Гекхан был бы совсем другим человеком, если бы родители не убили в нем сыновью любовь, подумал Мехмет, глядя на приближающегося Хазыма. Он был бы слабее, менее жестким, менее решительным… Но он был бы добрее, мягче к окружающим.

Может быть, Гекхану было тяжелее остальных, потому что он когда-то знал родительскую любовь.

Мехмет видел отношение Хазыма к сыновьям, и он начинал понимать ненависть Гекхана. Но тут же он обругал себя.

В этом не был виноват один Хазым, подумал он. Да, он повел себя неправильно, но разве Мехмет не помнит, кто виноват изначально?

Мама.

Ты сломала столько человеческих жизней, мама. Ради чего? Ради мужчины, на могилу которого ты меня не водила? Ради ребенка, которого похоронила рядом с ним? Ты отомстила, мама, отомстила без вины, людям, которые не были в этом виноваты, как ты могла, мама?

– Что ты тут делаешь? – Холодно спросил господин Хазым, и Мехмет подобрался.

– Синан попросил меня навестить могилу матери, – твердо ответил он.

– А, Синан попросил. Как мило, – господин Хазым усмехнулся, с ненавистью глядя на Мехмета. – Как мило, что ты выполняешь поручения Синана. Пока он сидит в тюрьме, в которую ты его засадил…

Мехмет запрокинул голову, прикрывая глаза, сжимая зубы, чтобы не закричать. Господин Хазым вбил себе в голову, что это Мехмет убедил Синана сдаться, что это он уговорил его пойти и признаться абсолютно во всем, и его никак не убеждали постоянные уговоры, что Мехмет ничего даже и не знал, даже слова Синана, которого Хазым навестил в тюрьме всего один раз, чтобы снова его расстроить, даже слова Синана его не убеждали, Хазым был уверен, что во всем виноват Мехмет.

– Засадил его в тюрьму, и вот чего добился, да? Этого ты добивался, уверен. Наложить лапы на акции моего сына.

Мехмет считал про себя, медленно, с расстановкой. Это он тоже слышал. Синан вызвал адвоката и составил документы, по которым делал Мехмета единственным распорядителем акций холдинга, принадлежащих ему. Мехмет мог голосовать, не интересуясь мнением Синана, пока тот сидит, мог распоряжаться прибылью от акций, был их фактическим владельцем, пока Синан не выйдет из тюрьмы, и господин Хазым счел это доказательством злонамеренности Мехмета. Он своими руками впустил в жизнь младшего сына змею, говорил он.

Мехмету было смешно, когда он слышал это, но на этот раз он сдерживал смех, как бы ему не хотелось сообщить, что ему и так принадлежит одна пятая этой фирмы. Иногда его так и подмывало бросить это в лицо господину Хазыму, что это он, а не Хазым Эгемен должен управлять акциями Ягыза Эгемена, потому что это он, черт вас побери, Ягыз Эгемен.

– И я уж не говорю о том, что ты сотворил с делом этой шлюхи Джемиле.

Мехмет насторожился, с подозрением глядя на господина Хазыма, которого просто трясло от ненависти.

– Да, да, я уже знаю, кто приложил руку к аресту прокурора. Ты же не думал, что это останется незамеченным? Что это останется просто так, ты подставляешь человека, имеющего связи, человека, который оказывал многим такую помощь, и это останется просто так? Тебя там видели, мерзавец, видели. «Красивый высокий парень с голубыми глазами», кто еще это мог быть, кроме тебя? И зачем ты это сделал? Чтобы эта змея Джемиле продолжала травить наши жизни, настраивая против меня моего первенца?

– Вы? – Мехмет был потрясен. – Это сделали вы? Вы посадили госпожу Джемиле?

– Я сообщил о совершенном этой женщиной преступлении, – гордо ответил тот. – И ты совершил большую ошибку, когда вмешался в это дело, понимаешь, парень? Ты связался с людьми, которые тебе не по зубам. Ты вмешался в дело, которое тебе не по зубам. И эти люди тоже все знают, парень, имей это в виду.

– Сонер Шахин? Вы связались с Сонером Шахином? – Мехмет все еще не мог поверить в происходящее, и ему казалось, что у него кружится голова.

