Он руку резко выбрасывает, чтобы ее на себя утянуть, ровно в тот момент, когда она замечает его подрагивающие ресницы.
— Давно ты проснулся?
Ваня улыбается так, будто знает какой-то секрет, который ей рассказывать не собирается.
— Немного раньше, чем ты вертеться начала. Понял, что ты делаешь, и решил тебя подловить.
— У тебя получилось, — она смеется, целует его в колючий подбородок. — Будильник еще не звенел?
— Я б проснулся, — Ваня дуется картинно. Нет, причин ему не верить никаких, она облокачивается, чтобы приподняться и разглядеть часы над кроватью, и упирается локтями ему в грудь, заставляя его зашипеть. Почти шесть часов утра — это не облачно на улице, получается, а просто еще не совсем светло. Вставать они собирались в шесть — совсем скоро. Уже можно.
Не раньше, чем она коротко его поцелует, прежде чем ускользнуть от него, выскользнув из-под одеяла и из футболки, в которой спала. Ваня выглядит так, будто собирался ее поймать, но не успел — она улыбается, язык ему показывает. Знает, он на это реагирует — вот и сейчас за ней с кровати почти скатывается, пытаясь догнать. Она уворачивается легко раз, другой, третий, пока он не ловит за запястье и не притягивает к себе рывком, почти впечатывая ее в себя, кожа к коже, глаза в глаза. Саша на носочки встает, чтобы потянуться к его губам, и чувствует, как слабеет хватка на ее запястье — достаточно, чтобы рвануться и со смехом сбежать снова, на этот раз от Вани дверцей шкафа отгородившись.
— Одеться хоть дай, а, — просит она, от смеха задыхаясь почти. — И тебе бы тоже не помешало.
— Тебе не нравится?
Нет, Ваня в одних только боксерах очень даже ей нравится, он ей нравится любым, только вот сейчас не до этого немного. Но он улыбается и руками разводит, будто демонстрируя себя, и ей смешнее вдвойне оттого, что она только-только отсмеялась.
— Очень нравится, — сообщает она, ничуть душой не покривив. Зачем бы ей? — Только если ты не оденешься, я поеду в универ без тебя. Опаздывать на пары с первого же дня нехорошо, знаешь ли.
А еще, если они будут собираться в одной комнате, не факт, что они соберутся. Саша улыбается своему отражению, когда дверь за Ваней закрывается, и тянется за тюбиком с помадой. Трепать ему нервы немного стыдно, но раз уж решила, надо идти до конца. Она и идет. На кухне, когда она туда выходит, уже пахнет кофе — Ване собираться меньше, а кофе им этим утром нужен обоим, чтобы проснуться на весь день, а не только на пару часов. Уже за одно это она ему благодарна. Впрочем, когда он тянется поцеловать ее, она уворачивается, улыбается в ответ на его недоумение.
— Помаду смажешь, — поясняет она спокойно, будто ничего особенного не произошло. — И выглядеть я буду чучелом.
— Ты чучелом выглядеть не будешь, даже если очень постараешься, — бормочет он недовольно. С поцелуями, впрочем, больше не лезет — сидит спокойно, пока пьет кофе, разве что колени их соприкасаются, впрочем, против этого она не имеет ничего. Она и против поцелуев ничего не имеет, но не сейчас. Надо придерживаться какой-то одной линии поведения.
Впрочем, перед выходом из машины, когда он ее до университета довозит, она его все-таки целует, и довольно жмурится, видя след своей помады в уголке его рта. Нет, она ему не скажет о ней. Пусть видят. Пусть скажет кто-то другой. Она тоже собственница. Ей помаду поправить бы после этого, но все выглядит хорошо — она по пути к входу смотрится в карманное зеркальце и остается довольной тем, что видит. Если все в порядке, не стоит это исправлять, как один раз выразился Нейт, почти дословно переведя с английского и заставив их посмеяться с его сосредоточенного лица, пока он пытался передать весь смысл выражения. Нейт и ловит ее в объятья первым, когда она к аудитории подбегает за десять минут до начала пары — это забавно выглядит, он и так не выше нее, а она еще и на каблуках сегодня.
Она не то чтобы реально с ними давно не виделась — даже двух месяцев с последней встречи не прошло. Просто с ними и правда все иначе. Есть с кем поболтать и посплетничать, и разговор наверняка не сойдет на ее личную жизнь, и уж точно не слетит на ведьминские темы.
— Тебя Ваня подвез, — Игорь, как всегда, наблюдательнее всех. — Помирились?
Похоже, она ошибалась, решив, что ее личную жизнь обсуждать не будут.
