Помахав дому, Рэм, еще долго не мог отвести взгляда от иллюминатора, ощущая, как вместе с Базой отдаляется и сжимается в безразмерное «ничего» его привычная жизнь – проблемы, стремления, цели… Он больше не был деталью отлаженного и хорошо настроенного механизма, и стал винтиком, который расшатавшись, выпал из своего посадочного гнезда, норовя заклинить какую-нибудь важную шестерню…

Когда База совсем пропала из поля зрения, а в иллюминаторах стали с ужасающей скоростью проноситься астероиды, Рэм решил закрыть смотровую щель. Благодаря многолетнему опыту полетов и силе принятых стимуляторов он не чувствовал страха перед возможной гибелью, но визуализация нависшей угрозы порядочно мешала сконцентрироваться. А собраться было необходимо хотя бы потому, что большую часть своего путешествия пилот не успел спланировать – было банально некогда, за крушением стереотипов, правил, норм и законов.

Первым делом беглец вывел на экран глубокую диагностику корабля и потратил несколько часов на поиски любой «лишней» детали на борту, говорящей о том, что за его судном могут следить. К счастью результат оказался отрицательным – сторонних модулей и программ не обнаружилось. Это несколько приободрило Рэма и укрепило его надежду в успешный исход. Еще больше уверенности придавала вера в эффект неожиданности – еще никто и никогда не совершал побега с синтетического рая, и процедуры поимки такого нарушителя вряд ли были прописаны во внутренних инструкциях комплекса.

– Я первый! Первый среди беглецов! – сказал сам себе пилот с иронией в голосе. Но почему-то эта фраза прозвучала гораздо бодрее и веселее, чем предполагалось. Рэм с удивлением обнаружил, что рад своей новой роли. Эмоции, которые нахлынули на него, можно было сравнить с восторгом от прохождения «на отлично» первого экзамена по профпригодности и получения карты к собственным апартаментам. Едва ли не впервые в жизни Рэму показалось, что он смог понять жителей Тверди. Весь этот бунт, бегство, протест… Эти деструктивные порывы были фантастичными в своей бесконечности и всепоглощающей глубине, кружили голову и опасно дурманили сознание…

По пути своего следования, машина несколько раз протаранила какой-то космический мусор. Пилот знал, что подобных инцидентов не избежать, но знать, что ты можешь столкнуться с астероидом и столкнуться с ним – две принципиально разные вещи. Поэтому получив первый сильный удар «в крыло», от неожиданности Рэм подпрыгнул в кресле и моментально вспотел. Его рефлексы тут же заставили руку лечь на консоль катапульты, а другую отстегнуть от сидения гермошлем. Но порыв беглеца был напрасным – защита глайдера отразила удар и обшивка уцелела.

За первым столкновением вскоре последовало второе, а за ним третье. А затем начался настоящий ужас. Несколько минут корпус звездолета плотно бомбардировали маленькие куски космического мусора – части давно разбитых космических станций, детали спутников, другие фрагменты былого человеческого величия. Рэм второпях натянул шлем и герметизировал все сочленения костюма. Он был готов разбиться, и ждал, пока корабль развалится на части с сухим отрешенным терпением. «В конце концов, это было бы справедливо, если бы космос сам решил наказать беглеца» – твердил он себе. Но ничего подобного не произошло – периодически попискивая сенсорами, глайдер преодолевал одну преграду за другой, и наконец, вышел в более спокойную плоскость. Скорость корабля существенно снизилась – он больше не брал на таран мелкие преграды, а спокойно маневрировал между осколками побольше.

Просидев еще несколько минут в полной тишине, Рэм снял шлем и открыл иллюминаторы. Два из трех модулей наружного освещения – механических спутников шлюпа, были выведены из строя и потерялись где-то в бесконечных просторах космоса. Оставшегося «светляка» едва хватало, чтобы время от времени высвечивать ужасающего вида вмятину носовой части, поэтому Рэм предпочел выключить и его. Автопилоту, само собой, никакие осветительные приборы были не нужны, а вид повреждений корпуса – совсем не то зрелище, которое способствует размышлениям.

