В центре поляны пылал огромный костер, вокруг которого кольцом стояли кибитки — за исключением той, что принадлежала Савийе. Ее расписанное цветами и птицами передвижное жилище стояло чуть в стороне от остальных, украшенное живыми цветами и ветками.

Цыгане столпились вокруг своего вайды. Он выглядел еще более величественным в новой куртке, украшенной многочисленными золотыми пуговицами, и в ожерелье из сверкающих драгоценных камней. В руке он держал серебряный посох, символ своей власти. А рядом с ним стояла Савийя.

На ней был костюм, немного напоминавший платье, в котором она танцевала в тот вечер, когда маркиз пригласил к себе сэра Элджернона. Только ее головной убор на этот раз больше походил на настоящую корону и блестел от множества драгоценных камней, оправленных в золото.

Шею и запястья девушки обвивали тоже богатые украшения, а юбка была красиво расшита. Ее личико обрамляли падавшие ей на плечи разноцветные ленты, напоминавшие традиционную подвенечную фату.

Маркиз медленно направился к вайде. Савийя не смотрела на него: ее голова была наклонена, взгляд устремлен в землю.

В середине дня маркиз, которому Савийя много рассказывала о традициях цыган, отправил в табор небольшой ларчик, наполненный золотыми монетами. Теперь его подарок был выставлен на всеобщее обозрение на столике за спиной у вайды.

Когда он приблизился к вайде, предводитель цыган громким голосом вскричал:

— Ты захотел стать мужем моей дочери, которая живет в моем таборе, — на настоящей цыганке?

— Я просил вашего разрешения сделать это, — отозвался маркиз, почувствовав, что именно такого ответа от него ожидают.

— Я не могу отдать мое единственное дитя горджио! — продолжал церемонию вайда. — Но готов ли ты стать одним из нас, готов ли стать моим братом, так чтобы моя кровь стала твоей, а твоя моей?

— Сочту за честь, — ответил маркиз.

Вайда явно повторил все, что они сказали, по-цыгански. После этого он взял маркиза за руку и сделал у него на запястье небольшой надрез, умело действуя ножом, рукоять которого была разукрашена драгоценными камнями.

Когда на руке маркиза показалась кровь, вайда сделал такой же разрез у себя, а потом прижал свою руку к руке маркиза, так что их кровь смешалась.

Сделав это, вайда объявил, что теперь между ними возникло новое родство, и сказал, что отныне маркиз обязан жить, соблюдая законы цыган.

После того как вайда закончил говорить, Савийя подошла ближе. Теперь они с маркизом стояли по обе руки от вайды: маркиз справа, а Савийя — слева. Отец Савийи велел им взяться за руки.

Вайда громко произнес несколько слов на своем языке, и один из цыган вышел вперед и вручил ему пучок веток.

— Эти ветки, — сказал вайда маркизу, — взяты от деревьев семи разных пород.

Снова перейдя на цыганский язык, он произнес нечто вроде заклинания, после чего по очереди переломил каждый прутик и бросил их на ветер.

— Это — сущность брачного союза, — сказал он маркизу и Савийе. — И нельзя нарушать обеты, которые вы даете друг другу, пока вы оба живы.

Немного помолчав, он продолжил:

— Как муж и жена вы должны быть щедрыми друг к другу и делить между собой все. Савийя, пойди и принеси хлеб, соль и воду.

Савийя отошла от маркиза и принесла из своей кибитки корзинку, в которой оказалась булка, небольшой мешочек с морской солью и глиняный кувшин, наполненный водой.

Она положила хлеб и соль на стол перед вайдой и поднеся маркизу кувшин, предложила выпить воды.

После того как он сделал несколько глотков, она тоже отпила из глиняного кувшина, после чего вайда принял его у нее из рук и вдребезги разбил у их ног.

— Сколько у этого кувшина осколков, — сказал он, — столько счастливых лет вы проживете вместе. Возьмите каждый по черепку. Храните их бережно: горе и одиночество придут к вам, если вы их потеряете!

— Мой я не потеряю никогда, дорогая, — тихо пообещал Савийе маркиз.

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел на ее лице выражение невероятного восторга.

Вайда опять достал свой изукрашенный драгоценными камнями кинжал и взял маркиза за правую руку. При этом Савийя протянула ему свою левую.

