Понятно теперь, что с девочкой случилось. – отметила про себя я.

  Мальчонка уселся на табурет и положил светлую головку  рядом с моей на подушку.

  Так в душе защемило, так захотелось прикоснуться к этому мелкому чуду.

– Не переживай так уж сильно. Случается всякое. Ты не виноват. Ты просто испугался и растерялся, да?, – я с тихим наслаждением гладила пальцами тонкую кожу детской щеки, трогательные мягкие кудряшки.

– Очень, – признался малыш и тревожно спросил, – ты на меня не сердишься?

– Нет, конечно, – поспешила его успокоить, – разве можно сердиться на такого хорошего мальчика?

– Я тебя люблю, – прошептало чудо, – больше всех на свете.

И немного помолчав, добавило:

– Только матушке не говори.

– Хорошо, – улыбнулась я, – это наш секрет.

  К обеду пришла Марлен с чашкой угадайте чего? Но, на этот раз, о, чудо, к нему прилагался кусочек тощей, но от этого не менее божественной курицы! У меня от возбуждения, по-моему, аж руки затряслись.

  Нянька потянулась за ложкой, но я её остановила:

– Давай-ка я сама уже буду хотя бы в этом себя обслуживать.

– Давай, детка, сейчас мы тебя устроим. – энергично взбив комковатую подушку, она приладила её мне под спину, помогая устроиться полусидя.

  Быстро выхлебав бульон, я принялась смаковать жёсткое до невозможности мясо, отгрызая небольшие кусочки и долго-долго пережёвывая, практически расщепляя во рту.

  А потом был променад по комнате. Марлен и я, вцепившаяся мёртвой хваткой в подставленную руку, медленно добрались до окна. Ноги дрожали, малодушно захотелось вернуться в кровать. Но сдаться так быстро я себе не позволила.

– Нянюшка, а голову мне тоже отшибло? – спросила я, чувствуя, как она тяжелеет в горизонтальном положении и вспоминая, как болезненно было разбирать сбившиеся спутанные волосы.

– Ох, детонька, да чего тебе только не отшибло. Как жива осталась – это вообще чудо господне. А ты не помнишь, что ли? – встревожилась женщина.

– Марлен, ты только не пугайся, но я и в самом деле кое-что забыла, – я осторожно начала готовить женщину к своей некоторой неосведомлённости в разного рода вопросах и деталях. И поспешно добавила, – но обязательно вспомню – ты только немножко мне помоги.

   А потом и вовсе, чтобы переключить расстроенно-растерянную женщину с этой непростой темы, обернулась к окну:

– Смотри, какая красота вокруг! А давай окно откроем?

– Таюшка, да как можно? Холодно ж ещё. – она буквально округлила глаза.

  А за окном зацветала нежная весна. Солнце светило так ярко, что слезились привыкшие уже к постоянному полумраку глаза. И грело через грязноватое стекло так, что невыносимо захотелось на улицу. Но эта задача пока была мне явно не под силу.

– Ну пожалуйста, я же не дойду во двор, а дышать свежим воздухом нужно. Доктор ведь наверняка говорил? – пришлось пойти на маленький шантаж.

  Марлен набрала полную грудь воздуха, закрыла рот и медленно выдохнула. В глазах её металось беспокойство. Она, склонив голову на бок, внимательно посмотрела на меня ( в этот момент я клятвенно пообещала себе пореже озадачивать няньку нестандартными просьбами), и ,с силой толкнув намертво слипшиеся створки, распахнула окно.

  Меня чуть не сбило с ног волной свежести и кислорода.

  Стоял один из первых дней пока ещё не надёжного, но жаркого тепла. Когда воздух прогревается, и на улице становится теплее, чем в озябших за зиму каменных домах. Потом будут ещё и похолодания, и ветра, пока в свою власть не вступит лето.

  Но сегодня был именно такой чудесный, ясный, пронизанный солнцем день. Окно выходило в запущенный сад. Снег ещё стаял не везде, постепенно обнажая прошлогодний, не убранный с осени мусор, сквозь который уже проросла трава и первые весенние цветы. На деревьях настойчиво пробивались почки, кое-где взорвавшиеся нежной листвой.

