Отчасти, это послужило второй причиной сокращения численности некромантов. Обозлённые люди нередко нанимали чародеев-охотников, чтобы они избавили их от столь неприятного соседства. Вдобавок к этому после священной войны многие ныне существующие религиозные учения объявили некромантию вне закона и открыто выступали против её приспешников, спуская на них церковных псов в лице инквизиторов, в число которых входило множество тронутых магов-фанатиков. Особенно ценились те, что владели атрибутом огненной стихии и могли мгновенно предать нечестивцев очищению в священном пламени.
Но не они представляли главную угрозу для некромантов. Ведь это просто назойливые людишки. Да, некоторые из них обладали магией, но, тем не менее, они всё ещё оставались уязвимыми, как физически, так психологически. Поэтому простой полуразложившийся труп – особенно если при жизни приходился каким-либо родственником или близким другом – был вполне способен сломить любого противника, стоило лишь цепким гниющим рукам сомкнуться на натруженной от бесплодных попыток образумить мертвеца и последующих за ними надрывных просьб прекратить глотке. Настоящей угрозой были вампиры.
Вот с кем действительно сложно было справиться. И речь идёт отнюдь не об упырях и третьесортных обращённых, которые когда-то были людьми. Речь идёт именно об истинных вампирах, которые уже были рождены могущественными созданиями и оттого были столь принципиальными и высокомерными.
Причины вражды были простыми донельзя. Проблема заключалась в том, что вампиры по своей сути являлись нежитью. Это означало, что некромант мог возыметь над ними определённый контроль. И если подчинить своей воле истинного вампира мог лишь кто-то по силам хоть немного равный личу, если не сам лич, то для подчинения всякой мелочи особых навыков не требовалось. Захватив только одного безмозглого упыря и немного покопавшись у него голове, можно было выведать любые секреты как целого клана, так и каждого отдельно взятого его члена, потому что все они ментально связаны друг с другом. Поэтому истинные ненавидели некромантов и активно истребляли их, а те, в свою очередь, тоже не особо-то и жаловали надменных кровососов.
Ну и наконец, третьей причиной был сам обряд. Он предполагал тесное взаимодействие с книгой мёртвых, – и по совместительству символом всей некромантии, – именуемой «некрономикон». Книга хранила в себе множество тайн, но, чтобы постичь их, читающий должен был готов заплатить за это жизнью.
Во время обряда некрономикон высасывал душу всякого, кто осмеливался пытаться прочитать тёмные письмена, и делал это всё сильнее с каждой перевёрнутой страницей. Однако этот эффект можно было ослабить, обладая определёнными навыками ментальной защиты, но они были трудны в освоении и поддержании. Из-за этого слабые некроманты не смогли бы долго сопротивляться книге и стали для неё лёгкой добычей. Поэтому для обряда и выбирались только сильнейшие, одобренные лично всеми старейшинами деревни. На них возлагались большие надежды, потому что, согласно приданию, некромант, полностью прочитавший проклятую книгу, станет личём – могущественным существом, находящимся за гранью понимания жизни и смерти.
Корнер был одним из таких. Вернее, он был единственным, кто удостоился столь почётной участи за последнее время. Отсюда и подобное отношение. Однако, если таким образом они пытаются как-то задеть его, то ничего у них не выйдет, ведь подобное внимание только льстило некроманту. Потому он преспокойно двигался вперёд, шаг за шагом приближаясь к своей цели.
На выходе из деревни некромант остановился. Дорогу ему преградила фигура в точно таком же балахоне, в которой он узнал своего лучшего, если не единственного, друга Гойла.
– Эй, Корнер, ты уже смирился с тем, что, став скелетом, попадёшь в отстойную пехотную дивизию? – ухмыляясь от уха до уха, спросил старый приятель. – Ведь стрелять из лука ты так не научился, – добавил он и зашёлся хохотом.
– От чего же? Или ты успел позабыть, как твоя матушка под оглушительные поросячьи визги вытаскивала мою стрелу из твоей тощей задницы? – ловко парировал Корнер, и они тепло, по-дружески обнялись.
– Эх, было время… – ностальгически протянул Гойл, потирая левую ягодицу и тут же стал серьёзным. – Ты ведь справишься?
– Разве я давал тебе повод когда-либо сомневаться в себе, придурок? – наигранным, полным надменности голосом бросил некромант. – С кем ты, по-твоему, сейчас разговариваешь? С самим Корнером де Брасско, будущим королём-личём! Конечно, я справлюсь, иначе и быть не может!
– Ну тогда поспешите ваше величество, король-лич, а то обряд начнётся без вас, – Гойл освободил дорогу и склонился в шутливом поклоне.
Корнер хмыкнул и пошагал вперёд, нарочито подражая походке важных королевских особ, за что был удостоен смачным хлопком ладони по спине и тихим пожеланием удачи.
Весь оставшийся путь некроманта не покидала улыбка.
Добравшись до стальной проржавевшей калитки кладбища, он увидел силуэт, в котором безошибочно опознал Маниву – самую молодую из всех восьми старейшин деревни. Сделать это было несложно, потому как она всегда носила красный платок, скрывающий нижнюю половину лица.
Госпожа Манива была искусным некромантом и, пожалуй, единственной в деревне, кто хорошо владел навыками боевых искусств. Им её научил отец – известный в прошлом мастер, какое-то время даже владевший титулом «Победоносный» за внушительную серию побед на официальных турнирах. Однако позже он проиграл его в бою одной одарённой принцессе двенадцати лет и на этой почве спился. Был в одном шаге от смерти, благодаря чему и познакомился с матерью Манивы. Когда же она родилась, отец, прекрасно зная об отношении других людей к некромантам, решил научить дочь постоять за себя.
Манива и сама нередко учила детишек – в число которых входил и Корнер – драться, однако часто ловила на себе боязливые взгляды, устремлённые на челюсть, полностью изъеденную проклятьем. Ещё детей пугал воссозданный магией, – оттого столь неестественный и неживой, – голос, лишённый всяческих намёков на какие-либо эмоции. Каждый раз заслышав его, маленькие ученики невольно вздрагивали и отвлекались, поэтому Манива решила скрывать лицо за тем самым красным платком, а также старалась как можно меньше разговаривать. Позже это вошло в привычку.
Корнер кивнул ей в знак приветствия. Она кивнула в ответ, развернулась и махнула рукой, призывая следовать за ней. Юноша покорно пошёл следом.
Минуя ряды кривых, однотипных надгробий, которые уже давно позабыли имена своих хозяев, они подошли к полуразрушенному склепу, входом в который служила пробоина в обветшалой кирпичной стене. Всё ценное, что могло когда-то находиться внутри, было давно растаскано мародёрами, ещё до того, как здесь обосновались некроманты. И только груда обвалившихся кирпичей, погрёбшая под собой перевернутый гроб бывшего владельца, чей краюшек робко выглядывал из-под завала, да дыра в полу с осыпавшейся от времени лестницей, уводящей куда-то под землю, встречали очередных, зачастивших за сегодня гостей.
Спустившись по ней, они оказались в небольшом помещении. На полу, занимая всё свободное пространство, чьей-то искусной рукой была вычерчена кровавая октограмма, в центре которой на костяной – само собой кости были человеческими – подставке располагался некрономикон. На каждом из углов по одному стояли все старейшины деревни, за исключением Манивы, разумеется. Самый старший из них Хэйл, стоявший лицом напротив книги, поднял свои глаза на Корнера:
– Подойди, дитя, – молвил он хриплым, низким голосом, жестом указав на некрономикон. Корнер повиновался, а Манива замкнула круг за его спиной, встав на последний свободный угол.
– Итак, дитя, – продолжил Хэйл, – нужно ли мне объяснять суть ритуала?
– Нет. Мне ведь всего-то и нужно, что прочитать эту книгу, – самоуверенно бросил юноша.
– Похвальный настрой. Но ты ведь помнишь, что произошло в прошлый раз после прикосновения к книге?
Корнер поморщился и снова бросил машинальный взгляд на руки. Вот только тогда он был ещё совсем глупым мальчишкой, и ему определённо не стоило поступать столь опрометчиво. Однако сейчас всё было по-другому. Сейчас он был уверен, как никогда, что сможет противостоять некрономикону.