Наконец получив передышку, Рэм вернулся к экрану, жадно поглощая информацию, которую успел «стащить» перед побегом. Прерываться на естественные нужды не было необходимости – тот химический коктейль, который он принял кардинально менял не только реакцию, но и обмен веществ, блокируя чувство голода и выводя продукты распада через кожу. Организм Рэма работал на пределе возможностей, выдавая невероятную скорость восприятия, огромную проводимость памяти и нечеловеческое внимание и пилот старался по максимуму использовать этот ресурс, не особо задумываясь о последствиях. По его плану в скором времени должно произойти одно из двух – или его схватят и тогда переживать о здоровье не будет нужды, или он найдет убежище и сможет отлежаться.

Анализируя данные о жизни на планете, Рэм с удивлением открывал для себя некоторые новые детали, на которые прежде не обращал внимания. Например, он узнал, что примерно треть человечества до сих пор пользуется устарелыми методами продолжения рода, в которые входит физический контакт. И только в крупных городах люди перешли на систему генного инжиниринга и то лишь на добровольной основе.

Время стремительно улетало прочь, а корабль все скользил и скользил к планете, лавируя в бесконечной пустоте – ревущей, первозданной. Внушая страх и трепет, эта злая и голодная тетка терпеливо дожидалась очередного глупца, который проиграет схватку незримым законам вселенной. И, в отличие от беглеца, в ее распоряжении было все время мироздания. Хотя само время для космоса понятие не существующее. В бесконечной черноте нет точки отсчета, нет жизни, которая могла бы спешить к своему логичному окончанию, и служила бы мерилом всего.

В какой-то момент своего полета пилот даже начал сомневаться в том, а существует ли он сам. Быть может, никакого побега и не было, а все вокруг – очередной странный сон, не поддающийся объяснению? – эта мысль была настолько сильна, что Рэм встряхнул головой, чтобы отделаться от ее навязчивого давления на подкорку. Перебить морок у него не вышло, и пилот вскочил с кресла, несколько раз ущипнув себя за щеку. Боли не было… «Стимуляторы или мираж?». Если бы не противный писк хронографа, охотник мог бы окончательно утонуть в липких узах таких странных мыслей. Но едва неприятный сигнал будильника разнесся по стенам маленькой каюты, Рэм выругал себя за то, что не догадался посмотреть на часы раньше. Феномен «провала во времени» в открытом космосе был известным врагом пилотов, и иногда настигал даже самых опытных и стойких охотников, заставляя их блуждать в потемках собственного сознания как нерадивых малышей, упустивших няню из поля зрения.

Быстро вернувшись в кресло, Рэм пробежался по приборной панели, проверяя телеметрию корабля. Вздох восторга вырвался из его груди, и он тут же забыл обо всем, узнав, что через 12 минут в иллюминаторе должна показаться планета. Твердь… Земля… Колыбель цивилизации… Начало начал… Со времен исхода отцов-основателей еще ни один житель Базы не видел ее вблизи. Вот-вот Рэм должен был стать первым межпланетным путешественником, пионером-открывателем, и по этому поводу он испытывал такой шквал восторга, который не удавалось погасить даже химическому коктейлю ингибиторов и блокаторов.

Когда сквозь рваные бока астероидов и тонны различного мусора, наконец, сверкнул голубоватый лик, беглец вскочил с кресла и кинулся к смотровому окну. Тут же скрывшись за очередным камнем, планета заставила сердце пилота подскочить к горлу и броситься в пятки. Позабыв обо все на свете, он так плотно прижался к иллюминатору, что едва не касался его губами. Напрягая глаза, он боялся пропустить следующее «свидание» с Твердью. И не пропустил. Ровно через 30 ударов сердца голубой шар показался вновь, на этот раз, никуда не убегая от своего преследователя. Освещенный скользящими лучами звезды, он поражал воображение беглого мечтателя. Такой иррациональный, несистемный, спонтанный, и такой идеальный в своей угловатости, не совершенности…