У Брайана могла начаться паника.

— Когда приедут врачи, мне, наверное, придется поехать с ними, — произнесла Кира. — Посидишь с Брайаном?

— Ты не должна ехать с ними, — вырвалось у Марка прежде, чем он успел подумать о подоплеке своих слов.

Кира обернулась. В полутьме коридора её лицо казалось худощавым, с резко очерченными скулами и губами, и, Боже, как она была бледна! Ещё бледнее, чем там, внизу, где электрический свет как-то смягчал её черты и окрашивал желтоватым кожу. Её губы были искусанными и яркими, и на мгновение Марку показалось, что на них запеклась кровь.

— Ночью тебя всё равно не пустят дальше приемного покоя, тебе ли не знать, — нашелся Марк прежде, чем она спросила, почему. — Сэма наверняка отвезут прямиком в реанимацию, а тебе нужно поспать.

Не так. Всё не так, и он знал это. Просто если он прав, если за дверью спальни — не Сэм, а вендиго, то Кира не должна находиться рядом с ним ни одной минуты. Даже если он ещё не вошел в полную силу.

— Я не могу оставить его.

— Врачи позаботятся о нём, — твердо произнес Марк. — А ты должна заботиться о Брайане и Рейчел. Где она?

— У подруги. Они хотели посидеть и помянуть Виктора. Мол, ему бы понравилось.

Даже если Рейчел не горевала по Виктору бесконечно, это не значило, что его смерть не затронула её, как затронула каждого, кто его знал. Люди — странные существа, порой жестокие, но чужая смерть обычно их задевает. Марк даже порадовался, что вздорной девчонки нет в доме. Чем меньше близких людей видит Сэма сейчас, тем лучше. И тем лучше, если он не видит их. Марк осознавал, что думает, как параноик, но, черт возьми…

У него холодело в желудке от иррационального ужаса, а, взглянув на свои руки, он увидел, как подрагивают его пальцы. Марк сжал руки в кулаки. Как бы ему ни было страшно, он должен войти в пещеру чудовища. И, быть может, увидеть, что монстр — всего лишь человек.

Или нет.

Марк мог ощущать, как приподнимаются тонкие волоски у него на затылке. Но выбора у него опять не было. Точнее, этот выбор казался ему неприемлемым. Сбежать и бросить здесь Киру и Брайана Марк уже не мог.

— Где он?

Кира коснулась ладонью ручки одной из дверей. На мгновение её лицо скривилось, будто она почувствовала неприятный запах или увидела труп дохлой мыши на полу, но затем она просто открыла дверь.

— Твою мать… — прошептал Марк.

Сэм лежал на кровати, и одеяло, которым он был укрыт до подбородка, не могло спрятать его невероятную худобу. Его руки и ноги будто стали длиннее. Щеки запали, а глаза провалились в глазницы и беспокойно блуждали под закрытыми веками. Кончики ушей у него были почерневшие, обмороженные; а губы ссохлись, открывая пожелтевшие зубы, кажущиеся теперь неестественно крупными. Его лицо, возможно, заросло за эти недели бородой, но теперь Сэм был гладко выбрит, и только торчащие в разные стороны волосы подсказывали, что он где-то блуждал в беспамятстве, а не скрывался в той же Огасте. Марк представил, как тяжело и жутко было Кире сбривать с лица Сэма бороду, и его едва не передернуло.

Однако, несмотря на исхудалость, при которой обычный человек уже давно умер бы, черты лица всё равно оставались чертами Сэма.

Он изменился не более, чем изменился бы любой другой человек в подобной ситуации, но…

Но.

Кира осталась в дверях. Марк, преодолевая ужас, никак не желавший убираться, подошел к постели Сэма, и его чуткое обоняние уловило странный запах, похожий на запах протухшей пищи. Впрочем, дыхание Сэма, три недели пожиравшего в лесу, что придется, вряд ли могло быть ароматным. И он действительно выглядел точно как человек, блуждавший по лесу три недели. Но в нём изменилось что-то внутри. Марк чувствовал это, как чувствовал многое и многое с момента своего возвращения.

И надеялся, что ошибался.

— Марк… — прохрипел Сэм и открыл глаза. — Ты приехал…

Белки глаз у него были желтоватые, как при циррозе или гепатите, но взгляд казался почти осмысленным. Это было странно и пугающе, а вовсе не обнадеживающе.

