– Куда поедем? – Спросил Синан, выезжая с полицейской стоянки, и Мехмет пожал плечами.

– На работу? – Предложил Мехмет, и Синан посмотрел на него, как на ненормального, жаль, что взгляд пропал даром, потому что Мехмет прикрывал глаза рукой.

– В задницу работу, – ответил Синан, – брат, серьезно, не неси чепухи. Какая нахрен работа? Знаешь, что мы сейчас сделаем? Сначала поедем на набережную, помнишь, я знаю там одно место? Там выпьем кофе и что-нибудь съедим. Потом поедем в клуб твоего приятеля. Спарринг тебе нельзя, побегаешь по дорожке. Вечером поедем к Гекхану. У них почти сорвалось свидание с Джемиле, Омрюм должен был забрать ее папаша, но дьявол уволок его в Измир, так что сегодня мы с Селин следим за его дочкой, побудешь с нами, послушаем эту кошмарную свинку…

– Нет, – Мехмет покачал головой. – Прости, Синан, нет. Я не поеду в дом к твоему брату.

– Я же не жить тебе там предлагаю? Просто отвлечешься с нашей семьей, семьей Хазан, почти твоей семьей теперь, между прочим…

– Синан, – Мехмет поднял голову, умоляюще глядя на него. – Пожалуйста, перестань.

– Ты думаешь, мы не будем об этом говорить, Мехмет? Думаешь, у меня нет вопросов? У меня их тысячи, Мехмет, и тебе придется на них ответить. Что вчера случилось, Мехмет? Что произошло у твоей матери?

Мехмет молчал, и Синан резко рванул руль, едва не сталкиваясь с подрезавшим его придурком, и он открыл окно, всласть отматерив уезжающую машину негодяя.

– Ну, так что там случилось, говори, – скомандовал он. – Что такого кошмарного ты узнал от своей матери, что сжег собственный дом вместе с документами и даже не оделся при этом, а потом отправился к Хазан и…

– Молчи, – сквозь зубы ответил тот. – Молчи, я сказал.

– Хорошо. Об этом я тоже спрошу, кстати. Что теперь у вас с Хазан? Вы теперь вместе? Что вы будете делать?

Ответом ему было мертвое молчание.

– Ты ведь понимаешь, что ты не сможешь вечно молчать? Хорошо, не говори о своей матери. Хорошо, не говори, не мое дело, меня не касается, хорошо. Я все равно спрошу потом, но пока – хорошо, оставим. Но Хазан. – Синан остановил машину, разворачиваясь к другу. – У вас это с ней серьезно?

– Я не знаю, – Мехмет прикрыл глаза, отворачиваясь от него. – Я не знаю.

– Что значит «не знаю», брат? Ты что, все, окончательно спятил? Ты меня извини, я знаю, ты такого не любишь, но уж прости, других вариантов не находится. Мы говорим о Хазан, Мехмет, Хазан, она мой лучший друг, понимаешь, она мне как сестра. Что значит «не знаю», мать твою? Ты не думай, что я тебе зубы не выбью, выбью же, тем более у тебя руки больные. Что значит «не знаю», твою мать?

– Это значит, что я не знаю, – устало ответил Мехмет, отводя глаза в сторону. – Это было ошибкой. Нам не надо было этого делать.

– Об этом было нужно думать до того, как вы с Хазан решили поиграть в доктора, – сердито ответил Синан. – И что теперь? Думаешь, теперь попрешься к Хазан и скажешь «прости, все это было ошибкой»?

– Нам не нужно было этого делать, – монотонно повторил Мехмет. – Не нужно было. Она моя начальница. И она… И я…

Синан во все глаза смотрел на него.

– Твоя начальница, и… Что еще?

– Это неправильно, – ответил Мехмет. – Все это очень неправильно, так нельзя… Я был расстроен, она была напугана… Так было нельзя.

Охренеть.

– Охренеть, – озвучил Синан очевидное. – Я в ахере, дорогая публика, поглядите, что он несет. Мехмет, послушай сам, что ты несешь.

– Я уволюсь. Уеду.

– Куда ты уедешь, дебил? – Синан разозлился окончательно. – В свою деревню в Кападоккии? Что ты несешь, болван? Ты подумал о Хазан? Вот ей радость будет, что после ночи с ней парень собрал вещички и был таков. Хотя, у тебя и вещичек-то нет, кстати. Подумал о нас? Ты нам нужен, Мехмет. Я не представляю уже, как мы жили без тебя. Ты нужен мне. Ты нужен моему брату. Даже Селин ты нужен, точно тебе говорю. И Хазан, и даже моему отцу, ты всем нам нужен, ты всем нам помогаешь, брат. Ты стал частью нашей семьи, ты не можешь так просто уйти.

