– Прошла великая любовь? – Мехмет насмешливо оглянулся, и Хазан усмехнулась.

– Значит, не такая уж она была и великая. – Она помолчала. – Дядя Хазым и тетя Севинч никогда не кричали о своей любви, но они безумно любили… Любят друг друга.

– Да, – Мехмет кивнул. – Друг друга они любят. Ты хорошо сделала, что рассказала им, – сказал он после короткой паузы. – Было бы хуже, если бы у них не было времени попрощаться с ней. Синан… – Он покачал головой. – Он просто разбит.

– Почему ты не с ним сейчас?

Мехмет зажмурился, скорчив гримасу.

– Когда я был там с ним в последний раз, – сказал он, кривя губы. – Госпожа Севинч спала, а потом, когда проснулась… Она, наверное, еще спала, или ей было плохо, и она была не в себе… Она назвала меня Ягызом, сказала, что знала, что он придет к ней. Синану было… Неприятно.

– О, – Хазан прикрыла глаза. Вот еще тема, о которой она не разговаривала ни с кем. Не желала говорить. Не желала. Не было такого, Кудрет все выдумал, подумала она, все это неправда, он клеветал на отца, или что-то неправильно понял. Правда, о том, что Ягыз действительно жив, и о письмах, она не говорила Эгеменам тоже. Она всячески старалась выдавить из сознания мысли об этом, а теперь все вернулось.

– Ты знаешь, Мехмет… – Начала она, не глядя на него. – Если он все-таки жив…

– Если Ягыз Эгемен жив, – перебил он ее, – то для всех будет лучше, если он никогда не найдется.

Хазан повернулась, глядя на него, он смотрел прямо перед собой.

– Почему? Они же его семья?

Мехмет покачал головой.

– Они ему не семья, Хазан, – сказал он, поворачивая к ней голову. – Прошло тридцать лет. Они совершенно чужие ему люди. Знаешь, мой отец, он умер. Умер еще до моего рождения. Я никогда не знал его. Но если бы он вдруг оказался жив… Вдруг незнакомый мужчина встал бы передо мной и сказал: «Я твой отец», я… Я не знаю, что было бы? Что я мог бы ему сказать? Ничего, кроме, может быть, здравствуй. Он был бы для меня чужаком. У этого Ягыза, если он жив, уже давно другая семья, даже если он жил в сиротском приюте, там кто-то другой стал ему семьей и близкими. Его появление в жизни Эгеменов принесет всем только еще больше боли. Поэтому лучше ему не находиться.

– А как же, я не знаю, – Хазан пожала плечами. – Голос крови, что-то в этом роде?

Мехмет усмехнулся.

– Ну, если голос крови существует, то Ягыз уже нашел бы свою семью, разве нет?

– Что случилось с твоим отцом? – Спросила Хазан, допивая остывший кофе. – Прости, если это неприятный вопрос, не отвечай, если не хочешь.

– Да нет, почему же, – он пожал плечами. – Это случилось еще до моего рождения, я же говорил. Несчастный случай. Он был строителем, и сорвался с большой высоты.

– Ох, – Хазан поежилась. – Мне так жаль.

– Да. Мама говорила, – Мехмет вздохнул, прикрывая глаза руками. – Мама говорила, что умерла бы, если бы я не появился в ее жизни. Знаешь, сейчас, когда она в больнице, у нее этот бред… Она постоянно говорит, что я родился мертвым, понимаешь? Один из ее кошмаров стал для нее теперь реальностью. Она всегда говорила, что я спас ей жизнь, что она умерла бы без меня.

Хазан улыбнулась.

– У нас была хорошая жизнь, – продолжил Мехмет. – Очень хорошая жизнь. Мы жили небогато, но мама делала все, чтобы мне жилось хорошо. Потом… Потом у нее начались приступы, и тогда, она теряла работу из-за этого. Ей приходилось лечиться, и… Мне пришлось начать работать, а потом я пошел в армию. А когда я вернулся, ее уже не было дома. Когда я прихожу к ней, она иногда меня не узнает. Говорит, что я родился мертвым, или что умер в Сирии. Иногда, очень редко, она узнает меня, и тогда почему-то все время говорит: «Прости, прости».

Хазан погладила его по плечу, и он не отстранился, не дернулся, только прикрыл глаза.

Хазан встала, поднимая ноутбук и пошла к выходу, но на пороге она остановилась.

– Знаешь, – сказала она. – Тете Севинч, наверное, хватило бы хотя бы единственного «здравствуй».

И Мехмет кивнул, опустив голову.

