Вскоре Ритка высунула из-под пледа взлохмаченную голову.

– Денис, замёрз? – Сердито пихнула локтем в шевелящийся позади неё плед, протянула мне руку. – Иди к нам, согреешься.

Уложила меня между собой и притихшим Виорелом, и я неожиданно оказался между двух таких горячих тел, что нисколько не сомневался в том, что вечером и Ритка, и Виорел будут лежать в постелях с градусниками под мышками и ныть о том, как они не хотят пить мерзкое горячее молоко с маслом и содой.

Сердитое сопение Виорела пугало меня, и я непроизвольно жался к Ритке. С одной стороны, мне было жалко её из-за грядущей простуды, а с другой стороны я испытывал от её близости необычное чувство, которому у меня в те времена ещё не было объяснения. Это было так волнительно и приятно, что я несколько дней был обижен и на ливень, который так не вовремя закончился и на отца, который чуть ли не силком вытащил меня из палатки.

В последующие годы я забыл и о Рите, и о том необычном ощущении, – слишком много исконно мужских дел навалилось на меня. Надо было исследовать штольни, играть в наклейки от жвачек, воровать виноград с огромного виноградника, который, как считалось, охраняли злющие сторожа. Сторожей в глаза никто не видел, да мне кажется, в те времена хаоса и разрухи их не было вовсе, но почему-то ждали увидеть их за каждым кустом, и были уверены, – если зарядит тебе из двустволки солью в задницу – мало не покажется.

Божественный «дамский пальчик» рос в глубине виноградника и к нему нужно было пробираться ползком поперёк рядов под натянутой проволокой. Это был настоящий виноград, не то что «кэпшуна», растущая на крайних рядах, и уж совсем не то, что густо висящий у нас над двором «бако», о котором и слов-то хороших не находилось, одни междометия: «Бе!» – брезгливо высунув синий от винограда язык.

Но дело было даже не в «дамском пальчике», а в триумфе, который ждал удачливого «охотника». Сам виноград щедро раздавался направо и налево, а победителю доставалась только раздавленная за пазухой ягода. Настоящие победители всегда великодушны и плевать они хотели на материальные блага, им достаточно триумфа, а тот «виноградный» триумф стоил многого. Это было по-настоящему круто, не то, что меряться писунами.

А потом в моей жизни появился компьютер, и прощайте штольни, наклейки, виноградники, – куда уж тут до Ритки. Вспомнил я о ней только тогда, когда ухажёры начали толпами ходить к нам во двор. Вот тогда во мне и проснулось чувство собственника, напомнившее о том, что собака не просто друг человека, но и страж его собственности. Я спускал с цепи мелкую, но злющую дворнягу Рекса и наслаждался, глядя, как очередной «ходок», отбиваясь ногами, пятится к спасительной калитке.

Но вскоре Рекса за его агрессивность, воспитанную по детской глупости именно мной, отдали куда-то в частный двор, и я начал думать, как устроить ухажёрам новый форс-мажор.

Отец тогда занимался каким-то постоянно прогорающим бизнесом: носился с договорами, сертификатами происхождения и качества товара, постоянно висел на телефоне, приводил домой партнёров по бизнесу. Тогда я и подцепил этот понравившийся мне термин. Звучало круто. На деле же без Рекса получался какой-то бледный форс-мажорчик.

Зимой я поливал водой угол за сараем, куда Ритка водила своих ухажёров целоваться. В отчаянии мечтал, что предательница и её ухажёр поскользнутся и сломают себе ноги, но поскальзывался всё время Командор, когда шёл выносить мусор.

Потом Рита уехала куда-то на учёбу, но так и недоучившись, вернулась через два года с Димой, который вскоре стал её мужем. Те годы, что её не было в городе, я почти не вспоминал о ней. Мне было уже лет пятнадцать, я как контуженный был влюблён в одноклассницу Наташу, и тут вдруг появляется она – Рита, а вместе с ней бессонница, хаос в голове и полное смятение чувств.

В то время я ещё не понимал разницы между любовью и сексуальным влечением. Чувства мои разрывались между Ритой и Наташей, между страстью и нежностью. Это уже потом я понял, что настоящая любовь – два в одном. Но понять проще, чем найти. Некоторые ищут всю жизнь, так что мне ещё рано жаловаться.

