Приближалась зима, и это было не самое подходящее время года для такого места, как поместье Роуи в Висконсине, но в плане уединения и тишины оно было идеальным. Сам дом располагался в лесистой части штата, соседей там было мало, и они находились далеко друг от друга. В небольшом городке неподалеку можно было закупать продукты и все необходимое.

Роуи быстро разработал план. В доме жили сторож и его жена. Им в помощь он намеревался нанять обслугу из ближайшего городка. Харрис, пилот Роуи, должен был временно помочь переправить те запасы, которые нельзя купить в городке.

Трейн вызвался поехать с ними. Он заявил, что ему требуется отдых в таком месте, как висконсинское поместье Роуи, но я знал, что он беспокоится о благополучии Роуи. Здоровье ученого неуклонно ухудшалось в течение последних семи лет, а за последние несколько месяцев от него осталась лишь тень его прежнего. Я полагал, что Трейн сможет все устроить; он передал большую часть своей практики более молодому коллеге, и с тех пор готов был отойти от дел.

Я проводил их однажды утром, когда начал падать первый в этом году снег. По мере того, как корабль удалялся, уменьшаясь в размерах, у меня возникло странное чувство, что он увозит их в своего рода добровольную ссылку.

На мне теперь лежала неприятная задача сообщить семьям Сорелла, Уитона и Лаудера, что их мужчины не вернутся домой. Мне невыносима была мысль говорить им это в лицо, поэтому я написал письма, в которых полностью и откровенно изложил ситуацию.

Оставалась только Дорис. Как и другие, она, без сомнения, лелеяла надежду, что Джимми со временем вновь станет собой, и с ее постоянной помощью и уходом, прежние отношения вернутся. Естественно, для нее было большим потрясением узнать о предпринятом шаге. Дабы смягчить удар, я устроил, чтобы Вера взяла Дорис на один из зимних курортов на Юге, и оставил специальные указания Бет и Андреа позаботиться, чтоб Дорис встречалась с разными молодыми людьми.

После этого я с головой ушел в работу на заводе. Дела, требующие моего личного внимания, накопились сверх всякой меры за время моего частого отсутствия, и в течение следующего месяца я был занят только ими.

Наконец, дела были приведены в порядок, и мной завладело беспокойство. Мне было любопытно узнать, что происходит в висконсинском имении, да к тому же, хотелось увидеть Трейна и Роуи. Решив, что мне самому требуется небольшой отпуск, я собрал чемодан и направил нос своего самолета в сторону Висконсина.

Трейн встретил меня в дверях по приезде. Его бурные приветствия показались мне странными.

– Фарнам! Как здорово! Рад тебя видеть, старина. Ужасно рад. Давай, помогу тебе с сумкой. Слышал, как твой самолет приземлился на поле, но подумал, это Харрис вернулся с задания.

– Как Роуи? – спросил я, когда мы обменялись рукопожатием.

Трейн посерьезнел.

– Он в плохом состоянии, Фарнам, очень плохом. Острейшая меланхолия и депрессия.

– Все настолько плохо?

– Хуже. Фарнам, если б мы могли что-нибудь сделать. Роуи не протянет и полгода, если ситуация и дальше будет такой как сейчас.

– Боже мой! – прошептал я. Прошло несколько секунд, прежде чем я сумел задать свой второй вопрос: – А как они… исследователи?

Чело Трейна омрачилось, словно туча набежала.

– Ну, вполне хорошо, полагаю. – И затем резко: – Думаю, ты хочешь увидеть Роуи. Он наверху в своей комнате. Я провожу тебя.

Пока мы шли через холл, дом показался мне неестественно тихим и безлюдным.

– Я думал, Роуи собирался нанять помощников по дому в городе, – заметил я. – Где же они? Выходной?

Трейн с неловким видом пожал плечами.

– Да, он нанял пару женщин, чтобы помочь с готовкой и по дому. Они уволились через неделю. Больше нам никого не удалось найти. Сторож Джонсон и его жена Нора делают здесь практически все.

Я остановился.

– Но, бога ради, в чем же дело?

– В исследователях. Жители городка боятся их. Похоже, они слишком серьезно восприняли страшилки Гриффина и Хоу.

