– А ты не бойся этого, девочка, в смерти-то страшного нет ничего. Никак не пойму, почему люди страшатся в могилах лежать. Не бояться неизбежного надо, а потихоньку, головой своей, привыкать, да смиряться. Всем суждено удобрением быть, чего уж бегать мозгами от смерти. – Мерге ласково посмотрела на Элис. – Кормить тебя хорошо буду, мыться запрещаю, грязная с этого дня ты должна быть. Как месячные начнутся ни капли грязной крови не теряй, за это бить смертным боем буду. Вот горшок тебе, в него и сливай нечистоты свои, ради них ты здесь у меня, так и знай.

Кровью то родовой, особенно исходящей во время первых месячных и первых родов земной мир то зря брезгует, кровотечение это силу в себе невиданную имеет, молоко ли, молодое вино вмиг скисает если капля в него этого снадобья попадёт, при верном заговоре, который мало кому известен, по наследству, знать, передаётся он или лично со слов имеющего во владении своём преисподнюю господина записывается.

Выделениями то женскими можно не только огородных вредителей, жучков да гусениц разных изводить, но и при умелом использовании ещё и врачевать. От чесотки знойной, фурункулы ли гноем набитые, и даже от проказы лечу я человечишек, у которых на столь дорогое снадобье достаточно золотых монет имеется.

А уж какой отменный яд из грязной кровинушки получается – пальчики оближешь! Настолько действенный, что не успеет испивший глазом моргнуть, вот – перед ним уже костлявая со своими подручными стоит, скалится ненасытная, ручонки от удовольствия потирает, облизывается.

Она подошла к тёмной стене, достала из ниши чёрный, с резким запахом гнили горшок, сунула его в руки беспомощной девушке и продолжила наставления:

– Всё до последней капли чтобы в горшке было, потом, как сольёшь, если меня дома не будет, ставь посудину в нишу и зажигай четыре свечи, что стоят там. Они необычные, с примесью сала человеческого, жертвенные, значит.

А чтобы грязной крови много было будешь отвар, мной приготовленный для этого, пить. От него быстро здоровье-то исходит, но это не моя забота. Коли родители твои дали силу тебе, то дольше чем эти, немощные, на белом свете продержишься. – она сильно ударила ногой в землю, послышался хруст ломаемых костей. – Они-то, дохлятины непутёвые, быстро все кончались, злили меня своими исходами ранними.

А ты живи, долго живи, много грязной крови мне дай. Тогда богата я буду, тогда холить да лелеять тебя, деточка, буду, до самого конца твоего – убеждала как могла девушку ведьма.

Элис чувствовала, как волосы на голове шевелились от ужаса, кожа покрылась мурашками, озноб бросил тело в крупную дрожь.

Мерге, обратив наконец внимание на предобморочное состояние пленницы, безучастно бросила:

– Ну, ты пока обживайся, привыкай к постоянству места жизни своей, а я пойду, мне ещё нужно снадобье для короля нашего сварить. Скоро подруженька моя, полюбовница королевская прибудет. Надо успеть к её появлению, чтобы гнев на себя не навлечь. Пострашнее меня она будет, прелестница наша, мадам Дюбарри…

Ты, милая, – зло стрельнула глазами Мерге – если в присутствии королевской сучки хоть чем-то проявишь себя, то будет последний день твоей никчёмной жизни. Сиди тихо, как мышь в норе, если не хочешь с набитым землёй ртом в могиле гнить.

Закрыв решётку, завесив её большой грязной тряпкой ведьма, ласково мурлыча, удалилась прочь.

Элис осталась одна. Неотрывно глядя на просевшие по всей комнате ямы, заставила себя перестать плакать, прекратить бояться. Девушка решила, что будет бороться за свою жизнь и сделает всё, чтобы вырваться из сетей опутавшего её мучительного плена. Она не хотела лежать в земле рядом с телами других девушек, которые не нашли в себе сил бороться и сгинули, положив на алтарь смерти короткие жизни.

Пленница пока не знала, как именно ей удастся вырваться, у неё не имелось никакого плана, но Элис твёрдо была уверена, что ей удастся победить зло. Её ждали мама с папой, и девушка не собиралась сдаваться на милость ставшей слишком жестокой судьбе.

Она понятия не имела кто такая мадам Дюбарри, но решила, если они вдруг встретятся, то она уж точно не упустит возможности убедить эту самую мадам помочь ей покинуть дьявольское место. Другого выхода, как только рискнуть не было.

