Вероятность того, что она сдержит обещание, невелика, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.
Но как только она уходит, я окликаю ее.
– Кейт? – Она оборачивается. – В следующий раз, когда ты войдешь, ты можешь не шуметь? Я пытаюсь уложить дочь спать.
Кейт закатывает глаза.
– Конечно, Виктория.
Как только за ней закрывается дверь, я отодвигаю от стены кровать и заталкиваю таблетки в маленькую дырочку в стене. Она не больше кончика ластика. Я обнаружила эту дырку случайно, когда уронила за кровать лист бумаги. Я не раз задавалась вопросом, как она там появилась. Мне нравится думать, что какой-то другой пациент выковырял ее и делал то же самое, что и я.
Я сижу на самом краю кровати, постукивая каблуками по линолеуму. Часы на стене медленно тикают, как будто в насмешку надо мной, дразня временем, которое я теряю.
Он будет здесь в любую секунду. Конечно, будет. Я снова и снова напоминаю себе, что должна стоять на своем и не уступать его словам. Если следовать этим двум правилам, он не сможет меня соблазнить. И это при том, что, когда он рядом, я превращаюсь в провод под напряжением.
По коже пробегает ток.
Сердце готово выскочить из груди.
Но не все его визиты приятны. Иногда он приоткрывает темную сторону своего сердца и терзает меня многозначительной усмешкой и загадочными словами.
Проще говоря, он – дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться. Зависимость, которой, по мнению окружающих, не существует.
«Ваш муж мертв…» – приходят мне в голову слова врача.
Я обнимаю живот и сгибаюсь, заставляя себя глубоко дышать.
Они все ошибаются.
Он не мертв. Это ложь.
Он настолько реален, насколько это возможно. Моя реакция – тому доказательство. Но здесь мне никто не верит. Неважно, сколько раз я говорю им это.
Я резко встаю и начинаю расхаживать по комнате. Мои каблуки стучат по полу. Я считаю свои шаги. Досчитав до двадцати пяти, я начинаю счет сначала.
Мои веки становятся тяжелыми.
Он скоро будет здесь, и тогда я получу доказательства. Одна из медсестер поймает его, и они отпустят меня.
Потому что тогда они увидят, что я не сумасшедшая.
Верно ведь?
Я устраиваюсь на кровати и как одержимая смотрю на часы. Время идет.
10:45
10:46
10:47
Мои веки начинают слипаться. Я то засыпаю, то просыпаюсь вновь, пока, наконец, усталость не берет надо мной верх.
Дверь тихо открывается.
Я поднимаю голову и вижу, как он входит в мою комнату. Я медленно улыбаюсь. Я не знаю, сколько времени прошло. Может, несколько часов.
Может, несколько минут.
В данный момент важно лишь то, что он здесь. Куда бы он ни вошел, он везде чувствует себя хозяином. Половина усмешки, которая как будто прилипла к его лицу, говорит о том, что он знает, какое влияние оказывает на людей.
Я встаю и смотрю на него. Мои руки теребят подол платья.
Он ничуть не изменился, и я уверена, что он никогда не изменится. Его светлые волосы коротко подстрижены, лицо свежевыбрито. А эти строгие карие глаза!
Хотя свет в комнате выключен, жалюзи открыты, пропуская внутрь полосы серебряного света. Они ложатся ему на лицо, делая его похожим на привидение.
Если бы не морщинки возле глаз, я бы подумала, что он не подвержен времени. Он всегда одет одинаково: белая футболка, джинсы и коричневый пиджак. И неважно, холодно или жарко. Его наряд никогда не меняется.
– Ты скучала по мне, Виктория?
Мои воспоминания то приходят, то уходят, но его голос, его внешность я не в силах забыть. За моими веками возникают яркие картины. Туман слегка рассеивается. Я думаю, что увижу правду, но сцена превращается в старый диафильм. Он мерцает. Мой разум напрягается, пытаясь удержать воспоминание. Появляются черные точки, они становятся все больше и больше, пока не остается ничего, кроме темноты.
Он вновь задает свой вопрос. Но на этот раз в его словах сквозит нетерпение.
Я не спешу с ответом. Какую бы реакцию он ни вызвал у меня, мое сердце и разум всегда будут воевать друг с другом. В одну секунду мне хочется обнять его, умоляя не уходить, а в следующую я борюсь с желанием как можно быстрее убежать от него.