– Разрази их гром! – вскипел я.

– Через несколько дней после того, как женщины уволились, сюда заявилась делегация из города. Они вежливо поинтересовались, не покинем ли мы эти края.

– Нет, это просто… – От внезапной вспышки гнева я не мог продолжать и лишь уныло смотрел на Трейна.

– Я сказал им, что мы не нарушили никакого закона, и поэтому они не имеют никакого права просить нас уехать. – Трейн вздохнул. – Нам пришлось оставить Харриса, поскольку ему приходится летать в столицу за продуктами. Торговцы соседнего городка ничего ему не продают.

Я просто не находил слов, чтобы выразить свое изумление и раздражение. Мы с Трейном пошли дальше в молчании. Когда мы поднялись по лестнице, до наших ушей донесся какой-то тонкий воющий звук.

Я остановился, схватился за перила.

– Что это?

Лицо Трейна вновь омрачилось.

– Одна из их машин, полагаю. Видишь ли, исследователи сделали из подвальной игровой мастерскую.

– Мастерскую?

– Можно и так ее назвать, хотя это больше похоже на лабораторию. Они заполнили ее какими-то станками, механизмами, химикалиями и всякой всячиной. В последнее время Харрис только и делает, что мотается за материалами для них.

Я молча наблюдал за Трейном. Он нервно покусывал нижнюю губу, и мне показалось, что что-то еще вот-вот сорвется у него с языка, но он промолчал.

Роуи был в своей комнате, сидел в кресле возле окна, с открытой книгой на коленях. Он, однако, не читал, а просто смотрел перед собой застывшим взглядом. Он медленно и с трудом обернулся, когда мы вошли.

– Ба, да ведь это Герб! Какой приятный сюрприз. – Роуи поднялся из кресла и потряс мою руку. – Останешься?

– Ну, может, на недельку. – Я не мог придумать, что еще сказать. Вид Роуи буквально потряс меня. Он выглядел изможденным и неухоженным, а выражение глаз было таким затравленным, что даже радость при виде меня не смогла его прогнать.

– Ну, как там дела на заводе? – спросил Роуи, скорее, чтобы помочь мне почувствовать себя непринужденнее, чем из подлинного интереса, понял я.

Мы некоторое время поговорили о делах. Затем разговор зашел о политике, потом о погоде и, в конце концов, говорить, кажется, было уже не о чем. После довольно неловкого молчания мы с Трейном удалились.

Ужин тем вечером проходил в гнетущей атмосфере. Настроение тревожного напряжения, которое пропитало дом, к тому времени уже передалось и мне. Никто, похоже, не был невосприимчив к нему; меня поприветствовали Джонсон и Харрис, а позже и жена Джонсона Нора, и я ощутил его в каждом из них так же осязаемо, как почувствовал в Трейне в первую же минуту своего приезда.

За ужином присутствовали только Роуи, Трейн и я. Некоторое время я удивлялся этому, а потом озвучил свои мысли Трейну.

– А где исследователи? Разве они не собираются с нами ужинать?

– Исследователи с нами не трапезничают, Фарнам. Джонсон оставляет им еду у двери в мастерскую. Может, они предпочитают есть одни или, может, слишком заняты, чтобы присоединиться к нам.

– Эта мастерская… – пробормотал я. – Трейн, вы имеете представление, что они делают?

– Я задавался этим вопросом. Но раз это развлекает исследователей, может, лучше в это не вникать.

После ужина мы перешли в гостиную, где немного поговорили за напитками и сигарами. Роуи долго не задержался; после того, как в очередной раз впал в мрачное молчание, он извинился и ушел.

– С Роуи надо что-то делать, – сказал я Трейну. – Эта атмосфера ему противопоказана.

– Я предлагал путешествие, – отозвался Трейн. – Но Роуи не соглашается покинуть этот дом. Он, похоже, чувствует слишком большую ответственность за исследователей.

На меня навалилось подавляющее чувство тщетности; с какой стороны ни посмотри, ситуация безнадежная.

– Господи, Трейн, чем все это закончится? Вечно так продолжаться не может. Эта игра в нянек при исследователях, которым ни до чего нет никакого дела, Роуи, своими страданиями сводящий себя в могилу…