– Все хорошо, друзья, все хорошо, – доктору с трудом удавалось перекричать вопрошающих. – У нее сломаны два ребра, но больше ничего страшного, на руку и лоб мы нанесли швы, но раны неглубокие. Останется в больнице на пару дней, нужно понаблюдать, нет ли сотрясения мозга… Она сейчас в таком состоянии, что…

– Швы! – Мама запаниковала. – У моей дочки будут шрамы! Шрамы останутся! О Аллах, Джемиле, дай телефон твоего пластического хирурга, моя дочь изуродована!

– Какого хирурга, ведьма? У меня все натуральное…

– Госпожа, ничего такого, маленький аккуратный шов, пройдет само собой, будет совсем незаметно…

– Тетя Фазилет, о чем ты думаешь, нам Аллаха надо благодарить!

Эдже прижала ладошку ко рту, глядя на бушующий шторм в коридоре больницы, и почувствовала, что кто-то взял ее за плечо.

– Тихо! – Рявкнул дядя, подтягивая ее к себе. – Заткнитесь, ради Аллаха, дайте доктору закончить!

– Спасибо, господин, – благодарно улыбнулся доктор. – Ну собственно, это и все. Сейчас госпожа Хазан спит, утром мы проведем дополнительные тесты, и, дай Аллах, через пару дней вы сможете ее отсюда забрать.

– Дай Аллах, – повторили все за ним, и дядя опять потянул Эдже за руку.

– Ты, Фазилет, наверное здесь останешься, пока дочь не проснется, а? Доктор, свободная палата для нее найдется, лучше всего в психиатрическом отделении, если есть…

– Конечно, господин, конечно, найдется, у нас есть комнаты отдыха для родственников пациентов, госпожа Фазилет, сестра Нилюфер вас проводит…

– Ну, или Фазилет пусть идет домой, а тут пусть солдафон ночует…

– Я…

– Мехмет поедет с нами, – вмешался Гекхан, затыкая тому рот. – Едешь и не спорь. Тетя Фазилет, ты бы тоже домой ехала, Хазан вне опасности, ей только нужно отдохнуть…

– Никуда я не поеду, – резко ответила мама. – И этого с собой увези, глаза б мои его не видели. Иди, иди, нечего вокруг моей дочери увиваться… Мало ли что ты там…

– Черт с вами, дальше без меня, – сердито ответил дядя. – Эдже, поехали, я тебя отвезу…

– Дядя, – Эдже пискнула, когда дядя потянул ее за руку. – Я останусь с мамой…

– Когда тебя замуж никто не возьмет, тогда и останешься, – дядя фыркнул, опять дергая ее за руку. – Счастливо оставаться, Гекхан, солдафон, ведьмы.

И дядя практически потащил ее за собой.

Эдже ужасно устала, но когда они сели в машину, она снова вспомнила ту историю… Кериме Йылдыз… Дядя постоянно поглядывал на нее, глядя, как она кусает ногти, и когда они приехали, он схватил ее за руку, когда Эдже попыталась открыть дверь.

– А теперь, кукленыш мой, ты мне расскажешь, что это за история с Кериме Йылдыз.

Эдже широко распахнула глаза, глядя на дядю Кудрета, и тот закатил глаза.

– Племянница, у тебя на лице все написано. Когда ты услышала это имя, ты чуть не взорвалась. Говори, откуда ты его знаешь? Эдже, девочка моя, говори, – почти пропел он, когда Эдже продолжила молчать, ошарашенно глядя на него.

– Я ее видела, – наконец ответила Эдже, – давно, я еще маленькая была, я ее видела. В холдинге. Мы ее там видели.

– В холдинге, – повторил дядя, приподняв брови, – вы видели ее в холдинге.

– Она сумасшедшая, – ответила Эдже, быстро кивая. – Ну конечно, она же в сумасшедшем доме, она сумасшедшая. Она тогда пришла в холдинг и устроила там скандал. И мама ее прогнала. Вот.

– Та-а-ак, – протянул дядя, разворачиваясь к Эдже всем телом. – А теперь подробнее. Когда это было?

Эдже наморщила лоб, вспоминая.

– Давно. Хазан еще была в Америке… А, да, тебя арестовали тогда, точно! Ты тогда разбил всю мебель в доме Джемиле бейсбольной битой, и тебя арестовали… – Дядя издал такой звук, полу-хмыкание, полу-мычание, кивая и давая понять, что знает, о чем идет речь. – Мы с мамой пошли в холдинг подписать бумаги, и эта женщина была внизу, она кричала и ругалась, и требовала, чтобы вышли кто-нибудь из семьи Эгеменов. Она сказала, что ее зовут Кериме Йылдыз, и что ей нужны деньги, и все такое, я помню, она все время повторяла, что ее зовут Кериме Йылдыз, как будто думала, что они ее знают… Подожди, значит они ее знают, если отец Мехмета умер на стройке Эгеменов, да?

