Когда они разговаривали, она приводила его к заключениям, никогда раньше не приходившим ему в голову. И, по правде говоря, она никогда не казалась ему агрессивно женственной или утомительно нелогичной, какими он считал всех дам до настоящего момента.

Видимо, она переутомилась, думал он. С ее слишком живым воображением Биби могла казаться ей совсем иной, чем была на самом деле. Вероятно, в ее представлении «Дом Удовольствий» был чем-то, напоминающим карикатуры Хогарта, – чем-то гротескно ужасным.

А потом маркиз задался мыслью, откуда вообще ему знать о том, что может быть в голове молоденькой девушки. Все это приводило его к одному и тому же заключению – Анкана не должна быть с ним. Руководствуйся он здравым смыслом, он никогда бы не рассказал ей, куда направляется. Просто он привык разговаривать с ней и обсуждать все, как будто она была другим мужчиной. Теперь он понимал, немного запоздало, что она не только очень умна, но очень молода и очень уязвима.

Тот факт, что он ушел в место, которое чопорные англичане назвали бы «притоном», да еще проводит там время с теми, кого в Библии называют блудницами, конечно, впечатлил ее гораздо сильнее, чем любую сверстницу, которая, вероятнее всего, даже не задалась бы вопросом, о чем именно идет речь.

– Очень глупо с моей стороны, что я не сказал ей, будто иду в клуб или куда-нибудь в этом роде.

И он снова подумал, что хотел бы объяснить ей, что не произошло ничего такого, что должно ее тревожить. Но в неожиданном приступе упрямства он сердито подумал, что ничего подобного делать не станет.

Чтобы отвлечься, маркиз поднялся на мостик. Он застал капитана у руля. Там было еще двое моряков, которых он тут же отослал в рубку.

– Теперь, капитан, когда мы ушли уже далеко, я хочу, чтобы вы шли на полной скорости в Патайю, и если нам повезет, чтобы мы оказались там завтра рано утром.

Капитан показал ему карту, лежавшую в рубке. Маркиз нашел на ней Патайю, обозначенную, ввиду ее незначительности, маленькими буквами. Копи были обозначены выше по течению.

Маркиз, однако, счел ненужным идти дальше Патайи. Он был уверен, что, как только они прибудут, Кэлвин Брук так или иначе выйдет с ними на связь. Эта мысль ободряла его.

Через полчаса, расставшись с капитаном, он решил лечь спать. Утром он хотел встать как можно раньше, чтобы увидеть прибытие яхты в Патайю.

– По крайней мере, – сказал он себе, – я не потратил зря много времени. Прибыв с рекордной скоростью из Лондона в Бангкок, я уже в день приезда нашел ключ к местопребыванию Кэлвина. – Он улыбнулся. – Никто другой не смог бы действовать настолько быстро.

Он оценил, еще до того как спустился вниз, предусмотрительность капитана, который понял, почему им не следовало привлекать к себе внимание. Свет в салоне был потушен. Яхта, которую можно было различить благодаря навигационным огням, не должна была бросаться в глаза.

Пока все идет хорошо, подумал маркиз, направляясь к себе. Проходя мимо каюты Анканы, он услышал странные звуки. Осмонд остановился, прислушался и понял, к своему удивлению, что Анкана плачет.

Маркиз поколебался немного, а затем, движимый каким-то импульсом, постучал в дверь. Звуки мгновенно прекратились. Она не отозвалась, и он вошел.

У постели горела только одна маленькая лампа. Балдахин по краям постели, свисавший с потолка, не позволял ему ясно ее разглядеть.

Наконец, она спросила тихим задыхающимся голосом:

– Что… вам… нужно?

Маркиз закрыл за собой дверь. Он подошел к постели, но Анкана не шевельнулась, и Осмонд понял, что она не хочет, чтобы он видел ее слезы.

Сев на краешек кровати лицом к ней, он спокойно заговорил:

– Я хотел сказать вам, что мы идем со всей возможной скоростью в Патайю. Я думаю, мы будем там завтра утром, возможно, очень рано утром.

Она не отвечала, и у него было такое чувство, что ей трудно говорить. Мягким тоном он спросил:

– Что вас расстроило?

С этими словами он протянул ладонь и положил ее на ее руку, лежавшую на простыне.