Хазан вернулась в гостиную, вспоминая те письма, которые похититель отправлял дяде Хазыму. «Твой сын счастлив, Хазым Эгемен. Другого он зовет отцом, и другую он называет матерью, и он счастлив, как не был бы счастлив рядом с тобой. Каждый день его наполнен любовью, и каждый день он дарит любовь в ответ, и ты никогда не получишь этой любви, Хазым Эгемен».

«Будь счастлив где-то там, с твоими новыми родителями, Ягыз Эгемен», – подумала она. «Поймешь ли ты, когда умрет твоя мать? Заноет ли твое сердце? Гнетет ли тебя сейчас предчувствие беды? Или ты счастлив там, вдалеке, с твоей новой любимой семьей?».

Раздался шум подъезжающей машины, и Хазан встала, настороженно глядя в окно. Выйдя в коридор, она встретила обеспокоенный взгляд Мехмета, и они оба двинулись к входной двери.

Все стало понятно, как только дверь открылась. Гекхан обнимал за плечи заплаканную Селин, и увидев Хазан, Селин снова громко разрыдалась, и Гекхан обнял ее, прижимая к себе. Селин рыдала громко, отчаянно, трясясь от сокрушающей ее боли, и по лицу Гекхана текли слезы, пока он все повторял:

– Все, сестренка, все. Успокойся, все.

Обнимая ее, он повел ее наверх, и Джемиле потерла виски, прикрывая глаза.

– Севинч умерла, – сказала она, и Хазан прикусила губы, чтобы удержаться от рыданий, но не смогла сдержать подступающих слез. Хазан прикрыла лицо руками, стараясь успокоиться, но как не приказывала себе взять себя в руки, слезы не собирались отступать. Она оторвала руки от лица, посмотрела вокруг и увидела, что Джемиле тоже вытирает слезы, и даже по щеке Мехмета бежит одинокая слеза.

Чем помогут в такой ситуации слезы? Она так долго плакала, когда умер отец, разве помогли эти слезы.

– Где Синан? – Вдруг спросил Мехмет, и Джемиле нахмурилась, задумываясь.

– Он был с нами в больнице, и потом… Может он поехал домой с отцом?

Хазан наскоро утерла лицо, набирая номер Синана, но тот не отвечал. Она обеспокоенно посмотрела на Мехмета, и тот пошел в гостиную, поднимая с кресла свою куртку.

– Я найду его, – пообещал он. – Поезжай в Плазу, на случай, если он приедет к тебе?

Хазан кивнула. Синана нужно было срочно найти.

========== Часть 14 ==========

– Что? – Вскрикнула Фазилет, выпучивая глаза, и Кудрет расхохотался.

– Да, да, да, именно так и случилось. Севинч оставила все свои акции Ягызу Эгемену. Потрясающе, правда? Двадцатью процентами одного из крупнейших холдингов Турции теперь владеет призрак. Нисколько не жалею, что вернулся в Стамбул. Где бы я еще такой цирк увидел?

– Кудрет! – Фазилет была уже вне себя и ей отчаянно хотелось запустить чем-нибудь в голову дорогого деверя. – Это не смешно!

– Вопрос чувства юмора, дорогая невестка, я вот смеюсь. Да и Эдже смеется, правда, Эдже?

Эдже прикусила ладонь под обвиняющим взглядом матери, пытаясь задавить хихикание, но у нее не получалось.

– Но ты права, Фазилет, не смеяться надо, Эдже, сладкий ты мой кукленыш, плакать надо. Десять процентов акций принадлежат и тебе, так что с этой компании ты кормишься и поишься, а смотри, что с ней творится. В перспективе пятьдесят процентов компании в ведении детей семьи Эгемен, единственный из которых потенциально умный – потенциально мертвый, тридцать процентов у Хазыма, у которого тоже помаленьку протекает потолок, а двадцатью процентами твоими и твоей сестры управляет безграмотный солдафон с манией преследования. То есть, на весь совет акционеров ровно ноль мозгов. Помянем холдинг Эгеменов. Прожил почти сорок лет, совсем молодой был покойничек.

– Кудрет! – Фазилет едва не скрипела зубами. – Надо же что-то делать?

– А что мы можем сделать, кроме того, чтобы стоять на трибунах и аплодировать? Нет, можем выдать замуж Эдже, и тогда она тоже будет участвовать в этом забеге припадочных. Эдже, хочешь замуж? Я найду тебе мужа, и ты тоже сможешь устроить какую-нибудь пакость холдингу, а то твоя сестра недостаточно старается.