– И что было дальше? – Дядя проигнорировал ее вопрос, и Эдже нахмурилась.

– Мама очень рассердилась и накричала на охрану, чтобы ее немедленно прогнали, вызвали полицию. Сказала, чтобы не смели звать Эгеменов… Да, они там были все, дядя Хазым, тетя Севинч, Гекхан… Мама им потом сказала, что просто какая-то сумасшедшая требовала денег. Я просто тогда в первый раз видела сумасшедших… То есть, – Эдже задумалась. – Я больше и не видела других сумасшедших.

Дядя смотрел на нее, закусив нижнюю губу, и вдруг он зажмурился и крепко, неприлично выругался.

Эдже смущенно ахнула, удивленно глядя на него, но дядя Кудрет не обратил на нее внимания, он потирал себе лоб и снова и снова повторял одно непристойное слово, даже не обращая внимания, когда Эдже попыталась его остановить.

– Твою мать, Эдже, – наконец он повернулся к ней. – Мир и правда охрененно тесен.

Эдже непонимающе покачала головой.

– Эдже, кукленыш мой, – наконец сказал он, странно глядя на нее. – У меня будет к тебе одна просьба. Никому об этом не рассказывай, хорошо?

– О чем? – Эдже искренне не понимала, и дядя вздохнул.

– О том, о чем ты мне рассказывала. Никому ни слова. Даже матери своей. Обещаешь?

– Но почему?

Дядя тяжело вздохнул, потирая лицо.

– Потому что мать солдафона приходила просить денег у Эгеменов, чтобы выкупить сына из плена, ясно? И когда за него не заплатили, нашему дорогому Мехмету немного подпортили шкурку и подсожгли мозги, понятно? Не стоит никому знать, что этого можно было избежать, понимаешь? Никого это не обрадует. Сестру, например, твою.

Эдже согласно кивнула, но она все равно до конца не понимала, почему это так важно.

– Она его любит, да? – Спросила она вдруг, и дядя вопросительно посмотрел на нее. – Сестра и господин Мехмет. Она любит его, да? Она не стала бы с ним связываться иначе, он совсем не такой, как, ну, «нашего круга», знаешь, как мама говорит? Хазан не стала бы, если бы не влюбилась, да? Она ведь влюбилась?

Дядя коротко рассмеялся.

– Не нашего круга, ага. У твоей сестры чутье как у борзой, получается. Это ж надо, а? Вот это да, вот это круто получилось, вот это поворот…

Казалось, он разговаривал сам с собой, и Эдже опять непонимающе нахмурилась.

– Давай, иди отдыхать, кукленыш. Поспи. Скоро нам всем будет очень весело, обещаю. Мы все скоро здорово повеселимся, отдохнем, пока есть время.

========== Часть 32 ==========

Признаться, семью Эгеменов Эрдал несколько недолюбливал.

В этом не было ничего особенного, никто не обязан обожать своих работодателей, и как любой нормальный человек Эрдал просто помалкивал, думая плохое про хозяев про себя. Когда Эгемены будили его в четыре ночи (что за идиоты зовут это время «четыре утра»?), чтобы найти Селин, которая не вернулась из клуба – в такие моменты единственной радостью было помалкивать и осуждать.

Честно сказать, Эрдал в жизни не видел таких мастеров создавать драму на ровном месте, а ведь Эрдал был один раз неудачно женат и служил под началом парня из Аданы, так что видел всякое.

Эгемены могли дать фору в деле драмы на ровном месте всей Адане.

Когда он попал в эту стремную компанию, Эрдалу показалось, что его переместили в мыльную оперу. Родственники, грызущиеся между собой, скандалы, крики, драки, пьянки, аресты, похороны, сорвавшиеся свадьбы, один похищенный ребенок и привидение в акционерах.

Что было еще удивительнее – в центре всей этой истории, которую канал ATV бы отверг как чересчур мелодраматичную и истеричную, обретался его старый друг Мехмет Йылдыз.

В принципе, тому, что Мехмет вписался в эту семейку как родной, удивляться, наверное, не приходилось. Мехмет и сам умел создать драму на ровном месте, умел и практиковал. Только в его случае вариант был другой – если Эгемены, создавая драму, паковали ее по пакетикам и отвешивали всем, кто оказывался рядом, то Мехмет, сочинив драму, взваливал ее на себя, а если еще и чужая приплывала, то у Мехмета вообще был счастливый день. Именно такого человека не хватало в семье Эгеменов, и они его обрели, с радостью загрузив его как мула в ярмарочный день.