— Ты чо, реально не в курсе? — Гриша на него косится недоверчиво. — Тебе Соня не рассказала ничего? Они же вместе теперь. Мне Настя в трубку пищала полвечера, говорит, наверняка там целая фабрика попкорна на них работала, пока они смотрели эти пару тысяч серий про этих двоих.
— Ну Алина говорила, что это скоро будет, но не говорила, когда, — Нейт плечами пожимает, мол, ну и ладно, и улыбается широко. — Ваня с нами гулять пойдет сегодня?
— А ваши девушки с нами гулять пойдут что ли? —вопросом на вопрос Саша отвечает. Нет, не пойдут, она и так это знает. — Или вы решили, что моя личная жизнь что-то меняет?
— Нет, это мы не решили, это мы боялись, — фыркает Игорь. — Хотя жаль. Можно было бы над вами обоими поприкалываться, а так только ты нам на растерзание, бедная ты, несчастная.
— Я тебя прокляну, — обещает она ему, но улыбку с трудом сдерживает. — Вот увидишь. А Соня добавит.
Испуганным Игорь притворяется мастерски, что ни говори. И смешно. Знает, зараза, что проклинать его она не будет. Не за это уж точно.
Ей хватает первой пары, чтобы понять, что по учебе она не скучала — больше по ребятам. Это ей, конечно, не мешает почти на автомате все конспектировать и запоминать, но скучно становится очень быстро. К концу второй пары хочется сбежать. До конца четвертой досидеть кажется нереальным — они умудряются. Пару кварталов можно и пешком пройти, упасть за столик у окна в любимом кафе, заказав себе кофе с шарлоткой, поныть о том, что у теть Лены вкуснее, и получить в ответ от ребят шутливые обвинения в том, что она зажралась… Это все затевалось ради того, чтобы Ваню помучить, но ей самой уже неудобно без него. Она уже скучает. Она уже хочет к нему. Ребята даже не подкалывают ее, как бы ни грозились, когда она в этом признается. Она Нейта и Игоря целует в щеки на парковке, когда они к университету возвращаются, Гришу — когда он останавливается возле ее дома. Теона и Плутон ее встречают радостно, стоит ей дверь открыть, но на лежанки возвращаются почти сразу. Лентяи. Сумка летит на полку в прихожей, туфельки — в угол. Больше всего сейчас хочется в душ.
— Ванюш, — зовет Саша. То, что он дома, ясно сразу, не стал бы он двери незапертыми оставлять, да и его любимые кроссовки, в которых он сегодня утром был, в том же углу, что и ее обувь. — Я в душ хочу, умираю. Принесешь мне чистые вещи?
— Кроме белья что надо? — отзывается Ваня менее чем секундой спустя. Походу, из своей комнаты — и падает что-то тоже у него там. Смешок Саша сдерживает с трудом.
— Футболку какую-нибудь свою принеси, ладно?
Он уже наверняка запомнил, что она любит ходить в его футболках. Еще бы ей это не нравилось. Дверь в ванную открывается, когда она уже жмурится блаженно под горячей водой, закрывается парой секунд спустя — Саша не успевает увидеть Ваню хоть краем глаза, когда из-за шторки выглядывает. Ну и ладно. Она знает, если бы не пошла в душ сейчас, а пошла бы к нему, не смогла бы потом оторваться от него — целый день порознь кажется почти вечностью, и ничего не кажется настолько важным, насколько он. На стиральной машинке простая черная футболка и белое, как по контрасту, белье — она бюстгальтер оставляет лежать там, где Ваня его положил, надевать его передумав в последний момент. Зачем? Волосы, чуть влажные у самой линии роста, у шеи, ощущаются немного иначе, когда она их распускает, на плечи ложатся тяжелой волной. Тапочки она забыла у входа в дом, пол прохладный, холодит босые ступни. Приятно. Сейчас сережки снять бы, чтобы не мешались, и можно идти на поиски Вани.
Ваню искать не надо — это становится понятно, стоит дверь толкнуть. Он посреди комнаты стоит, шторы задернуты, и по всей комнате горят маленькие свечки-таблетки, и разносится стойкий аромат роз. У него улыбка кривоватая, и он явно волнуется, и мысли все из головы вылетают, хочется только коснуться его. Не беспокоят больше ни сережки, ни отсутствие тапочек, ничего, только его присутствие важно. Он тоже босиком, переминается с ноги на ногу нервно, и ей бы забрать у него из рук один из бокалов с шампанским, но она вместо этого ладонь ему на грудь кладет, туда, где гулко бьется сердце. Кожа его горячая — или это у нее руки холодные?