– Потому-то и должен, – тихо ответил Мехмет, зажмуриваясь. – Потому-то и должен.

========== Часть 18 ==========

Скорее всего, Мехмету на роду было написано сойти с ума. Ядовитая змея госпожа Джемиле во всяком случае уже давно была убеждена, что он может за обедом и вилкой ткнуть.

Если честно, у него иногда бывали такие желания, только ткнуть вилкой ему хотелось себя.

За слабохарактерность. За трусость. За беспринципность.

Мехмет часто сомневался в себе, но в одном он был всегда уверен – в своих принципах. Одно он знал о себе точно – он ненавидел ложь. Он всегда говорил себе, что лгать никогда не станет. Не станет ничего скрывать. За это он особенно был зол на ма… На Кериме.

На маму.

За ее ложь.

Он всегда знал, что правда абсолютна. Что рассказы о том, что у каждого своя правда – ложь. Что истина – она единственна, и не может быть двух взаимоисключающих истин.

И ему надо было выбрать одну.

Мехмет вздохнул, и стекло окна гостиничного номера, в которое он упирался лбом, покрылось пеленой тумана. Мехмет вздохнул еще раз и вывел на нем инициалы. «ЯЭ» – и тут же стер их. Точно также он должен был стереть Ягыза Эгемена из этого мира. Убраться из жизни Эгеменов. Как он решил в тот день, когда Синан возил его по городу. Он должен был сразу же, в тот же день сказать ему «нет». Он не должен был ехать в тот день в дом господина Гекхана, да, господина Гекхана, Мехмет не должен был звать его иначе, и так и должен был всегда его называть – и Мехмет не должен был несколько дней жить в его доме, рядом с сестрой господина Гекхана, его невестой и падчерицей. Он должен был убраться в тот же день, не поддаваться на жалкие уговоры Синана, ну с чего он пошел у него на поводу?

Нет документов? Нет денег? Нет телефона? И что? Разве это повод оставаться? Он мог бы пожить у Эрдала, у соседей по району, у кого-нибудь из армейских друзей, пока не разберется с обломками дома, документами и судом, а потом уехал бы, «в свою деревню в Каппадокии», в Анкару, за границу, на дно ада, куда угодно, но подальше от Эгеменов. Исчезнуть из их жизни навсегда, как много лет назад исчез Ягыз Эгемен.

Но ему не хватило силы воли, не хватило характера, он просто не смог, не смог заставить себя уйти, бросить все, бросить все то, что…

Могло быть его.

Все это могло быть его. Добрый старший брат с его ехидной женой. Веселый и безалаберный младший. Взбалмошная младшая сестра. Суровый и строгий отец. Нежная и красивая мать.

Он мог бы жить в том красивом особняке на берегу. Ездить на красивой машине. Входить в офис на правах хозяина, а не наемного работника.

И он еще мог бы все это получить, если бы просто открыл правду. Сказал всем, кто он есть на самом деле. Признать вслух то, о чем боялся говорить даже в уме.

Что он Ягыз Эгемен.

Но он не признавался. Потому что был трусом. Потому что боялся, что тогда он точно потеряет все.

Синана.

Подобие семьи рядом с их семьей.

Хазан.

Мехмет прикрыл глаза. О Хазан он точно думать не будет.

Еще одно доказательство его трусости, слабости и беспринципности.

В ту ночь ему так отчаянно хотелось забыть все, что случилось, так отчаянно хотелось отвлечься, так отчаянно хотелось думать о чем-нибудь другом, и он… Он воспользовался ею, ее добротой, ее телом. Словно животное, пошел на поводу инстинктов. Словно похотливый мерзавец…

Ему хотелось забыться, не забыть, он не забывал, никогда не забывал, его вечное проклятье, просто забыться, утонуть в других эмоциях, в других чувствах, не в черном отчаянии, в которое он погружался все глубже, и когда она протянула ему руку, он, как эгоистичный ублюдок, схватил ее и потянул за собой, и воспользовался ей, и забылся, но теперь он не мог забыть и это, и он вспоминал, и вспоминал, и будто переживал заново, и ему становилось жутко при мысли, что будет, как отреагирует, когда он по-настоящему снова увидит ее, вживую снова услышит ее голос, почувствует наяву ее запах…