На следующее утро, находясь в офисе, я окончательно оформил план, которому собирался следовать. Первым делом я позвонил Самсонову, разбудив его, и договорился о встрече. После этого я решил заняться сбором информации об орудии убийства. В этом мне могла помочь незабвенная Виктория Кирсанова, к которой я в последнее время подходить опасался. Её непонятный интерес ко мне, как предмету воздыханий, почему-то постоянно возрастал. Мои увещевания, отказы, зачастую грубые и даже оскорбительные, на неё не действовали. Виктория в своём упорстве была просто невозможна. Поэтому я решил заранее о встрече с ней не договариваться. Предупреждён, значит вооружён. Кирсанова, как женщина, и как знаток военной истории, эту истину ставит во главу угла. Если я предупрежу её заранее, она подготовится: «боевая раскраска», умопомрачительный наряд, который скрывает все, кроме того, что необходимо скрывать. Был у меня уже такой опыт, рассказывать о котором можно только некоторым друзьям. Супруге об этом знать точно не следует.

В 09 часов я направился в музей. Дело в том, что Виктория работает в музее Великой Отечественной войны, история этой мировой трагедии очень её интересует, она автор достаточно большого количества работ на данную тематику. Часть из них я читал, с большим интересом: у неё понятный язык, тексты читаются легко. Кроме этого, Кирсанова большой знаток оружия, в том числе холодного. Но и это не главное. Особое значение для меня сейчас имели её связи среди антикваров, у которых она пользовалась большой популярностью как эксперт в области оружия. Мне было известно, что основным её заработком было проведение как раз таких экспертиз – на зарплату музейного работника не проживёшь. У меня было чувство, вернее, даже надежда, что кортик с места происшествия должен был заинтересовать антикваров. Значит какую-то информацию я смогу почерпнуть.

Да, я забыл сказать, что Кирсанова красивая брюнетка 26 лет, среднего роста, кареглазая, длинноволосая, длинноногая и стройная. Последнее, как категория не меняется, не смотря на её пристрастие к сладкому, что меня, честно говоря, удивляет. Когда Виктория не в гневе, она очень очаровательна, мила и притягательна. В плохом настроении всё наоборот: она груба, бесцеремонна, не следит за своим языком, из-за чего у неё периодически возникают проблемы со своим работодателем. Мне общение с Викторией напоминает беседу с сумасшедшим – никогда не знаешь, что ей взбредёт в голову в следующую минуту. При всём при этом, она замечательная девушка, отличный друг и очень крутой профессионал. В общем и целом, Виктория Кирсанова мечта и ужасный сон каждого нормального мужчины одновременно.

В 09.30 я уже был у здания музея. В руках у меня была коробка с пирожными, я надеялся, что кофе меня угостит госпожа Кирсанова. В музее меня все знали, так как в прошлом я помог работникам разрешит спорный вопрос о выплате заработной платы, в связи с чем всегда был желанным гостем для них и очень нежеланным для руководства. Подойдя к кассе и сообщив о своём приходе, я сразу направился во внутренние помещения здания, закрытые для обычных посетителей. Когда я оказался в длинном коридоре, ведущем, в том числе, в кабинет Кирсановой, то понял, что пришёл явно невовремя. Весь коридор был заполнен возмущёнными криками Кирсановой, среди которых нецензурная речь перемещалась с полуцензурными саркастическими выкриками и оскорблениями в адрес пока неизвестной мне жертвы. Дойдя до её кабинета, я увидел, что жертвой оказался директор музея – Плетнёв Иван Сергеевич. Последний находился в плачевном положении, прижатый к одной из стен кабинета, а Кирсанова стояла перед ним, размахивая тяжёлой папкой с какими-то документами, норовя нанести увечья.

– Стоп, стоп, стоп! – вмешался я. – Вика, успокойся.

– Талызин, отстань. – переключилась на меня Кирсанова. – Не вмешивайся в то, что тебя не касается.

– Ну как же не касается? Мне же придётся защищать тебя в суде, когда тебя будут привлекать к ответственности за причинение вреда здоровью твоему же начальнику.

– Ну и что! Он заслужил не только это, но и смерти!