Неожиданно Сэм выпростал руку из-под одеяла и ухватил Марка за запястье. Эта хватка ничем не напоминала пусть и холодное, но человеческое прикосновение Киры. Марк постарался отбросить эту мысль: Сэм узнает его, разговаривает, не пытается наброситься на него. Значит, с ним всё в порядке.

Насколько это возможно.

Ведь так и есть? Его организм оказался крепче, чем предполагалось?

Только почему так хочется отнять руку, вырвать её из хватки?

— Конечно, — сдавленно произнес Марк, пытаясь сдержать внезапно охватившее его отвращение. — Я же обещал.

— Ты обещал… — Сэм попытался приподняться, но упал обратно на подушку. — Слишком… — он закашлялся, — поздно… — он перехватил ладонь на запястье Марка. Вспыхнувшая мысль в мозгу заставила Марка снова похолодеть (Боже, его так не бросало в холод со времен первого концерта!). Что, если Сэм ощущает прикосновение Киры к той же руке? Что, если он… знает?

Это казалось глупым… и бесконечно верным. Но не правильным, нет. Это было чертовски неправильно. Очень хотелось отстраниться, но Марк понимал, что, если отдернет руку сейчас, Сэм — кем бы он ни был, вендиго или больным психопатом, — догадается, что его раскусили. Впрочем, Сэм и сам отпустил запястье, с шорохом убрал исхудавшую ладонь под одеяло.

— Холодно… — пожаловался он.

— Тебе принести чаю? Супа? — Кира встрепенулась.

Она прекрасно понимала — и сама говорила об этом, — что желудок Сэма на принимает нормальную пищу, но ей явно хотелось уйти, и она лишь не хотела или опасалась оставлять Марка и Сэма одних.

— Я… голоден, — согласился Сэм.

— Ты отказался от ужина, — тихо произнесла Кира.

Прежде, чем Сэм успел что-то ответить своим новым, надтреснутым голосом, Марк покачал головой, останавливая Киру.

— Он слишком долго голодал, он не сможет сейчас есть обычную пищу. Ему нужно внутривенное питание, — напомнил он ей собственные слова. Взять себя в руки и заговорить, как разумный человек, когда его интуиция верещала пожарной сиреной, было трудно. И необходимо. — Удивительно, что он в сознании.

Кира наверняка поняла бы это и без него, но прямо сейчас она явно не очень хорошо соображала. Марк и сам еле держал себя в руках, чтобы не рвануть вон из комнаты. Да, он понимал, что смотреть на едва не погибшего в лесах друга, которого не видел десять лет и представлял явно не таким, было бы трудно любому. Но дело было не только в этом. Не только в боли, которую он испытывал, глядя на Сэма.

Ещё и в страхе, который он так старался, но никак не мог побороть. Потому что Сэм вёл себя и говорил, как любой, кто перенес кошмарное приключение в холодном лесу, но…

«Три недели, — напомнил себе Марк. — Это не семь дней и не десять. А он ещё жив. Говорит. Двигается, пусть и с трудом. Какого хрена? Почему он не в коме? Как это возможно?»

Где-то в глубине души он знал ответ. А существо, сидящее внутри Сэма, знало, что связывает их троих. И, казалось, оно видело, как рыдала у Марка на плече Кира, и как он обнимал её. Оно было там, внизу, невидимое и неощущаемое. Стояло на лестнице, которая так пугала. Оно знало то, что Марк сам в тот момент не решился подумать: ему понравилось обнимать Киру.

В этом было что-то правильное. Как и в том, что Марк — здесь, в Баддигтауне, а не в Эл-Эй.

Не свихнулся ли Марк от происходящего? Адекватен ли он сам, если всерьез — черт, всерьез! — предполагает, что его друг превратился в монстра из легенд? Недолго и чердаком поехать. А ведь он и правда думает, что Сэм вполне мог стать вендиго. По крайней мере, иррациональная его часть в этом уверена.

И эти глаза…

Зубы.

Сэм снова закрыл глаза, будто устал говорить и смотреть.

А через несколько минут приехала «Скорая» из Бангора, и Сэма увезли в больницу, в которой он работал, ещё будучи интерном.

========== Глава двенадцатая ==========

Комментарий к Глава двенадцатая

Aesthetic: