Разум говорил ему, что есть всего два варианта. Сэм сбегал, но совесть заставила его вернуться к жене и сыну. Или после помутнения рассудка Сэм очнулся в лесу между Бангором и Баддингтауном и просто блуждал там, пока всё же не вышел к городу. И разум же говорил, что последний вариант выглядит совсем уж сказочным. Три недели без пищи? Сэм, должно быть, откапывал корешки или сдирал кору голыми руками, жевал мох, чтобы выжить. В этом лесу, похоже, не было ни одной птицы или животного, да и не смог бы он поймать их без оружия.

Интуиция же вопила, что нужно бежать, потому что Сэм летал по ветру с вендиго и не вернулся. Или вернулся, но не полностью. Интуиция верещала, что твоя пожарная сирена или сигнализация, и, но мгновение Марк даже был готов снова завести мотор и уехать прочь. В Бангор, прямиком в аэропорт, а оттуда улететь в Лос-Анджелес, где не свистят холодные ветра за окном, и так легко забыть о старых страшных легендах. Но рациональность победила, и Марк всё же выбрался из машины.

Не может быть всё так страшно. Просто не может. Иначе мир под ногами начнёт разрушаться.

Кира открыла дверь, и, взглянув на её бледное от страха и переживаний лицо, Марк понял, что надеяться на вариант возвращения блудного мужа не стоит — он рассыпался, как карточный домик. На глазах.

А ещё — осознал, что испытал облегчение, убедившись, что хотя бы Кира в порядке. А Брайан?

— С Брайаном всё в порядке? Что с Сэмом?

Схватив Марка за руку, Кира втащила его в дом и захлопнула дверь. Кажется, это было первое её добровольное прикосновение за эти дни и вообще за всё время их знакомства — если не считать случайных столкновений в школьных коридорах и одного-единственного танца на школьном балу, приведшего к драке между Сэмом и Марком. Денни тогда с трудом их разнял.

А, да, ещё она, кажется, как-то передавала ему ручку на уроке математики.

Пальцы у Киры были тонкие и ледяные. В распахнутых серых глазах читалась беспомощность. И ещё — ужас, роднивший её с Марком сейчас намного сильнее, чем что-либо другое могло их сроднить.

Марк поймал себя на мысли, что хочет обнять её — Кире это нужно сейчас, а, может быть, нужно и ему. Но прежде, чем он смог эту мысль воплотить, Кира отпустила его запястье. Шагнула назад, обхватив себя руками, и нервно обернулась на лестницу, ведущую на второй этаж. Сглотнула.

— Я уложила его в постель. Он очень ослаб, и я вызвала доктора, но скорая из Бангора всё равно ещё в пути, и я… — она зажмурилась, чтобы удержать слезы. — Ты должен сам увидеть. Я не знала, кому ещё позвонить, а Денни не отвечал.

— Он в участке, — Марк сам не знал, зачем сказал это вообще, это было совершенно не важно. Лестница казалась ему подъемом в настоящий христианский Ад, хотя, говорят, Ад, вообще-то, должен быть под землей. Он смотрел на неё, смотрел, и в нём поднималась твердая уверенность, что наверху что-то прячется.

Таится.

— Хорошо, — невпопад отозвалась Кира. — Я думаю, здесь нужнее «Скорая помощь», он выглядит так, будто ничего не ел месяцами, и я… Боже, — она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. — Я не знаю, что с ним случилось там, — всхлипывала она, вытирая слезы с бледных щёк. — Я уложила его в кровать, и я заперла Брайана в комнате, он не должен видеть отца таким, и теперь он там плачет и очень обижен, а я… Что я ещё могла сделать, черт возьми?! Он говорил, что голоден, но выплюнул кашу, и я думаю, его желудок не принимает пищу, и здесь нужен врач, а я просто химик. У него обморожение, и он похож на ходячий скелет!

Марк всё же шагнул вперед и потянул её к себе, и Кира прильнула к нему, плача. Её хрупкое тело в объятиях Марка сотрясалось от рыданий. Всё, что она держала в себе за три недели, всё, что она пережила, выплеснулось в истерику. Вцепившись пальцами в свитер Марка, она рыдала, наплевав и на свою обиду, и на все эмоции, которые явно казались ей теперь мелкими, незначительными. Как и Марку.