Примерно около полудня снаружи послышался стук копыт, дверь избушки распахнулась и раздался женский властный голос:

– Волчица-кудесница, почему гостей не встречаешь, иль подохла, отродье дьявольское?

– Бегу, бегу, госпожа – послышался извиняющийся голос торопящейся Мерге.

Услужливо склонившись перед гостьей в низком поклоне, она затараторила:

– Госпожа, простите непутёвую, всю ночь не спала, колдовала, колдовала, заговаривала, ни на минутку глаз не сомкнула, всё хотелось успеть к вашему приезду, милостивая, щедрая, умная! – лебезила лгунья перед любовницей монарха.

Элис прижалась к холодным прутьям ржавой решётки и, затаив дыхание, ловила каждое слово, стараясь хотя бы по голосу гостьи понять, что представляет из себя мадам Дюбарри.

Услышав слова Мерге о том, что она нижайше просит посетительницу подождать, так как ей нужно всего несколько минут, и вслед за этим требовательное: «Поторопись, ведьма», и звук удаляющихся шагов, Элис решилась. Тоненьким жалостливым голосом негромко произнесла:

– Помогите! Прошу вас, мадам Дюбарри, спасите меня! – и затихла, чутко, с огромным волнением в сильно уставшей душе, вслушиваясь в приближающиеся лёгкие шаги.

Сорвав тряпку Дюбарри увидев перед собой стройную девушку, жалобно глядевшую на неё. Тихим голосом спросила:

– Кто ты и что ты здесь делаешь, прелестное дитя?

Несчастная пленница, с кротостью глядя снизу вверх на красивую, источающую сладкий аромат духов женщину, с мольбой в голосе быстро-быстро зашептала:

– Мадам, я Элис, меня украли из дома, который находится в Локронане, и привезли сюда. Ведьма сказала, что я у неё до самой смерти буду. Я не понимаю, что происходит, но умоляю вас, помогите, не дайте мне умереть в этом страшном месте! Не оставляйте меня, мадам, иначе я погибну. Мои мама с папой и я по гроб жизни будем благодарить вас. Если вы мне не поможете, то я наложу на себя руки, ничего другого мне не остаётся. Вы единственная моя надежда на спасение, госпожа!

В той стороне дома, где ведьма заканчивала приготовление зелья послышался какой-то шум и Дюбарри рефлекторно повернулась в сторону его. Элис, до судорог испугавшись, что единственный шанс на спасение в лице мадам Дюбарри может внезапно исчезнуть, неожиданно для себя самой, вытаращив глаза, перейдя на быстрый шёпот, тоном заговорщика принялась бессовестно врать: «Мадам, ведьма плохая, она очень злая. Она меня пугала тем, что убьёт, а вас называла грязной королевской шлюхой. И ещё призналась, что хочет отравить и вас, и короля. Что скоро она это обязательно сделает, ведь она в снадобье добавляет отвар из трупов, которых под этим полом много закопано. – Элис показала рукой себе под ноги – Вот, видите, сколько просевших могил, там девушки мёртвые лежат, ведьма сказала, что их здесь девять. Не верьте ей, мадам, не пейте её снадобье, и королю не давайте, а то беда случится. Ведьма ведь ещё грязную кровь месячных в снадобье добавляет, сама она мне это говорила, не вру я, точно знаю. Нельзя ей верить, погубит она вас…»

Заметив вдали силуэт приближающейся Мерге Элис, со слезами на глазах, тоненько заскулила: «Мадам, ведьма идёт, она приказала мне сидеть тихо, не показываться вам. Теперь убьёт меня, точно убьёт. Помогите, умоляю вас!..»

– Не бойся, милое дитя, – с доброжелательной улыбкой, спокойным голосом перебила её Дюбарри. – Ответь мне правду: твоё тело нетронутое или ты уже спала с мужчинами?

Элис, не понимая понравится ли её ответ или нет, ответила правдой:

– Нет, я ещё слишком молода, у меня никогда не было мужчины, госпожа.

В наступившей тишине отчётливо слышались быстрые шаркающие шаги ведьмы. Элис, не находя в себе сил встречаться со своей мучительницей взглядом, опустила глаза в пол, зачем-то спрятав руки за спину. Дюбарри, развернувшись к девушке спиной, молча смотрела на подходившую колдунью.