– Фруги рассказывал, что такое увидеть редко случается: необъезженный табун норовистых лошадей, скачущих по своей воле, но, когда такое происходит, в дикой природе у них почти нет естественных врагов. Самые крепкие особи образуют внешний круг, а во внутренний сбиваются молодые лошадки и больные, те, кто сами себя или еще, или уже не в силах защитить. Стадо их бережет и не бросает. Да вон смотри сама!

Лаура посмотрела туда, куда указывала знатная спутница: двое серых бродяг, волков, то ли отбившихся от стаи, то ли напротив – из передового отряда, лихо подскакивали в воздух, рассекая зубами одни лишь холодные ночные песчинки, – большего им не позволяли. То и дело то один конь, то другой, как щитоносцы, подбрасывали задние ноги в сторону зверей, стараясь поразить их копытами. Те ловко уворачивались до поры до времени, но после одного меткого удара, полученного в бок, заскулили почти разом и бросились врассыпную. Табун еще минут десять переминался с места на место, поднимая клуб степной пыли, пока внешний круг успокоился. Лаура охала и сверкала глазами, прижимаясь к мощному крупу Стация. Аврора улыбнулась, достигнув желаемого.

– Я тебе еще и не такое покажу! – волосы римлянки взмыли вверх, подхваченные стремительным порывом ветра. – Дай только случай!

– Но прежде – к нашей цели – в Равенну, туда, где император! Как Моран ошибался!

– Твой шаман из сна? Что он вообще может знать, просидев, где бы это ни было, всю жизнь?

– О, не спеши так говорить… Ты многого не знаешь, – заговорщически понизила голос Лаура.

– Ну, ладно, – решила не спорить аристократка. – Но то, что император не в Риме, – он не знал.

– Рим – вечный город? – спросила путешественница то ли всерьез, то ли с издевкой.

Аврора, как истинная римлянка, почувствовала (или придумала) укол, точно иголкой попали в уязвимое место.

– Рим – величайший город Империи! Он был таковым, есть таким и будет таким! Пока стоит Рим – стоит мир и держится какой-никакой порядок на всех землях, от жарких аравийских пустынь до холодных британских ветров! И статуса столицы он лишился совсем недавно – в 395 году, когда сыновья Феодосия взяли и разделили нашу родину на две части – будто так можно сделать?! Мой отец, Валерий Татий Цетег, политик старой закалки, долго не мог прийти в себя, говорил, что – "попробуйте разорвать одного человека на две части, дайте каждому свое поле, и смотрите, кто из них сколько напашет!" А мой отец в политике соображает больше, чем в семейных узах! Тогда-то и пришел к власти наш нынешний властитель, Флавий Гонорий. Столица перешла в Медиолан. Ну, тогда ему было всего одиннадцать – поговаривали, что Стилихон, настоящий правитель, опекун, генерал, все решил самолично…

– Стилихон? – задумчиво повторила Лаура. – Правитель?

– Да, Флавий Стилихон, наш вандал-полководец, женившийся на племяннице Феодосия… Феодосий завещал ему заботиться о Гонории, получившем в наследство Рим! Прежде великий муж сражался с варварами, отдавал свои плоть и кровь за одно лишь право называться римским гражданином! Веками так было! Пока варварам не стали давать наше римское гражданство, не стали пускать в наши семьи, в нашу армию, наконец, в наш сенат, и, о боги, хранительницы Рима, в наши императоры!

Щеки Авроры порозовели и не скажешь, что дело в светлеющей заре нового дня.

– А шесть лет назад, весной 402 года, вечный противник нашего великого варварского полководца, король готов Аларих, осадил Медиолан. Гонорий, как говорят, был в ужасе от пережитого, и перенес столицу в неприступную Равенну.

– Куда мы и направляемся, – подтвердила Лаура. – Там император?

– Верно, – кивнула римлянка. – Но дух Империи – в Риме! Отбери у нас Рим – и никакая Равенна не выстоит против кризиса государства – так мой отец говорит!

Лаура смотрела на легкие облачка, которые южный ветер гнал на север, в сторону города, где, быть может, ждала золотая булла. Она еще хотела спросить про Квинтилия Вара, но Аврора, отпустив поводья, легко ударила по бокам коня, и тот перешел на полевую рысь, оставляя далеко позади табун диких, необъезженных животных. Которые не знали счастья подчинения. Таким выдалось утро нового дня: все трое – Аврора, Лаура, и даже конь Стаций, – думали о своем.

Местность менялась удивительно быстро. Солнце на далеком горизонте всходило, прорезая низкое зеленое марево, от которого заклубились клочки липкого тумана. Насколько хватало глаз, представала одна и та картина: колышущаяся густая трава бурого цвета, пожухлая от жаркого летнего солнца, да степь кругом. Взор ни за что не цеплялся, и от этого становилось дурно, кружилась голова и плыли мутные круги перед глазами.

– В какую дыру мы забрели, Стаций? – Аврора отказывалась верить глазам, которые привыкли к мраморной белизне терм и дворцов.

Подступало чувство безысходности. Так бывает и в пустыне, когда один бесконечный цвет, один бесконечный пейзаж тянется вне времени и пространства. Так было и тут. Только вместо ослепительно-раскаленных песков в глаза била смесь рыже-зеленого цвета с серо-безнадежным.

– Какие огромные края! – тихо прошептала Лаура. – И ни души!

– Все потому, – вздохнула Аврора, – что за ночь мы сбились с единственной дороги, которая от Ариминиума ведет к Равенне. И, если мы не найдем ее вскоре, то нас ожидает печальная участь!

– Почему? – удивилась спутница. – Не вижу ничего опасного в этой степи!

– Это пока что, – вымолвила аристократка. – Не зря наш великий император, который уже в два года стал консулом Империи при отце…

– В два? – переспросила Лаура.

– А почему ты удивляешься? – искоса повела бровью Аврора. – У нас на земле развитие идет не то, что у вас, под землей!

– Это я как раз заметила, – как ни в чем не бывало ответила девушка, словно не заметив остроты.

Пока дамы пререкались, погода переменилась: вдалеке, чуть правее их движения, показалась гряда возвышенностей, над которой клубился густой туман, а через пару минут на путешественниц налетел резкий пронизывающий бора – северный ветер, который после преграды на своем пути обрушился на долину со страшной скоростью.

– Какая холодина! – завопила Аврора, прижимаясь к гриве коня.

Лаура едва-едва шевелила головой, всматриваясь в лицо потоку.

– Это ты не ныряла в подземные ледяные колодцы, – сказала она, но римлянка ничего не расслышала из-за громкого свиста стихии.

– Свернем подальше от Адриатического моря! – кричала аристократка, немилосердно дергая лошадь за удило слева. – Дорогу через долину мы не нашли!

Стаций ржал, также выражая свое негодование, но послушно устремился в новом направлении. Не прошло и десяти минут, как они въехали на небольшое плато, где ветер стих и заметно потеплело.

– Слава богам! – выдохнула Аврора. – Ты голодна, подруга? Путь еще не близкий, а подкрепиться не помешает.

– У меня только несколько сухих лепешек в котомке, – Лаура похлопала по карманам, как бы проверяя: а вдруг за ночь изменилось их содержимое?

– Ничего! Я запаслась, угощайся!

Девушки расположились на завтрак, устроившись возле одинокого оливкового дерева. Аврора достала из сумки грецкие орехи, финики, обжаренные в меду, десяток сваренных яиц, каперсы, сыр, салаты, огурцы и запеченную корюшку.

– Ну вот, – удовлетворенно отметила она, – теперь твой хлеб пригодится, потому как мой ушел весь Стацию. Но он был как раз не свежий, да, Стаций?

Конь довольно фыркнул.

– А вот тебе остатки вчерашнего пиршества, – и девушка выложила из сумки морковь, капусту и десяток небольших яблок. – Подкрепляйся хорошенько, до ближайшей таверны, боюсь, доберемся не так быстро, как хотелось.

– А где мы? – уминая яйца, спросила Лаура.

– Мы в гостях в долине реки По, в Паданской низменности. Песок и гальку мы оставили правее, ближе к морю, а теперь, кажется, погрузимся в глину ниже уровня моря!