и брат, и отец, и даже сын. Но не муж. Прости.

Яся думала, что Паша сейчас кинет ее руку, встанет и уйдет. Но нет. Он еще сильнее стиснул ее ладонь, притянул ее к себе и поцеловал по-отцовски нежно.

– Ох, Яся, а все равно старость будем вместе встречать, вот увидишь.