– Брат мой, милый брат! Я помню тебя, такого близкого ранее и такого далекого теперь. Помню тебя мирно играющим с деревянным мечом отца, который он получил на свое шестнадцатилетие. А ты доставал его из сундука, когда наш родитель уходил на службу народу римскому. Как это было давно! И где ты теперь?

– Ты не знаешь, где твой брат? – тихо спросила Лаура.

– Да… как раз на его поиски я и отправилась из Рима.

– Мы найдем его! – смело воскликнула селянка.

– Хотя не только из-за брата, – римлянка, казалось, целиком погрузилась в свои мысли. – Я бы не смогла долее находиться в городе, в котором потеряла столько близких мне людей…

– Что с ними случилось?

– О нет, ничего. Наверное. Ничего такого, что отправляет нас в царство теней. Но я потеряла близость с ними: отец мой, видный сенатор, об одной политике и думает, до близких ему нет дела, он и сына-то выслал из города из-за какого-то там политического дела; мать моя развлекается с другими, пока отец на службе, и до меня ей тоже нет дела; любимый мой, который провел со мной ночь, на утро испарился восвояси, потому что он служитель культа, и ему непозволительна любовь к женщине.

Уголек в костре треснул и выстрелил язычком пламени.

– Вот и скажи мне, – продолжила Аврора, – что это за участь такая у меня?

– На все – воля богов, – твердо произнесла Лаура. – Может, все эти события были тебе уготованы не просто так, а для какой-то цели?

– Мне кажется, я разуверилась в их существовании, – сокрушенно всхлипнула патрицианка. Эхом по водной глади прокатился ее стон. Где-то вдали, за сотни метров, раздался утробный звук.

Лаура посмотрела в том направлении, вдыхая воздух, помедлила чуть и принялась вновь гладить волосы римлянки.

– Никогда не спеши этого делать. Если бы не они, точнее, не она… – Лаура чуть замялась, – не было бы меня здесь, рядом с тобой.

Аврора сладко-сладко зевнула, ресницы задрожали в сиянии звезд, желая полностью сомкнуться.

– Расскажи мне о себе, Лаура, – попросила римлянка, преодолевая накатывающую дремоту из последних сил. – Ведь я дала клятву помочь тебе. И пусть я стала сомневаться в богах, нарушить клятву для истинного римлянина – самое позорное!

Селянка тихонько усмехнулась.

– Я спою тебе, дочь Рима, расскажу про песнь, где мало света, – нежно запела девушка, точно убаюкивая, – расскажу про место, где нет лета… закрывай глаза, забудь тревоги дня, просто слушай меня.

      Аврора закрыла глаза. Лаура завела песню протяжно, убаюкивающе, точно колыбельную, которых в детстве римлянка не дослушала: мать уделяла мало времени, а гречанка, вольноотпущенница, которая пела ласковые, мягкие песни и играла на лире в лидийском ладу, ушла на естественный отдых на закате своих дней.

Какой приятный тембр у этой селянки! Точно далекое клокотанье горного ручья, который набегает протяжной волной, обволакивает, кружит в тысячах мыльных пузырьков… те лопаются над зыбкой, меняющейся пленкой воды и рассеиваются в воздушной пене.

Перед глазами поплыли разноцветные круги, большие, маленькие, лазуревые, фиолетовые, наконец, серые и черничные. На какой-то миг, в одном стремительном мгновеньи, перед мысленным взором пронеслась вся родня: мать, отец, изгнанный брат, бывший возлюбленный, все те, кого она когда-то знала; потом Аврора почувствовала, что летит в темный колодец, в пропасть без дна, куда едва долетал далекий свет звезд, и вот все перевернулось, мир поплыл, теряя прежние очертания и обретая новые.

– Где я? – крикнула римлянка.

"Ея, ея, ея" – отозвалось отовсюду.

Кромешная тьма, выступавшие грани невидимых препятствий, блуждающие в воздухе частицы – такое место, точно из страшных кошмаров.

– Кто здесь? – девушка испугалась, и мир зазвенел.

"Есь, есь, есь" – сквозь звон и мерцанье донеслось до ее взволнованного слуха.

"Не бойся, – вдруг вкрался нежный голос, прерывая цепочку эха, – слушай мой голос и успокойся, дочь большого города, слушай, слушай чутко!"

– Лаура, это ты? Я узнаю твой дружеский напев! – обрадовалась девушка в темноте.

– Да, это я, – отозвался голос из ниоткуда и отовсюду одновременно, отражаясь от незримых стен, но не звеня, а шелестя, точно мягкая трава в ночном поле.

– Где ты? Я не вижу тебя!

– Иди прямо, не спеши. Пусть страх уступит место новому и незнакомому. Самая непроглядная тьма отступит перед смелостью. Что видишь?

Аврора ступала поначалу еле-еле, осторожно, буквально взвешивая каждый свой шаг. По мере того, как слова невидимой спутницы проникали в ум и наполняли тончайшие струны души тем вдохновением и отвагой, которые иногда приходят вместе с верой другого человека в нас, поступь римлянки становилась тверже, глаза всматривались в окружающее пространство с интересом, а мысль работала яснее. И мир ответил взаимностью. Из мрака, из черной пустоты проступили контуры пепельно-серой стены карстовой пещеры с ее рытвинами, червеобразными желобами известняка, с гладкими, точно водопадными, струями мрамора, лепестками гипса вокруг твердой поры, пятнами соляных отложений. В воздухе замелькали прозрачные кристаллики испарений, стены ожили, окрасившись где в золотисто-зеленые уборы, где – в фиолетовые и медные; несколько грибных комаров, почуяв пришельца, испуганно полетели в направлении редких лучиков света. И как его можно не видеть, оставаясь слепой? Туманный, далекий, но все же свет! Всепроникающий, отражающийся от перламутровых листочков слюды, как от множества крохотных зеркал, он заливал тонкими нитями все пространство, выявлял скрытые тропы, едва заметные среди нагромождения камней и конусов известковых сталагмитов.

– Вижу! – обрадовалась римлянка. – Теперь вижу! Столько всего, что не хватит слов, чтобы описать. Но как? Откуда это взялось? Мне это кажется, или я сплю?

– Ты на верном пути! Шагай дальше, – раздался звонкий и ласковый голос где-то спереди, из проема в стене.

Аврора пошла смелее. Удивительно, но нога чувствовала твердый камень через кальцеоли – сандалии из мягкой светлой кожи, украшенные крохотными алыми жемчужинами.

Сразу за проемом глазам изумленной римлянки открылось зрелище, которое она не ожидала увидеть во мгле пещерных тоннелей: яркие пучки света из неведомых вершин ослепили изобилием белого и залили россыпью звездных бликов просторную каменную лужайку. Целое селение, целая деревня возникла из ниоткуда, точно зыбкий мираж в раскаленных песках пустыни. Здесь были и "поля", изобилующие неизвестными растениями, и шаткие на вид строения формы приплюснутого шара, и овальные озерца, точно сотни колодцев, усеявшие все, что только можно, как черные квадраты шахматную доску. А по белым клеткам сновали туда-сюда – Аврора не могла поверить своим глазам – самые настоящие люди! Или так казалось издали (римлянка вышла из проема стены, возвышающегося метров на пятнадцать над поселением, и чуть в отдалении)? Некоторые из них ходили, пригибаясь к земле, таща за собой какие-то вязанки, другие шли ровно и неспеша, не отвлекаясь на крики детей, которые разбегались перед ними, будто стая всполошенных голубей.

От неожиданности девушка оступилась, и острый кусок сталагмита процарапал голень. Резкая боль запульсировала в висках, римлянка пошатнулась и неизвестно чем бы все закончилось, если бы что-то не схватило ее за руку, удержав от падения с большой высоты.

– В моем мире ты бы долго не прожила с такими навыками! – раздался все тот же мягкий, обволакивающий голос.

– Лаура!

– Да?

– Где ты?

– Я рядом с тобой, часть твоего зрения, часть твоего обоняния, часть твоего слуха.

– Ты снова спасла меня!

– Верно! – в голосе раздались мурлыкающие нотки довольного зверя.

– Теперь я – дважды твоя должница!

– Верно, – снова отозвался голос, – именно поэтому я и привела тебя сюда. Иди дальше. Но на этот раз смотри под ноги и по сторонам.

– Но куда мне идти?

– Видишь вон тот проем в стене у склона, между трех колодцев?