Он понимал, что должен подняться туда, где лежит Сэм, и увидеть его. Собственными глазами. Быть может, он почувствует что-то… но Марк молился всем великим духам и заодно — христианскому Богу, чтобы не почувствовать. Чтобы это было всего лишь повреждение рассудка и крайнее истощение у Сэма. Чтобы это был шанс на излечение.

Потому что иначе городу придёт конец, и начнет вендиго с тех, кто окажется рядом с ним в момент его восхождения. А потом он примется за свою семью. Они всегда начинают с семьи, ибо вендиго знает все тёмные тайны Вселенной, а уж чужие скелеты в шкафу — тем более. Вендиго — это Великий Дух, но не созидающий, а разрушающий и поглощающий. Дух Вечного Голода. Всё это дед рассказывал ему когда-то, а, может быть, Марк всегда это знал. Он смотрел на ступени лестницы и молился, чтобы его мысли оказались обычной паранойей. И существо, затаившееся наверху, было всего лишь Сэмом, который повредился рассудком и оголодал, но сможет возвратиться к себе прежнему и к своей семье.

Хватка Киры ослабла, как только утихла истерика. Марк не утешал её и не говорил ненужных слов — он вообще не очень-то хорош был в утешении женщин, а Маргарет не впадала в истерики в его присутствии, — и просто гладил по волосам, путаясь пальцами в рыжеватых прядях. От её слез у Марка промок ворот свитера. Её прерывистое, горячее дыхание обжигало кожу.

Отстраняясь, Кира случайно чиркнула губами по его шее. Марка словно током дернуло, и волна тепла резко схлынула по груди в низ живота. Какого..?

Твою мать.

Он просто должен был сразу же улететь домой, к Маргарет, а не оставаться в этом городе, полном призраков и воспоминаний прошлого. Теперь они пытались захватить его душу. Напоминали, что женщина, которую он только что обнимал, — как друг, — была в него влюблена когда-то, и лишь Богу известно, что творится в её сердце теперь.

Наверняка его ощущения связаны только с тем, что теперь он знает: когда-то Кира его любила. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Сэму удалось добиться её, а Марк уже давно встречался с Маргарет, которая была с ним рядом, пока он поднимался — и продолжает подниматься, — к вершине музыкального Олимпа. И помнить он должен только о ней, даже если былой влюбленности в их отношениях не осталось.

Разве любовь — это не что-то большее, чем просто желание или влюбленность, что вспыхивает между людьми? Марк попытался вспомнить последний разговор с Маргарет, однако Кира прервала его попытки.

— Идём, — не заметив его реакции, она вновь обняла себя за плечи и направилась к лестнице. — Врачи скоро приедут, и я… — она замолчала. Первая ступенька скрипнула под её ногами.

Хоть она и не договорила, но Марк был уверен, что именно она хотела сказать: ей страшно оставаться одной в доме. Одной с этим… существом. Кем бы Сэм ни был, собой или монстром (разум всё ещё протестовал против этого), он не был собой. Любая женщина бы испугалась. Даже если Сэм — не монстр, а просто повредившийся умом человек, он всё равно уже другой. И, возможно, рассказы деда Марка и основывались на каком-нибудь редком виде психоза, но разве от этого хоть кому-то могло быть спокойнее?

Марку отчаянно не хотелось подниматься наверх. Преодолевая каждую ступень, он боролся с собой и с собственным ужасом, который не был рациональным, — черт, наверху ведь лежал его друг! — но шел из самых глубин его души.

На втором этаже было слышно, как Брайан всхлипывал в своей комнате. Заслышав шаги матери, он с новой силой зарыдал и начал звать её. Кира вздрогнула, замерла на мгновение. Марк осторожно коснулся ладонью её спины, прямо между лопатками.

— Ему не стоит видеть отца в таком состоянии. И не стоит видеть тебя в раздрае.

— Он уже видел Сэма. Мельком, в окно. Это Брайан меня позвал, — тихо произнесла Кира. — Я так испугалась, что сначала… инстинктивно… заперла его, а только потом уже… — она замолчала.

Значит, её чутье всё-таки подсказало ей, что с мужем что-то не так. Марк не мог осудить её за лишние предосторожности, хотя понимал — Брайан их сейчас вряд ли оценит. Он, в конце концов, просто ребенок, который хотел увидеть папу, а мама почему-то не пускает к нему. Почему? Что случилось?