Она бежала вниз по склону горы, продираясь сквозь раскидистые ветви молодых лиственниц, так больно царапающих нежную кожу острыми иголками. Девушка старалась как можно быстрее достичь спасительных городских врат, чтобы укрыться за ними от своего ужасного преследователя. До города было рукой подать: лишь бы добежать до холма, располагающегося неподалёку от горного подножия, и спуститься с его вершины. Вот только извилистые тропы в тёмное время суток становились практически непреодолимой преградой, заставляя девушку без конца спотыкаться и падать, задевая ногами торчащие отовсюду корневища.

Её красивое платье сиреневого цвета, подаренное бабушкой, превратилось в покрытые слоем грязи и пыли лохмотья; руки и ноги покрылись множественными царапинами и кровоподтёками, а огненно-рыжие волосы, ранее собранные в тугой аккуратный пучок на затылке, теперь же торчали в разные стороны и хлестали девушку по лицу при каждом резком повороте головой. Происходило это довольно часто, потому что девушка то и дело оглядывалась назад, пытаясь понять, удалось ли ей оторваться от преследования, а в зелёных, словно два больших изумруда, глазах читался неподдельный страх.

Неизвестно, сколько ещё раз предстояло упасть этой несчастной, если бы тропа, наконец, не сжалилась над ней и не вывела к подножью на залитую лунным светом опушку. Где-то впереди послышалось мелодичное журчание ручейка, который брал своё начало на том самом заветном холме.

Беглянка остановилась, чтобы перевести дыхание и осмотреться. Она напряженно сузила глаза и стала сосредоточенно вглядываться в темноту, туда, где была секунду назад, однако ничего, кроме бесконечных силуэтов деревьев, тихо шуршащих покачивающимися на ветру ветвями, увидеть ей так и не удалось. Девушка облегчённо выдохнула и направилась к ручью.

Но стоило ей сделать лишь несколько шагов, как за спиной раздался зловещий хохот, и огромная скрюченная лапа с длинными острые когти, схватила её и мгновенно уволокла обратно во тьму. Однако прежде, чем исчезнуть, девушка вскинула перед собой руку, будто бы пытаясь ухватиться за что-то, и прокричала голосом, преисполненным мольбы: «Помоги мне!»

Корнер вздрогнул и резко поднялся в кровати. Крик девушки всё ещё стоял в ушах, и юноша мог поклясться, что адресован он был именно ему.

«Но как такое может быть?» – рассуждал он, вставая с кровати.

Корнеру и раньше доводилось видеть её в своих снах, но лишь мельком, украдкой наблюдая за тихой и безмятежной жизнью простой деревенской девушки. Однако ранее она никогда не говорила с ним и тем более не просила о каких-либо одолжениях, из чего юноша сделал вывод, что это не дух и не какой-нибудь призрак, ищущий упокоения, а лишь обычное сновидение, порождённое сознанием. В такие моменты некромант криво усмехался себе под нос, иронично подмечая, что хоть раз в жизни ему удалось создать нечто столь живое и прекрасное.

Но сейчас в его голове поселились сомнения: простое сновидение вряд ли бы стало так отчаянно просить о помощи, да и сама местность выглядела до боли знакомой.

Чем дольше Корнер раздумывал над этим, тем больше ему казалось, что всё, произошедшее во сне, произошло на самом деле. В голове начали всплывать воспоминания о том, как в детстве они вместе с отцом ходили на охоту в горы и, возможно, не раз охотились на этой самой опушке.

Вспомнив об отце, молодой некромант машинально посмотрел на руки, а вернее на то, что от них осталось.

Начиная от локтя и опускаясь вниз до самых кончиков пальцев, они были лишены всяческой плоти, лишь голые кости, характерно поскрипывающие при каждом маломальском движении рукой. И хоть Корнер не утратил над ними контроль, да и для некроманта это было обыденным делом, один лишь их вид был ему невыносим. Поэтому каждый раз, покидая дом, некромант заматывал руки бинтами, а поверх надевал чёрные кожаные перчатки, чтобы не бередить старые раны воспоминаниями о той злополучной ночи, в которую он лишился родителей.

