Высоко над крышей развевался флаг владельца поместья, и Савийя с улыбкой посмотрела на него.

— Твой флаг! — сказала она, вспомнив, как рассердился маркиз, когда увидел, что Джетро посмел поднять этот флаг во время его отсутствия.

— Наш флаг! — поправил он ее. — Он поднят нашим домом, дорогая!

— Неужели я действительно могу считать себя частью чего-то столь прекрасного? — спросила Савийя.

— Все, чем я владею, принадлежит тебе, — отозвался маркиз.

— Знаешь, мне кажется, я всегда мечтала иметь собственный дом, — призналась ему Савийя. — Наверное, это был неосознанный инстинкт, доставшийся мне в наследство от неизвестных мне предков, но для меня домом всего было такое место, где я могла бы остаться, откуда мне не нужно было бы уезжать.

Она печально засмеялась.

— Может быть, в душе я никогда не была настоящей цыганкой. Теперь я начинаю понимать многое из того что раньше оставалось для меня совершенно непонятным.

— Я хочу знать все, что ты чувствуешь, все, о чем ты думаешь, — сказал маркиз. — Для меня было бы невыносимо, если бы какая-то частичка тебя не принадлежала бы мне.

— Я… вся твоя, — прошептала Савийя.

Маркиз эффектно остановил экипаж у самых дверей дома.

Когда они оба вышли из фаэтона, он протянул ей руку, и они начали подниматься по ступеням, держась за руки.

На Савийе был причудливый цыганский наряд с красивой вышивкой, в котором она была накануне, во время брачной церемонии. Маркиз помог ей надеть на шею ожерелья и вдеть в ушки серьги с драгоценными камнями.

Только голова ее осталась непокрытой, потому что драгоценная корона была частью сокровищ калдерашей и надевалась невестами на свадьбах, которые устраивали в их таборе.

— Вашу милость дожидаются трое джентльменов, — доложил Берк, когда они вошли в холл. — Они в гостиной.

— Гости? — резко осведомился маркиз.

— Их привез капитан Коллингтон, милорд. Они приехали перед самым ленчем, и я сказал им, что вашу милость ожидают несколько позже, к концу дня.

Маркиз улыбнулся.

— Чарльз здесь! — сказал он Савийе. — Вчера я написал ему, сообщая, что жив. У меня было подозрение, что он не удержится и приедет увидеть это своими глазами!

Не выпуская руки Савийи, маркиз направился к салону. При их приближении лакей открыл перед ними дверь, и они вошли в одну из парадных комнат дома.

В дальней части салона сидели трое джентльменов, которые при появлении маркиза и Савийи поспешно вскочили на ноги.

— Фабиус, я в жизни ничему так не радовался, как твоей записке! — радостно воскликнул Чарльз Коллингтон.

С этими словами он устремился к своему другу.

— Как ты себя чувствуешь? — осведомился он, хватая его за руку обеими руками.

— Благодаря Савийе я совершенно здоров, — ответил маркиз. — Но моя жизнь висела на волоске.

— Рэкстон написал мне, как вы чудесно держались! — сказал Коллингтон, обращаясь к Савийе.

Она улыбнулась ему, а он поднес ее пальцы к губам.

— Я, как и все друзья Фабиуса, глубоко вам благодарен и считаю себя вашим должником, — совершенно искренне добавил он.

Пока он разговаривал с Савийей, маркиз направился к двум другим джентльменам, которые остались стоять перед камином.

Одним из них оказался сэр Элджернон Гиббон, а второго, вдруг понял маркиз, он никогда прежде не видел.

— Я слышал удивительную историю о спасении вашей жизни! — воскликнул сэр Элджернон. — Когда ваш кузен сказал мне, что мисс Савийя якобы устроила засаду в лесу и убила вас, я не мог этому поверить, но не в моих силах было пытаться опровергнуть подобное утверждение.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — коротко ответил маркиз, который не имел особого желания говорить о том, что произошло между ним и кузеном.

Потом он вопросительно посмотрел на незнакомца, стоявшего рядом с сэром Элджерноном.

— Я хотел бы представить вам, — торжественно объявил сэр Элджернон, — графа Гленкерна, которого я привез сюда по одной очень интересной причине.

Маркиз протянул представленному ему гостю руку и тут, к величайшему своему изумлению, увидел, что тот смотрит не на него, а на Савийю, которая шла к ним через салон, оживленно разговаривая о чем-то с Чарльзом Коллингтоном.

Незнакомец смотрел на нее так странно, что маркиз невольно опустил руку.

В это мгновение все присутствующие почувствовали, что происходит нечто странное и удивительное, и в комнате воцарилось глубокое молчание. Тишину нарушил граф Гленкерн, который сдавленно вскрикнул:

— Это просто невероятно!

А потом, обращаясь к Савийе, сказал:

— Ты — вылитая мать!

Савийя устремила на него изумленные глаза, а сэр Элджернон вмешался, решив, что объяснений ожидают именно от него:

— Савийя, граф Гленкерн хотел бы увидеть ваше родимое пятно — голову хищной птицы, которую вы показывали, когда я был здесь в прошлый раз.

— Ей нет нужды его показывать, — воскликнул граф Гленкерн раньше, чем Савийя успела ответить на столь странную просьбу. — Это моя дочь, которую я считал умершей и правду о которой узнал всего шесть лет тому назад, после смерти моей второй жены.

— Я… я — ваша дочь? — спросила Савийя едва слышным шепотом.

— Ты — моя дочь, — твердо повторил граф Гленкерн.

— Тогда… у меня есть… имя?

— Конечно, есть, — подтвердил он. — Ты — леди Кончита Маккерн, моя старшая дочь. Я считал, что ты умерла в возрасте полутора лет. Когда я впервые услышал, что тебя отдали цыганам, то решил, что ты потеряна для меня навсегда!

Савийя страшно побледнела. Казалось, ее пугало то, что она услышала, — и она отчаянно уцепилась за руку маркиза.

Он ласково накрыл ее пальцы своей ладонью и сказал:

— Поскольку вы — отец Савийи, милорд, то считаю необходимым сообщить вам, что мы уже заключили брачный союз по цыганским законам. Теперь я хочу просить вашего разрешения на то, чтобы она стала моей женой по законам нашей страны.

— Неужели я должен лишиться дочери в тот самый день, когда, наконец, ее обрел? — спросил граф, но при этом на его лице появилась счастливая улыбка.

— Как вы меня нашли? — спросила наконец Савийя, которая начала понемногу успокаиваться.

— За это вы должны благодарить меня, — гордо заявил сэр Элджернон. — Когда маркиз Рэкстон и капитан Коллингтон решили, что выиграли у меня тысячу фунтов потому, что сумели выдать цыганку за благородную леди, я готов был признать свое поражение и заплатить им то, что должен.

— Да, и надо сказать, что держались вы прекрасно! — вставил неугомонный Чарльз.

— Мне приятно, что вы так считаете, — отозвался сэр Элджернон Гиббон. — И в то же время я чувствовал глубокую уверенность в том, что мое утверждение было истинным, а это означало, что в жилах Савийи и в самом деле течет голубая кровь потомка аристократического рода.

— Как вы могли так считать? — изумился маркиз.

Сэр Элджернон самодовольно ответил:

— Потому что уже во время нашего разговора я смутно припомнил, что где-то в нашем королевстве существует аристократическое семейство, члены которого имеют на теле родимое пятно в форме головы ястреба.

— А я считала, что это… знак того, что я — колдунья! — пробормотала Савийя.

— Ничего подобного, — наставительно ответил сэр Элджернон. — Поразмыслив, я вспомнил точно, что это свидетельствует о том, что вы принадлежите к роду Маккернов.

— Это чистая правда, — прервал его лекцию граф Гленкерн. — Такое родимое пятно упоминается на протяжении всей истории нашей семьи. Конечно, им отмечен не каждый член нашего клана, и чаще оно встречается у женщин. И, кстати, на нашем гербе тоже изображена голова ястреба.

— Мы должны быть глубоко благодарны вам за ваши глубокие познания в генеалогии, Гиббон, — заметил маркиз.

— Когда я вспомнил историю родимого пятна Маккернов, — продолжил сэр Элджернон, — я написал графу и попросил его со мной повидаться. Он ответил, что как раз собирается в Лондон, и пообещал там меня навестить. К тому моменту, когда я получил его ответ, ваш кузен Джетро объявил о вашей смерти, а судья подписал приказ об аресте Савийи.