  Я прислонилась боком к оконному проёму и зачарованно любовалась этим великолепием. Ветерком донесло аромат… сирени? Сами собой в голове всплыли строки:

Что за наряды нынче у весны —

Безумство, наваждение, дурман!

Ужели  ей привычные тесны

Зелёный шёлк, лазоревый сафьян?!

Одежды выбирая  на лету,

Она меняет каждый новый день

Метель шальной черёмухи в цвету

На  пламенем объятую сирень.

– Ну да, оно и в самом деле немудрено было память порастерять, – буднично вырвала меня из романтичного настроения Марлен.

  Она в задумчивости стояла рядом и, видимо, всё это время крутила в голове озвученную мною новость о собственной амнезии.

– А денёк и в самом деле хорош! – женщина, наконец, расслабленно выдохнула, позволяя себе насладиться чарующим духом весны.

  Я тоже развернулась к окну. Хотелось высунуться в него, но… рёбра не позволяли.

– Ну, ладно, на первый раз хватит, – прервала идиллию нянька, – ты вон уже на ногах еле держишься. А ну, давай в кровать. Потихоньку, не торопись.

  Торопиться, впрочем, я бы физически не смогла, даже если бы меня об этом очень попросили – ослабевшие от отсутствия нагрузки мышцы предательски дрожали.

  Но была счастлива уже хотя бы от того, что солнце продолжает светить, природа возрождается, в окружающем меня мире, кроме набивших уже оскомину серых, тёмно-зелёных и коричневых мрачных тонов, обнаружились и другие – яркие краски, а я уже встаю на ноги. Ну и что в комнате, наконец, стало свежо.

  Так потихоньку я и осваивалась в новых, нежданно свалившихся на меня, обстоятельствах жизни.

  Мачеха и отец меня пока больше не посещали, чему я была несказанно рада.

  Лаура, видимо, решила, что свой лимит сострадания она уже исчерпала и успокоилась на том, что я, в смысле Таис, вообще жива. Отец – не знаю почему.

  Как-то из любопытства спросила об этом Марлен, но она только рукой махнула, привычно поджав губы. Допытываться не стала, решив не забивать пока этим голову – на сей момент ждали решения более срочные и важные задачи.

  Всё моё общество составляли нянька и Тео, регулярно забегавший к "сестре", поделиться новостями и своми детскими переживаниями.

  Домашние новости, в основном, сводились к тому, на кого и за какую провинность сегодня накричала баронесса и её причитаниям о том, мол, "как это нету денег на новый корсетик" и "как её, несчастную, вообще угораздило выйти замуж в такую нищету, в которой порядочной баронессе просто неприлично жить".

  Вот интересно даже, о чём она думала, когда рвалась в этот "замуж"? И как-то уж совсем  нелогично Лаура упускала тот факт, что без этого "замужа", она и не баронесса вовсе. В общем, ничего интересного.

  Однажды уже под вечер ко мне прибежал перепуганный Тео.

  Я успела искренне привязаться к хулиганистому, но доброму ребёнку. Его взволнованность моментально передалась и мне. Тем более, что обычно он посещал меня днём, и сегодня уже забегал.

– Малыш, что случилось? – я не на шутку переполошилась.

  Ребёнок стоял посреди комнаты, зажимая под мышкой какую-то маленькую коробочку, и не решался ни подойти, ни озвучить то, что его так обеспокоило. Глазёнки его широко открылись – было очевидно, что он отчаянно борется с подступающими слезами.

– Тео, миленький, не пугай меня. Что произошло? Иди сюда, – я всё же уговорила мальчишку подойти и усесться ко мне на кровать, – ну давай, рассказывай.

– Марлен разговаривала… Я услышал… Таюшка…

– Ну, – подбодрила его я, – с кем разговаривала?

– Сама с собой, как всегда. На кухне.

– И что сказала Марлен, что ты так испугался?

– Ты правда ничего не помнишь? – решился, наконец, он озвучить мучивший его вопрос.