Вскоре после свадьбы Рита родила дочь, а я прошёл кое-какие мужские «университеты», успешно забыв и её и одноклассницу Наташу. Но, видимо в своё время я слишком много думал о Рите, и от этого мечта моя материализовалась, пусть и с большим опозданием, когда от неё уже и воспоминаний не осталось. Это случилось два месяца назад, в мой день рождения.

Я не люблю внимания к своей персоне: все эти торжества, поздравления, дежурные похвалы, но мать настояла на том, чтобы я организовал для соседей праздничный стол. Денег прислала больше чем обычно, посылку с напитками и всякими итальянскими вкусняшками, а потом несколько вечеров инструктировала меня по видеосвязи: что ещё прикупить и как накрыть.

Правда, получилось не так, как хотела она, а так как решили тётя Лариса и тётя Надя, которые по-соседски взяли на себя все заботы. «Забудь все эти пиццы-шмицы и прочую доставку, будем готовить всё по-домашнему, а стол накроем по традиции во дворе».

Рита тогда несколько дней ходила мрачнее тучи, и никто не мог от неё добиться, в чём причина её плохого настроения.

– Всё нормально, – криво усмехалась она в ответ на вопросы.

– Я же вижу, что ненормально, – допытывались у неё по очереди то тётя Лариса, то тётя Надя.

– Просто настроение никакое.

– Настроение даром не портится. Что приключилось? Ты сама на себя не похожа.

– Да, что вы ко мне пристали? Вот – улыбаюсь! Так похожа?..

Первую половину дня рождения Рита так и просидела, обиженная на весь свет, потом вдруг будто проснулась: «А что это у нас в рюмках пусто? Тормозишь, именинник. Наливай, давай!»

Уже после полуночи мы носили со двора ко мне в квартиру грязные тарелки, а Рита мыла их на кухне. Получилось так, что она уходила от меня последней. Со вздохом сняла передник, кинула его на табуретку, но вместо того, чтобы попрощаться и уйти, прислонилась задом к кухонной тумбе, опустила голову. Несколько секунд молчала, – руки опёрты назад на тумбочку, золотистые колечки волос закрыли лицо.

– Эй! Ты чего? – склонил я голову, услышав из-под волос всхлип.

Она вместо ответа снова всхлипнула. Я протянул было руку, чтобы отстранить в сторону волосы и заглянуть ей в лицо, но не решился и вместо этого присел на корточки, пытаясь заглянуть под колечки снизу.

– Сока хочешь?

Колечки отрицательно затряслись в ответ.

– Лучше коньяка.

Она вскинула голову как раз в тот момент, когда я поднимался с корточек, и мы оказались лицом к лицу. По её щеке катилась подкрашенная тушью слеза, вторую щёку она уже успела утереть, оставив идущий к виску серый мазок. «Дима, гад!» – всхлипнула она, и я почувствовал её горячее тело в своих объятиях и мокрую щёку на своей шее.

Как там дальше у нас всё это случилось, я помню смутно. Рита взахлёб говорила: «Муж Наташки Беженарь приезжал, рассказал ей… Ещё месяц назад… А она только сейчас сказала… Подруга, блин. Случайно проговорилась… Они вчетвером квартиру в Москве снимали, а Дима ушёл от них, – какую-то девку местную нашёл с квартирой… У неё сейчас и живёт…»

А потом завертелось так, что только обрывки остались в памяти: какое-то сумасшествие, торопливые поцелуи, солёный привкус на губах, тушь у Риты на подбородке, на щеках, на моих руках… Единственно, что знаю точно – не я первый начал. Но это слабое оправдание.

После этого я несколько дней ходил, мысленно отвесив от удивления челюсть. А потом всё вошло в привычную колею и мысли о том, как я буду смотреть Диме в глаза, сошли на нет.

Как ни крути, а привычка лучшая анестезия для совести.

В последующие дни Рита повеселела и быстро превратилась из несчастного котёнка в хищницу. Она приходила почти каждую ночь: уложит дочь и – ко мне. Спустя полчаса бывало схватится, побежит на второй этаж, проверить не проснулась ли Мариша, но вскоре снова спускается ко мне.

На ходу снимет халат, кинет его в меня, лежащего в постели. Запрыгнув на диван, станет надо мной, поставит прохладную ступню мне на грудь как поверженному врагу. Чуть приподняв пятку, заскользит пальчиками с розовым педикюром вниз к моему животу, хищно сузит глаза: «Между первой и второй – перерывчик небольшой?»