– Так, успокойся. – я решительно взял у неё из рук папку с документами, уронив при этом пирожные на пол. После этого встал между ней и Плетнёвым. – Всё. Конец. Конфликт переходит в стадию переговоров, которые будут начаты позднее. – я обернулся к Ивану Сергеевичу. – Вы бы шли пока отсюда.

Плетнёв не стал ждать, чтобы его уговаривали. Учитывая, что ему уже за 60, он удивительно быстро ретировался. Мне бы такую форму в его возрасте. После его ухода, я вновь повернулся к Кирсановой:

– Что случилось, Виктория? Иван Сергеевич, неплохой человек, но и он не выдержит твоих выкрутасов и уволит тебя.

– Да и чёрт с ним, пускай увольняет. Представляешь, он закрывает экспозицию, посвящённую первым дням Великой Отечественной войны для обновления.

– Это же хорошо. – не понимал я её гнева.

– Что в этом хорошего?! Этот старый козёл решил исключить из экспозиции экспонаты, которые были найдены поисковыми отрядами, в том числе письма, оружие и т.д.

– Вероятно, для этого есть причины.

– Для этого не может быть причин. Ладно, он у меня ещё своё получит. – уже более спокойно сказала Кирсанова, но с достаточной долей злорадства. – Ты зачем пришёл?

– Я хотел угостить тебя пирожными, но ты не позволила мне этого сделать в достаточно агрессивной форме. – я показал ей на раздавленную коробку со сладостями, лежащую на полу. – И мне нужна твоя консультация.

– Понятно. Так просто ты ко мне зайти не можешь? – вновь стала заводиться Виктория.

– Успокойся. Мне нужна твоя помощь. Так просто я к тебе зайти не мог, так как в нашу последнюю встречу ты угрожала меня убить, если ещё раз увидишь меня.

– Мог бы и рискнуть жизнью ради меня. – ничуть не смутилась она. – Что у тебя случилось?

– Понимаешь, на одном месте происшествия нашли интересный кортик. Я таких никогда не видел. Может быть, ты сможешь мне что-нибудь рассказать про него?

– Может и смогу.

– В таком случае приглашаю тебя на чашечку кофе.

– С пирожными? – с улыбкой и уже спокойно спросила Кирсанова.

– Нет. Одну коробку ты уже уничтожила. – я широко ей улыбнулся.

– Ничего, разоришься ещё на одну. Пошли, пока я не передумала.

Выйдя из музея, мы направились в кафе «У Степаныча», расположенном через дорогу от музея. Почему так называлось кафе, мне неизвестно, хозяйкой была молодая бизнес-леди, интересы которой я несколько раз представлял в суде. Кафе славилось своим кофе и сладкими десертами. Пирожные в кафе были действительно шикарные, поэтому я часто заезжал сюда с детьми. Мне же в нём нравился кофе. Зайдя в кафе, мы уселись за столик, стоявший у окна, из которого прекрасно было видно здание музея. Подошедшей официантке мы сразу же заказали зелёный чай и парочку пирожных с непроизносимым названием для Вики, американо для меня.

– Рассказывай. – настроение Кирсановой в предвкушении десерта улучшалось прямо на глазах. Я давно заметил, что Вика, как и все музейные работники, с которыми я знаком, является любительницей сладкого. – Что за кортик тебя интересует?

– Вот этот. – я протянул ей фотографии орудия убийства.

– Ничего себе. Неужели они ещё у кого-то остались? – мой консультант по оружию явно заинтересовался. – У кого его нашли? В настоящее время это редкость, на рынке к нему возник бы интерес среди коллекционеров.

– То есть ты можешь мне рассказать, что это за кортик? – задал я вопрос, беря у официантки чашку с кофе.

– Об этом может тебе рассказать любой мало-мальски интересующийся оружием человек, – Виктория прервалась для того, чтобы набить рот сладким, – или историей государственных органов. Кстати, ты меня должен просвещать по поводу данного кортика, а не я тебя.

– Не понял. Ты долго будешь ходить вокруг, да около? Что это за оружие?

– Оружие? Моё мнение – этот кортик является чисто декоративным. Хотя нет, не совсем декоративным. – поправилась она. – Это форменный кортик сотрудника прокуратуры СССР.