По-английски она говорила катастрофически плохо, и Марк с трудом разбирал её слова. Жилистая, сухая рука стискивала его запястье.

— Ты — огимаа, — вновь сообщила старуха.

Она вовсе не могла знать о присутствии вендиго в Баддингтауне. Вообще в Мэне. Марк почувствовал, как по его спине проходит холодная дрожь.

— Иди к шаману, — внятно и четко произнесла индеанка на своем ломаном английском. — Наш огимаа расскажет, что делать.

Разрешения проходить в жилые дома никто Марку не давал. Только теперь он понял, что его приезд выглядел глупо: у кого и что он вообще собирался спрашивать? Если когда-то он мог навещать деда на законных основаниях, то теперь у него нет и такого права. И о чём вообще говорила эта старуха? Какой из него шаман? Всё это чудилось каким-то сюром. А разве не иррациональна его внезапная вера в то, что в Сэма вселился в вендиго?

Старуха цепче перехватила его ладонь и потащила за собой. Казалось, ей было всё равно, что пропуск на территорию деревни не давал Марку права вламываться в дома местных жителей. И, разумеется, полицейский — в резервациях всегда была собственная полиция — остановил их обоих.

— Посетителям на жилую территорию нельзя, — его английский был намного лучше, чем у индеанки. Но Марк не успел ничего ему ответить. Старуха отпустила его руку, быстро и отчаянно зажестикулировала, что-то доказывая местному стражу порядка. Тот покачал головой.

Марк беспомощно пожал плечами.

— Я не могу пропустить вас к жилым хижинам, — произнес полицейский. — Ваш пропуск не дает на это права.

Старуха зыркнула на него из-под седых бровей.

— Виитико, — произнесла она четко.

Полицейский побледнел, отшатнулся, услышав страшное имя. Поднял руку и машинально перекрестился. В индейцах удивительным образом сочеталась христианская вера, навязанная завоевателями, и вера в духов, которую они впитывали в себя с рождения. Будто недостаточно было испуга, старуха произнесла ещё несколько фраз на языке алгонкинов, и полицейский, всё ещё бледный от ужаса (насколько позволяла его смуглая кожа), нехотя отошел в сторону.

Виитико.

У Марка всё заледенело внутри, когда он понял, что старуха говорила о вендиго.

— Что вы ему сказали? — голос изменил ему, и вместо четкого вопроса получился какой-то хрип. — Виитико?

Индеанка кивнула.

— Он идёт за тобой, — произнесла она. — Он найдет тебя и убьет, если ты не убьешь его первым.

Сэм.

Или больше не Сэм? Убьет его? Почему-то здесь, в индейской деревне, в это верилось куда сильнее, чем в пусть и маленьком, но цивилизованном городке. Сэм вернулся, чтобы его убить. Точнее… вендиго в обличье старого друга.

Индейские легенды больше не казались выдумкой.

Индейцы даже в двадцать первом веке продолжали верить в Старца. В жуткого духа голода и смерти, летающего среди лесных верхушек. И Марк, чей рационализм за последнее время пошатнулся, как гнилой зуб во рту, чувствовал, что вера в духов природы, которую пытался воспитать в нём дед, снова возвращается. Здесь, сейчас, посреди резервации абенаков в штате Мэн. Вспоминая желтоватые глаза Сэма, его глухой голос и удлинившиеся зубы, Марк думал, что, быть может, индейцы знали намного больше, чем белые люди.

И всегда были мудрее.

Старуха подтолкнула его к дверям одного из домов, и Марк, моргнув, узнал жилище деда — всё тот же крепкий, добротный дом, в который он приезжал ребёнком. И тотем рядом со входом — другой. Не волк. И жил в доме теперь другой человек. Эта хижина всегда принадлежала только огимаа, кем бы он ни был. Так же, как хижина вождя принадлежала только вождю.

Всё возвращалось на круги своя, будто жизненное колесо вновь сделало круг. Марк никак не мог решиться постучаться в дверь, а воспоминания давили ему на грудь. Воспоминания, которые он закопал в глубь своей памяти. За ребрами было тесно с тоски и чувства вины перед дедом. И перед собственной природой, которая отчаянно брала верх, стоило ей выбраться из своего заточения.