– Да, – наконец отвечаю я.
Я моргаю. Он стоит прямо передо мной. Я застыла в неподвижности. Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Мне хочется уткнуться лицом в его шею, но я останавливаю себя.
– Я тоже скучал по тебе, – говорит он.
Его пальцы скользят по моим рукам и сжимают мне запястья. Одним рывком он заставляет меня подняться с кровати. Его рука обвивает мою шею. Он притягивает меня к себе.
Воздух вокруг нас начинает дрожать. Он притягивает мою голову ближе. Наши губы в паре дюймов друг от друга, и я знаю, что должна решиться: сейчас или никогда. Для того, что я собираюсь сказать, нет ни одной хорошей преамбулы.
– Я ухожу из Фэйрфакса, – выпаливаю я.
Его рука на моем затылке едва заметно напрягается.
Подобное известие должно приносить воодушевление и радость. В Уэсе я не замечаю ни того, ни другого. Он просто улыбается своей самоуверенной улыбкой, как будто знает то, чего не знаю я.
– Почему ты хочешь уйти? Это место – твой дом.
– Уже нет. – Положив обе ладони ему на грудь, я осторожно отстраняюсь. – Они должны тебя увидеть. Им нужно знать, что ты жив. Ты должен мне помочь.
Я смотрю на свои руки и вижу, что они сжаты в кулаки и крепко держат его за рубашку.
Уэс разжимает мои пальцы и отводит мои руки в стороны.
– Я ничем не могу тебе помочь.
– Неправда, можешь. – Мое сердце бухает гулко, как барабан.
Я преодолела первое препятствие. Я не могу сдаться сейчас.
– Я знаю, что ты можешь. Нам с Эвелин здесь не место.
Уэс даже не смотрит в ее сторону. Он сжимает губы и потирает затылок.
– Ты действительно веришь, что если врачи увидят меня, то они тебя отпустят?
– Это подтвердит, что я не лгу.
– Виктория, ты сама довела себя до того, что попала сюда.
– Нет… – Я резко умолкаю. Мне хочется опровергнуть его слова, но, когда я копаюсь в воспоминаниях, я не могу найти дни, предшествовавшие Фэйрфаксу. Там нет ничего, кроме тьмы. Как всегда.
– Ты говорила это еще кому-нибудь? – резко спрашивает Уэс.
Я задумчиво смотрю на него.
– Нет.
– Хорошо. Они ничем тебе не помогут. – Его голос тверд, не оставляя места для споров.
– Тогда кто может? – шепчу я.
Он печально улыбается мне.
– Ни один человек. Никто.
Уэс знает, почему я здесь, у него есть ответы. Я вижу, как они пляшут в его глазах. Если я сумею заставить его слегка приоткрыться, то наверняка смогу уловить небольшую частичку своей правды.
Его руки обвивают мою талию.
– Просто оставайся здесь, – шепчет он мне, прижимаясь губами к моим волосам.
Он прикоснется к тебе, и ты все забудешь, шепчет мой разум. Держись.
Сначала я проявляю силу. Я держусь. Но один поцелуй превращается в два. Потом в три. А к четвертому я позабуду все, что помнила. Любые вопросы, которые я хотела задать ему, уносятся прочь все дальше и дальше. Вскоре я едва могу их различить вдали.
– Ты должен вытащить меня отсюда, – говорю я одними губами.
Он прижимает меня так крепко, что мне становится трудно дышать. Я падаю на кровать, и он тотчас следует за мной. Его тело вдавливает меня в матрас. Он впивается в меня поцелуем. Я пытаюсь все замедлить, но бесполезно. Он с такой силой кусает мою нижнюю губу, что та начинает кровоточить. На секунду я чувствую боль. Он отстраняется всего на дюйм и большим пальцем осторожно стирает кровь.
У меня пересыхает в горле. Его лицо надо мной начинает меняться.
Это медленная метаморфоза.
Его короткие золотистые волосы начинают темнеть у корней. Пряди становятся длиннее, пока не обвиваются вокруг моих пальцев.
Гладкая кожа заменяется черной щетиной, которая трет мне ладони. Очень медленно Уэс поднимает голову. Карие глаза тускнеют, как заходящее солнце, и становятся янтарными. Плечи распрямляются.