Пока тайнограф перечислял своих высокопоставленных знакомых, в галерею рядом с внутренним двориком поспешно вошел какой-то человек. Ластианакс сразу узнал эпарха: тот вечно компенсировал свой малый рост недовольной гримасой. До сих пор у молодого человека не было возможности поговорить с эпархом: глава Совета и управляющий городом был слишком занят, чтобы обращать внимание на простого ученика. Силен все еще продолжал свою речь, но Ластианакс услышал, как эпарх ворчит сквозь зубы:

– Этот идиот Палатес… Умереть вот так, без предупреждения… Можно подумать, у меня своих забот мало…

Силен заметил, что Ластианакс больше не слушает его, повернулся и удивленно ахнул при виде эпарха.

– Добрый день, Мезенс! – воскликнул он. – Как твоя семья? Готов ли твой сын к Атрибуции?

– Мне сейчас некогда тратить время на твое притворство, Силен. Неспокойные кланы, обрушение канала на пятом уровне, гильдия караванщиков не дает мне покоя… А теперь еще нужно найти нового министра!

Ластианакс почувствовал, как сидящий рядом с ним Силен радостно задрожал.

– Совершенно верно, Мезенс, – весело сказал тайнограф, – и я сей же час могу предложить тебе кандидата на замену.

С неожиданной для человека его комплекции ловкостью он вскочил и подошел к эпарху. Ластианакс последовал его примеру. Глава Совета нетерпеливо притопывал ногой.

– И кто же этот кандидат, из-за которого ты заставляешь меня терять время?

– Вот он, – ответил Силен, подталкивая Ластианакса вперед.

Эпарх рассмеялся лающим смехом.

– Ученик! Какое чувство юмора, Силен!

– Я совершенно серьезен. Ластианакс более чем компетентен в вопросах равенства уровней, поскольку последние пять лет занимался всей документацией своего наставника. К тому же вот уже час, как он перестал быть учеником, ведь мы с профессорами присудили ему оценку одиннадцать баллов из двенадцати.

– Ха! – воскликнул Мезенс. – Одиннадцать из двенадцати. Уровень, как говорится, не тот, что прежде. В мое время редко кто удостаивался девяти баллов, но это были честно заслуженные оценки. С каждой секундой ты падаешь все ниже в моих глазах, Силен.

Тайнограф, улыбаясь, пожал плечами:

– Прошу, найди более достойного кандидата, если сможешь. Давай устрой ему проверку.

Эпарх презрительно фыркнул и повернулся к Ластианаксу. Взгляд его быстро заметался между глазами юноши, как произошло чуть ранее с Силеном. Ластианакс привык к такой реакции: радужки его глаз были разных оттенков карего.

– Сколько караванов имеют доступ к караван-сараю? – спросил эпарх. Он наконец сделал выбор, и его взгляд остановился на правом глазу юноши.

– Так нечестно, Мезенс, этот вопрос не имеет ничего общего с работой министра усреднения!

– Четыреста шестьдесят, – ответил Ластианакс.

Эпарх улыбнулся и сделал несколько шагов, презрительно поглядывая по сторонам, словно желая привлечь внимание всех окружающих к своему превосходству.

– Неверно, четыреста шестьдесят два. Вам следует больше времени посвящать учебе, молодой человек.

– Десять лет назад их действительно было четыреста шестьдесят два, – невозмутимо ответил Ластианакс, – но недалеко от Темискиры совершены нападения на два каравана. Новость пришла сегодня утром. Вы не знали? – спросил он, невинно хлопая глазами.

Эпарх поджал губы, чтобы скрыть свое недовольство, а Силен одарил юношу сияющим взглядом. Толпа любопытствующих уже почти рассеялась. Ничто не напоминало о смерти Палатеса, только цветы, примятые слугами, которые пришли забрать тело. Ластианаксу стало стыдно: он тут разыгрывает из себя дрессированного пса, лишь бы занять место своего наставника в Совете.

– Что ж, похоже, тебе удалось найти потенциального кандидата на место министра усреднения, – сказал эпарх Силену. – Но, кстати говоря, – добавил он, делая вид, словно только что вспомнил, – обидно, что его кандидатуру нельзя будет принять, даже если тебе удастся убедить Коллегию проголосовать за него.