Марк закрыл глаза. Неизвестно, поможет ли ему новый шаман племени, но если он не попытается, то ни Брайана, ни Киру уже будет не спасти.

Он постучался.

В хижине терпко пахло травами и табаком. Шаман — вовсе не такой старый, каким был дед, — сидел у камина и чистил трубку. Поднял на Марка взгляд.

— Здравствуй, волчонок, — поприветствовал он. Его английский был, не в пример старухе и полицейскому, достаточно чистым и ясным. — Твой дед тебя не дождался.

Слёзы комом встали у Марка в горле. Заплакать он не мог, давно уже разучился, но горечь ещё сильнее обожгла язык. Дед ждал его. В этой самой хижине. Быть может, хотел передать свои знания. Быть может — просто увидеть внука перед смертью. Но Марк выбрал другую жизнь. И вряд ли выбрал бы другую, если бы снова пришлось решать. Просто… просто он любил деда, пусть и видел его в последний раз еще до того, как исполнилось двенадцать.

— Откуда… — Марк прочистил горло. — Откуда вы знаете, кто я?

— На тебе отметка шамана, — огимаа продолжал чистить трубку, будто ничего не происходило. Татуировка на спине Марка вдруг зачесалась, словно волк рвался из кожи, стремился обрести свободу и из обычного рисунка, нанесенного тату-машинкой, вдруг превращался в живое существо. Это ощущение продлилось всего мгновение, но оно было. — Огимаа ты уже не станешь, но духи всё равно благоволят тебе, волчонок. Зачем ты пришел?

Марк и сам уже не очень понимал, зачем он пришел. Резервация была нищей, деградирующей деревней, наживавшейся на туристах, и с первого взгляда могло показаться, будто их интересовали только деньги, алкоголь и выживание. И наверняка шаман был таким же, да только откуда бы ему знать, кто такой Марк?

Шаман сощурил черные, внимательные глаза.

— Говори или уходи, — приказал он. — Я не могу тратить время на того, кто не знает, чего он хочет.

Вендиго.

Виитико. Аутико. Старец. У цели Марка всегда было множество имен. Он был древним, как мир… если, конечно, вообще существовал. Марк разлепил вдруг пересохшие губы и произнес:

— Я хочу убить вендиго.

Убить. Убить чудовище и сохранить жизнь Сэму. Возможно ли это?

Огимаа еле заметно вздрогнул — так, словно знал, что Марк скажет, но не до конца доверял самому себе. Сюрреалистичность происходящего захватила Марка целиком, и он без возражений приблизился, когда огимаа подозвал его к себе. Поднялся со своей табуретки, оказавшись вдруг весьма высоким.

— Старец хочет встретиться с тобой лицом к лицу? — это был вопрос, что не звучал, как вопрос. Это было утверждение.

Марк кивнул. Боги, посреди современного мира, в деревушке, которая давно превратила древние верования в способ заработка, огимаа говорит с ним так, будто их отбросило в первобытность! И Марк понимал, что пути назад у него больше нет. Он раз и навсегда должен выбрать: верит ли он в существование вендиго или нет. И если нет, то ему лучше развернуться и уйти прямо сейчас.

Марк сделал свой выбор.

— Его не возьмет серебро, — шаман удовлетворился ответом и продолжил. — По крайней мере, до конца. И ему плевать на ложных богов христиан. Он сам — почти бог, и уничтожить его сможет только огонь. Проткни его сердце серебряным ножом и расчлени тело оглушенного Старца, пока он не очухался. И сожги эти куски. Только так ты сможешь убить Виитико.

Шаман смотрел на Марка так, будто предложил ему разрезать холодную говядину для бутербродов, но сам Марк понимал: попытаться убить вендиго — значит, подписать себе смертный приговор. И он только что поставил на нём подпись.

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c857724/v857724793/2279d/DDhBOojTzzU.jpg

Марк сидел в машине, глядя перед собой, прямо в темноту мэнского позднего вечера. Тьма обступала машину со всех сторон, и только мигание фар отгоняло её прочь. Возвращаясь в Баддингтаун, Марк съехал с шоссе посередине дороги и, включив аварийный сигнал, просто уставился невидящим взглядом в лобовое стекло.