– До сих пор вы были такой храброй и сдержанной. Я уверен, ваш отец не хотел бы, чтобы в последний момент вы утратили душевное равновесие.

Рука Анканы сжалась под его рукой, но он ее не отпустил.

Через мгновение она сказала тихим детским голоском:

– Извините… что я… была груба.

– Это можно понять, – сказал маркиз. – Вам пришлось долго ждать моего возвращения. – Он замолчал и улыбнулся, прежде чем продолжить: – Я понимаю, вам было мучительно не знать, удалось ли мне что-то выяснить о вашем отце или нам придется искать его вслепую, без всякой помощи.

Как будто его добрый тон унес все ее несчастье, она повернула ладонь и ухватилась за его руку пальцами.

– Теперь… я уверена… что мы найдем папу.

– Я думаю, боги на нашей стороне, – отвечал маркиз. – На самом деле, я в этом уверен. Когда вы ушли, я подумал, как нам повезло, что мы так быстро добрались до Бангкока. – Он помолчал немного. – А потом мы нашли открытку, которую, как рассчитывал ваш отец, я должен был получить, наведя справки в нужном месте.

– Я… я не должна была вести себя так… глупо, – сказала Анкана смиренно.

– Как я уже сказал, это можно понять. Если эта мысль так огорчает вас, позвольте мне признаться, что я не воспользовался «наслаждениями», предлагаемыми в этом месте. – Он помолчал и, улыбнувшись, добавил: – Вместо этого я имел очень серьезный разговор с владелицей заведения.

Он без слов понял, что сказанное им утешило Анкану.

– Постарайтесь заснуть. Я хочу, чтобы при встрече ваш отец увидел вас красивой и счастливой, а не унылой молодой особой с темными кругами под глазами и красным носом.

– У меня не красный нос! – возразила Анкана, и маркиз засмеялся.

– У вас очень хорошенький носик. А теперь, так как я устал, я ложусь спать и не хочу, чтобы меня беспокоили странные звуки из этой каюты!

– Извините, что я… была так… глупа.

– Просто вы были непредсказуемы, – отвечал маркиз. – А о какой женщине этого не скажешь? Спокойной ночи, Анкана!

Он наклонился, намереваясь поцеловать ее в щеку. Должно быть, она подняла голову, потому что вместо щеки он случайно, коснулся ее губ. На мгновение Осмонд ощутил себя в плену их невинности и нежности. Затем, понимая, что это было недоразумением, он поднялся со словами:

– Спите спокойно, и, возможно, завтра вечером ваш отец уже будет с нами.

Он подошел к двери, открыл ее и вышел не оглядываясь. Только оказавшись у себя в каюте, он заметил, что по-прежнему ощущает прикосновение ее губ.

Этот поцелуй совершенно не походил на все те, что он когда-либо получал или дарил в своей жизни.

Анкана проснулась очень рано, хотя после ухода маркиза она еще долго не могла уснуть. Она лежала, вспоминая его поцелуй и ощущая прикосновение его губ.

Поскольку ее никогда прежде не целовали, и она уже знала, что любит его, происшествие очень взволновало девушку – от одной лишь мысли об этом ей казалось, словно морские волны омывают все ее тело. Анкана знала, что, даже если маркиз никогда снова не прикоснется к ней, она всегда будет помнить, какие чувства он в ней пробудил. Это был восторг, какого она никогда не ожидала испытать, это было все, чего она жаждала, но никогда не надеялась обрести – уж точно не с ним.

– Как я могла его ненавидеть? – спрашивала она себя.

Она понимала, что с того момента, как он перестал на нее злиться за вторжение в его жизнь, он заинтриговывал и очаровывал ее. Он обращался с ней как со своей гостьей, с которой ему нравилось вести серьезные разговоры. Она не чаяла, что кто-то другой, кроме ее отца, станет говорить с ней как с равной и будет при этом таким знающим и, как она теперь понимала, обворожительным человеком.

Анкана ненавидела его за ту жизнь, какую он вел в Лондоне. Она презирала его за то, что он напрасно растрачивал свои способности в обществе. Теперь ей казалось, что мужчина должен быть именно таким – сильным, властным, с чувством собственного достоинства и в то же время нежным, понимающим и – самое главное – интересным.