– Вы заставили меня, ты и мои неблагодарные дети. Из-за вас, из-за вас у меня вода к горлу подошла. Неблагодарные, глупые, неумелые, ни один из них и так не был достоин получить мой холдинг, холдинг, который я построил потом, кровью и огнем, только не для того, чтобы они его погубили. Я столько сделал ради него, а что они, мои ни на что не годные дети? Пошли за первым попавшимся мошенником, вставшим на их пути. Как я мог так обмануться в тебе? «Рабочий муравей», так я о тебе думал, а ты проклятая змея, заворожившая моих детей и бедную девочку, Хазан, задурил им головы, настроил их против меня. Но это так просто не останется, Мехмет Йылдыз, будь уверен, это только начало, это только начало, и вы все еще увидите конец.

Господин Хазым толкнул его плечом, проходя мимо, и Мехмет развернулся, глядя ему вслед.

***

Хазан встревожилась, когда Мехмет вдруг вошел к ней в кабинет без стука. В отличие от Синана, Гекхана и дяди, Мехмет всегда стучал, прежде чем войти к ней в кабинет, и когда он вдруг медленно открыл дверь, хмуро глядя на нее, Хазан встревожилась.

– Что случилось? – Она вскочила, выходя из-за стола, ощупывая его взглядом, стараясь проверить, все ли нормально, не случилось ли чего, не случилось ли чего с ним, не снова ли…

Мехмет захлопнул за собой дверь и в два шага подошел к ней, крепко обхватывая ее в объятье. Хазан удивленно замерла, не ожидая подобного – по их молчаливому соглашению они никогда ничего подобного не делали в офисе, подумала она. Но с другой стороны, был уже вечер, сотрудники почти уже все разошлись, технически, они уже не были на работе, убеждала она себя, расслабляясь и прижимая его к себе. Она подняла голову и нашла губами его губы, прижимаясь к ним, вовлекая его в нежный, успокаивающий поцелуй, она подняла руки, вплетаясь пальцами в его короткие волосы, погладила его по шее, провела рукой по груди, чувствуя, как он водит руками по ее спине.

– Что случилось? – Шепотом спросила она, когда Мехмет оторвался от ее губ и застыл, завороженно глядя на нее.

Он отвел глаза, прикрывая их, и снова посмотрел на нее.

– Господин Хазым, – тихо сказал он, и Хазан удивленно расширила глаза.

– Что с ним?

– Это он, – сказал он, тяжело вздыхая. – Он посадил госпожу Джемиле.

– О, – только и все, что могла произнести Хазан, удивленно глядя в глаза своего мужчины.

– Я встретил его на кладбище, на могиле госпожи Севинч, – Хазан кивнула, она знала о просьбе Синана. – Он сказал мне, что… Что люди Сонера Шахина знают о «высоком парне с голубыми глазами», кто-то по-видимому запомнил меня на празднике обрезания…

– О Аллах, – Хазан отстранилась, хватаясь за голову. – Я же говорила, говорила, что тебе нельзя идти, невозможно, чтобы тебя не запомнили…

Тогда он убедил ее, что должен пойти, потому что единственный знает, как проводятся подобного рода праздники на районе вроде этого, вроде его района. Что он на таких праздниках был с детства, а они все видели разве что в кино. Что они не поймут, как правильно поздороваться, сколько подарить, как к кому подойти, что они ошибутся и выдадут себя с головой, и такого человека запомнят точно, а он в подобной обстановке был как рыба в воде.

Вот только это была яркая рыбка кои среди серых окуней, подумала Хазан, и его запомнили тоже.

– И это не самое беспокоящее меня, Хазан, – Мехмет говорил медленно, обдумывая каждое слово. – Он явно дал понять, что задумал что-то еще. Говорил, что не может никому оставить холдинг, что никто его недостоин, что вы уничтожите его и все такое. Он что-то задумал, Хазан, что-то задумал, и если он теперь связался с Сонером Шахином…

– Почему ты думаешь, что он с ним связался? – Растерянно спросила Хазан, и Мехмет тяжело вздохнул.

– Я спросил его, сделал ли он это, и он не отрицал. Он сказал, что мы его вынудили. Он ведет себя так, будто мы его враги. И первый его враг – я.

– Господи, – Хазан снова шагнула в его объятья, тесно прижимая его к себе. Она тысячу раз пожалела, что они с Синаном когда-то вмешали его в это дело, что они привели его в холдинг. Хазым действительно начал считать всех вокруг врагами, но только Мехмет был ему по-настоящему посторонним, чужим человеком, и только его он мог ненавидеть, не стесняясь, и теперь Хазым постоянно изливал на него свою злобу, и у Хазан сердце кровью обливалось при виде этого.