Корнер винил себя в их смерти, винил себя за свою слабость, поэтому с тех самых пор стремился к силе. Силе абсолютной и бескомпромиссной. Такой, что заставит врагов трепетать от страха только при одном упоминании его имени, а его клану вернёт былое величие. И вот сегодня ему представится шанс воплотить все свои желания в реальность. Ведь сегодня день его посвящения, и в случае успеха, юноша станет личём и получит знания и силу, неведомые ни одному смертному.

Некромант бросил взгляд на старенькие настенные часы и с удивлением обнаружил, что до полуночи оставалось всего полчаса. Крепко же он задремал. И если бы не этот крайне странный сон, то его долгожданный обряд посвящения мог превратиться в другой, более простой и ограничивающийся пусканием слюней в набитую соломой подушку.

– Ладно. Подумаю над этим позже, – зевая, пробормотал некромант, после чего встал с кровати, подошёл к зеркалу и взглянул на своё отражение.

– Что уже сегодня, да? – мечтательно проговорил Корнер, смотря абсолютно белыми глазами на себя по ту сторону зеркала, расплывающегося в самодовольной улыбке.

Зачерпнув воды из рядом стоящего ведра, он умылся, опустил длинную чёлку на глаза – юноша не любил демонстрировать их окружающим – и принялся забинтовывать руки. Закончив с этим, Корнер накинул свой любимый чёрный балахон, висевший на стуле, не забыв и про перчатки, лежавшие рядом. Порыскав в кармане балахона, он извлёк оттуда цепочку, на которой весело старинное кольцо, – подарок почившей матушки, – надел на шею и покинул дом.

Обряд посвящения должен был проходить на старом, заброшенном кладбище, что находилось недалеко от деревни, поэтому Корнер, не теряя ни минуты времени, поспешил прямиком туда. По пути к месту проведения ему встречались и другие некроманты, но они лишь молча проходили мимо, награждая юношу косыми взглядами и перешёптываясь за его спиной. Корнер понимал причину такого поведения.

Всё дело в том, что посвящение было довольно значимым событием в жизни клана, поэтому абы кого для его проведения не выбирали. Только избранным предоставлялась такая почётная возможность. Да и происходила оно достаточно редко, – что делало избранного счастливчиком дважды на зависть всем остальным, – так как количество некромантов с каждым годом становилось всё меньше и меньше.

Одной из причин этого было проклятие. Оно сопровождало некромантов с самого рождения и проявлялось на телах в виде своеобразного родимого пятна. Обычно это выглядело как сгнивший до костей островок на теле, но бывали и исключения. Например, мертвецки-белые глаза Корнера.

В общем-то, именно проклятье и делало некроманта некромантом, но в обмен на силу каждый раз забирало частицу его души. Это в свою очередь было чревато тем, что тело, неразрывно связанное с ней, со временем постепенно разлагалось, и начиналось разложение от того самого островка, расползаясь всё дальше и во всех направлениях. Однако всё было не так уж и плохо, как могло показаться на первый взгляд. Не было никакой боли, да и функционирование тела продолжало осуществляться за счёт магии, поэтому в целом каких-либо серьёзных последствий из-за этого не возникало. Если, конечно, сей процесс надлежаще контролировался.

Потому что в противном случае по истечению определённого количества жизненной силы и полного разложения тела, некромант становился абсолютно неуправляемым скелетом, жаждущим человеческой крови. И было совершенно неважно: случайный ли это бедолага, в недобрый час попавшийся ему на глаза, или же старый приятель, с которым он ещё вчера распивал выпивку.

Помимо этого, они могли создавать себе подобных, просто поднимая давно истлевшие останки мертвецов из могил близлежащих кладбищ. Небольшая кучка таких скелетов запросто могла стереть с лица земли небольшую захолустную деревушку, потому как избавиться от них можно было только путём уничтожения магического ядра, заменявшего сердце. А что может уничтожить магию? Верно, лишь другая магия. Да вот только чародеев в таких деревушках днём с огнём не сыщешь, потому как они больше предпочитали роскошные города со всеми их пороками и соблазнами, из-за чего не владеющие магией селяне оставались совершенно беззащитными перед подобной напастью.