Силен нахмурился:

– Почему это?

– Потому что у него нет ученика, – изрек эпарх с торжествующей усмешкой. – И ты не хуже меня знаешь, что кандидаты в министры должны быть наставниками.

Тайнограф усмехнулся, и его круглый живот мелко затрясся.

– Мезенс, ты так глубоко погрузился в проблемы кланов и каналов, что забыл одну маленькую деталь: Атрибуция учеников состоится через девять дней. И, кстати, твой сын в ней участвует.

Эпарх нервно дернул плечом, показывая, что спор окончен.

– Я не стану ждать девять дней, чтобы предложить василевсу достойного кандидата. Мне ведь нужно руководить Советом.

– Верно, ближайшее заседание Совета состоится на следующий день после Атрибуции, то есть через десять дней, – с улыбкой подхватил Силен. – У Ластианакса достаточно времени, чтобы найти ученика. Уверен, василевс согласится подождать несколько дней и обдумает мое предложение.

Уязвленный эпарх сделал вид, что уходит, но затем повернулся к Ластианаксу и ткнул ему пальцем в грудь:

– Напрасно вы позволяете своему бывшему профессору втягивать себя в политические интриги, молодой человек! Глядите, как бы вам крылышки не подрезали. Если возникнет малейшая загвоздка, виноваты будете вы. Ни один министр Совета не смирится с вашим появлением. Позвольте мне внести ясность: я первый буду вставлять вам палки в колеса. Ваше смехотворное честолюбие дорого вам обойдется.

С этими словами он удалился, быстро переставляя короткие ноги. Ластианакс в замешательстве смотрел вслед эпарху, гадая, не совершает ли страшную ошибку. Он пообещал себе позже все обсудить с Палатесом, и тут же понял, что отныне это невозможно. Сидевший рядом Силен с довольным вздохом выпятил свой огромный живот.

– Ах, лучшее развлечение для меня – это возможность подразнить Мезенса. Не обращайте внимания на его слова, он просто завидует. Он сумел вступить в Совет лишь в возрасте сорока лет, а вам всего девятнадцать! Однако в одном он прав: вам понадобятся крепкие плечи, чтобы принять ответственность за свое новое положение. Совет – неиссякаемый источник неприятностей. Вот почему я всегда избегал назначения на министерскую должность… Кстати, скоро вы и сами станете наставником, дорогой Ластианакс. Каким вы представляете своего идеального ученика?

Ластианакс задумчиво провел пальцем по горбатой переносице – напоминание о его собственной Атрибуции. В тот день он впервые встретил Палатеса. Раньше, думая о своем будущем в качестве мага, он неизменно представлял себя поднимающимся по карьерной лестнице в одиночку. Он и представить себе не мог, что ему самому придется поддерживать ученика.

– Выдающимся, – ответил он.

– Если мы в ближайшее время не пройдем в эти проклятые ворота, мой желудок отправится в Гиперборею сам по себе.

Карапуз ответил Арке недовольным вздохом. Перед ними по заснеженной, продуваемой всеми ветрами пустоши зигзагами тянулась бесконечная вереница прибывающих. Вдали возвышалась Гиперборея, ее купол поднимался над снежной пустыней, словно гигантский золотой пузырь. Если бы Арка не умирала от голода, то могла бы любоваться городом часами. В прозрачной поверхности отражались облака, а за ней виднелось множество круглых башен, одна выше другой; вершины некоторых башен почти касались внутренней поверхности купола. Зеленые, синие, охровые, розовые – это буйство красок казалось миражом на фоне серых болот, свинцового неба и мрачных гор.

С тех пор как, следуя указаниям змея, Арка покинула ледник, она целый день шла по равнине, не отрывая глаз от города, прямо как летящая на свет бабочка. Гиперборея, город магов. Говорят, там всегда жарко, ибо царит вечное лето, а улицы вымощены золотом; настолько велико богатство этого сказочного града. Арка не знала, чем жителям не угодил простой булыжник, но она уже могла разглядеть вдалеке гиперборейцев, неторопливо занимающихся своими делами, в то время как сама она уже почти отморозила себе уши, стоя в очереди на холоде.