Сделав на их запястьях неглубокие надрезы, чтобы показалась кровь, вайда приложил запястья одно к другому так, чтобы их кровь смешалась. При этом он связал их руки шелковым шнуром, завязав на нем три узла.

— Один узел — для верности, — приговаривал он, — второй — для чадородия, а третий — для долгой жизни.

Потом вайда отрезал от булки два куска, чуть присыпал из солью и вручил по куску маркизу и Савийе.

Они съели хлеб, и, когда это было сделано, вайда развязал соединявший их руки шелковый шнурок.

— Храните этот шнурок, — сказал он. — Он напомнит вам о соединивших вас узах: вы связаны друг с другом на все времена и никогда не сможете расстаться.

Как только смолкли его слова, цыгане, которые до той поры молча стояли вокруг них, слушая слова брачного обряда, разразились громкими криками приветствия.

И еще не отзвучали их радостные возгласы, как заиграла музыка — радостная, необузданная мелодия скрипок и тех необычных инструментов, которые маркиз впервые услышал, когда Савийя танцевала для его гостей.

Вайда подвел новобрачных к огню, рядом с которым лежали груды подушек и стояли покрытые яркими и мягкими коврами скамьи.

Все мужчины уселись, а женщины начали приготовления к свадебному пиру.

Маркиз не узнавал вкуса тех продуктов, которые прислал цыганам: ему казалось, что им подают нечто совершенно иное. Вкус похлебок и рагу был таким тонким и необычным, что он даже пожалел, что не может пригласить своего повара попробовать их, чтобы тот потом попытался приготовить нечто подобное.

Им подавались странные сладости, то ли русские, то ли восточные: он понял только, что их главные компоненты — мед и орехи. Присланное им шампанское подавалось в таких кубках, что он мог только с изумлением любоваться ими.

— Мы сделали их сами, — пояснил вайда, подавая маркизу золотой кубок, украшенный полудрагоценными камнями, которые так любят на Востоке: аметистами, сердоликом и бирюзой.

Некоторые из кубков были украшены розовым кварцем и горным хрусталем, который можно найти в горах России и балканских странах.

— А разве не опасно путешествовать с такими ценными вещами? — спросил маркиз.

Вайда рассмеялся.

— Только отчаянно храбрый человек решится нападать на цыган, не имея при себе большого отряда солдат!

Взглянув на усыпанные драгоценными камнями рукоятки кинжалов, торчавшие у пояса каждого взрослого мужчины и даже у подростков, маркиз понял, что цыган не случайно стараются оставить в покое. Действительно им могут противостоять только местные власти, подкрепленные войсками.

Они ели и пили. Мужчины переговаривались между собой, но женщины почти не участвовали в беседе. Маркиз заметил, что Савийя тоже все время молчит.

Взяв ее руку, он благоговейно поднес ее к своим губам.

Пальцы ее затрепетали, но она по-прежнему ничего не сказала. Конечно, в этот момент говорить было бы трудно: цыгане начали петь.

Их голоса сливались в завораживающей гармонии и постепенно ускорялись, так что воздух словно дрожал от волнения и страсти.

Начало темнеть. У них над головами зажглись звезды, над вершинами деревьев показалась луна.

Отбрасываемый пламенем костра неровный свет, музыка от которой буквально вибрировал воздух, странные четкие черты скуластых лиц, певших цыган — все это составляло удивительную, волшебную картину. Наслаждаясь происходящим, маркиз думал, что никогда в жизни не забудет вечера своей необычной свадьбы.

И, наконец, начали танцевать женщины.

Они не были так грациозно-воздушны, какой была в танце Савийя, но тем не менее их исполнение было поразительно умелым и захватывало зрителя.

Маркиз решил, что большинство исполнявшихся ими танцев были русскими. Иногда танцовщицы двигались медленно, чувственно и плавно, напоминая лебедок, скользящих по гладкой поверхности пруда, посеребренного лунным светом. Но уже следующий танец мог оказаться необузданно страстным и стремительным, так что маркиз чувствовал, как убыстряется ритм его сердца. Танец настолько захватывал, что временами маркизу начинало казаться, что он сам принимает в нем участие.