Омрюм тогда отдали Фазилет, а Джемиле и Кудрет впервые за многие годы нормально поговорили.
Наверное, они тогда действительно испугались за Омрюм, осознали, что натворили, или просто вымотались от многих лет американских горок в отношениях, но в тот день они поговорили, подписали договор о перемирии и разбрелись в разные углы ринга: Кудрет смотался в Лондон, а Джемиле забрала у Фазилет дочь. До сих пор Кудрет был для Омрюм праздничным папой, который только звонит и шлет подарки, изредка появляясь в ее жизни на несколько часов, когда дела заносят в Стамбул, но так было до сих пор. А теперь Кудрет явился в Стамбул, и в суд полетел очередной иск.
– На этот раз долгих споров не будет, милая. Я заберу Омрюм у этой шлюхи.
– Вы превращаете жизнь своего ребенка в ад, дядя.
– Жизнь – боль, моя дорогая. К этому приходится привыкать.
Хазан с трудом подавила желание плеснуть дяде вином в лицо. Но оставалась главная тема, которую она хотела обсудить.
– Дядя, – Хазан взяла быка за рога. – Что это за история со сделкой по отелям в Болгарии? Какого черта ты это затеял? Мы все посмотрели, это же натуральная черная дыра. Как тебе вообще в голову такое взбрело?
Кудрет, наколовший на вилку вилок брюссельской капусты, попытался пронзить ее своими страшными для половины мира глазами, но Хазан только отправила в рот кусочек прекрасно приготовленной курицы. Дядя вдруг широко улыбнулся, радостно, почти счастливо.
– Значит, этот ублюдок все-таки говорит по-английски. Ах ты маленькая сволочь. Хотя я это предполагал. Накопал на него кое-что. Диктофон на ножках. Довольно забавно, но все же неэффективно. Ничего, он у меня еще попляшет. А ты… Ты могла бы работать там сама, Хазан. Почему ты не работаешь в холдинге?
– Мне это неинтересно, дядя, – ответила Хазан, отпивая глоток вина. – Зачем ты это устроил? Ну кроме того, что у тебя природа скорпиона. – Дядя с любопытством склонил голову набок, глядя на нее, но Хазан не стала объяснять. – Это ведь мина замедленного действия, дядя, эта сделка. Если бы тебе удалось провести ее, то через год, через два ты взорвал бы холдинг Эгеменов изнутри. Зачем тебе это надо?
– Хазан, – Кудрет ласково улыбнулся. – Зачем тебе эта нелепая косметическая компания? «Эгемен косметикс», как же глупо это звучит, «Эгемен косметикс». Шанель, Версаче и Эгемен. Потрясающе. Я бы понял, если бы фирма хотя бы звалась «Чамкыран косметикс», хоть понимал бы за что ты держишься.
– Она так называется, потому что это была идея тети Севинч, – спокойно ответила Хазан. – И первым инвестором был дядя Хазым.
– Да, да, дядя Хазым. Вечный источник богатства семьи Чамкыран… – Кудрет снова улыбнулся своей обычной волчьей улыбкой. – Бросай эту чушь, племянница. Поехали со мной. Работай на меня. Ты видела, с чем мне приходится иметь дело. Это тебе не гипоаллергенная помада. Присоединяйся. Мы с тобой вместе распотрошим эту компанию, как вот эту самую курочку.
– В этом-то и дело, дядя, – ответила Хазан, понизив голос. – Я не хочу ничего и никого потрошить. Ты занимаешься разрушением, дядя. А мог бы заниматься созиданием, как мой отец. Ты не просто рушишь чужие компании и чужие карьеры, ты рушишь чужие жизни. Просто потому, что тебе так хочется? Так? Ты ведь талантлив, дядя, ты столько мог бы достичь, но… Тебе просто нравится это, да? Разрушать? Портить? Ломать? Даже… Даже твоим близким! Даже тем, кто верит тебе! Кто помогал тебе с самого детства! Дядя Хазым…
– Дядя Хазым, – улыбка не сходила с лица Кудрета. – Милый, милый Хазым. Всегда такой всклокоченный, всегда такой ошеломленный, как же так вышло, что все кругом негодяи, а он один – ангел? И дети-то у него не дети, и друзья у него не друзья, ах, бедный, ах, несчастный Хазым Эгемен. Племянница, золотая, наш милый Хазым прекрасно знал об этой сделке. И о том, что такое эта сделка. Что она, и что она принесет. Твой ходячий диктофон просто этого не понял. Мозгов не хватает, на одной памяти ведь не вытянешь. – Дядя поднял телефон и нажал несколько кнопок. Хазан услышала на своем звук пришедшего сообщения. На экране перед ней всплыли картинки – скриншоты переписки. – Все прекрасно Хазым знал об этой сделке, потому что мину мы готовили не холдингу. Этот милый сюрприз мы готовились подложить Гекхану.
Хазан с ужасом смотрела на переписку Хазыма с дядей, подтверждающую эти слова. Вдвойне ужас у нее вызывала уверенность Хазыма в своей правоте в этой переписке. «Гекхану придется вернуться в семью и в семейный холдинг, у него не будет другого выбора. Я дал ему свободу, и вот как он ей воспользовался».
– Милый, милый Хазым. Всегда был таким. Сделку эту, между прочим, готовил он, просто подкинул мне ее для финализации, чтобы свалить все на меня. Кудрет разбил фирму Гекхана, из мести за уведенную жену. Всегда так было. Он срал, а Чамкыраны подтирали. Так было с твоим отцом, так с твоей компанией, так и теперь со мной.
– А при чем тут моя компания? – Хазан подобралась. Дядя пока не напортачил, Ниль и мама не вывели свои инвестиции, что именно ему не нравилось в его компании?
– Ничего, кроме того, что Хазым может закрыть ее по первому желанию? Что Эгемен Косметикс значит «Эгемен Каприз». Как ты сказала, эта компания была создана по желанию Севинч, для развлечения Синана. Милая игрушка, пока вы не надоели вашему прекрасному дядюшке Хазыму. Стоит вам его сильно обидеть, например, не дать прижать Гекхана к ногтю, как все в вашем милом маленьком офисе пойдут собирать вещи, и первой – ты, Хазан Чамкыран, моя дорогая племянница.
– Но дядя Хазым сказал…
– Хазым красиво говорит, он даже красиво думает, вот только верить надо в то, что делает Хазым. А знаешь, что он делает лучше всего, Хазан? Лжет. Уже много лет он лжет. Они ведь поэтому отправили меня в Америку, знаешь? Я услышал тогда. Мне было двенадцать. Я помню смутно, но… – Он посмотрел в сторону, куда-то в пустоту, опять улыбнулся, широко, почти красиво, только все-таки страшно. – Надо бы поискать, уверен, я найду… Рабочий на стройке, ну да, конечно же…
– Дядя, о чем ты говоришь?
– Да ладно, ни о чем, – Кудрет повернулся к ней, не переставая улыбаться. – Если будет важно, расскажу, когда все выясню. Но, как я говорил, Хазым любит лгать, а еще больше он любит умалчивать. Когда молчишь – это ведь не вранье, знаешь? Ты не врешь, и себе кажешься честным. Хазым очень любит казаться себе честным. Потому и молчит. Дети Хазыма знают, что их мать умирает?
– Что? – Хазан едва не поперхнулась. – О чем ты говоришь?
– Не знают. Тогда-то они наверняка все трое вернулись бы домой, знаешь? Вернулись бы домой, не отходили бы от матери ни на шаг, хоть как-то попытались бы скрасить ее последние месяцы, Ягыз у нее на уме или не Ягыз. Казалось бы, скажи им, объясни, позови их к жене, но нет. Они, суки неблагодарные, сами должны были прийти, а не Хазым их звать. В итоге виноватыми окажутся они, что бросили умирающую мать, а Хазым будет святым и жертвой. Несчастный Хазым, довели его негодные дети. Или все тот же Ягыз. Разве он рассказал своим детям, что их брат жив?
– Дядя, теперь еще и ты, – Хазан устало вздохнула, пытаясь уложить в голове все то, что уже наговорил ей Кудрет.
– Что, думаешь, Хазым заразил твоего дядюшку своим безумием? Да, дорогой Хазым годами повторял своим деткам, что их украденный брат жив, вот только они, негодяи, должны были верить ему на слово. Оскорбляет его, что они не подпрыгивают, когда он велит им прыгать. – Дядя снова поднял телефон. – Вот, полюбуйся. Я снял копии. – На телефон Хазан полетела ссылка на папку в Dropbox. – Пароль я тебе потом напишу. Почитаешь. Занятное чтиво. Я просто плакал, когда читал, просто-напросто плакал.
– Что это, дядя? – Хазан с подозрением уставилась на Кудрета.
– Почти двадцать пять лет, каждое десятое ноября наш дорогой Хазым получал письмо. С описанием жизни его сына. Его дорогого Ягыза. О, он получал там подробный отчет. Когда у него вырос первый зуб. Когда он сделал первые шаги. Когда научился читать. Кто его любимый писатель. Первый ученик в школе. Лучший в классе по математике. Любимое стихотворение. Первая драка. Первая девочка. Кто-то сильно ненавидит твоего дорогого дядю Хазыма, милая моя. Сильно ненавидит его, так сильно, что каждый год старался посыпать солью незажившие раны. Чтобы знал, что мальчишка где-то там, растет без него, счастливый и довольный. Живет далеко, и знать не знает, и знать не желает никаких Эгеменов.
