Огласив все свои аргументы, она “выдохлась” и присела на кровать, с нескрываемой тоской разглядывая всё вокруг.

Я почувствовала себя лишней. Мария Александровна страдала из-за смерти сына, я же эту утрату пережила слишком быстро: меня больше заботило то, что вскоре я стану матерью…

– Надо убрать отсюда всё, – уже тихо проговорила резко осунувшаяся женщина. – В этом доме будет новая жизнь, Ева, тут не место умершим, – с этими словами она подошла ко мне, аккуратно тронула за плечо и вышла из комнаты, добавив: – Я сейчас вернусь с постельным.

***

После того, как Мария Александровна вернулась, она больше не позволяла себе грустить. Её улыбки, конечно, теперь были заметно вымученными, но когда она говорила о своих будущих внуках, то мгновенно расцветала.

– Ты думала на счёт имён? – спросила она, застилая кровать сиреневой простынью, которая совсем не вписывалась в красно-белый интерьер комнаты.

Я пожала плечами:

– Да, думала, но ничего в голову так и не пришло.

Я, на самом деле, перебрала целую кучу всевозможных имён, но так и не отыскала, даже примерно то, что могло бы подойти. Да и вообще, я читала, что следует просто взять на вооружение несколько имён, а уже после того, как ребёнок родится, точно определяться, какое имя ему подойдёт. Вроде как, в первые часы после рождения можно разглядеть характер, которым природа наградила нового человека. Оборотня в нашем случае.

– Ну, тогда ладно, – Две подушки оказались облачены в наволочки, и Мария Александровна с тяжёлым вздохом взялась за пододеяльник. – Я просто хотела сказать, что в честь кого-то называть не лучшая идея.

Вот оно что… Она беспокоилась, что мальчика я назову в честь его отца. Сказать честно, я и правда думала об этом, вот только и мне это показалось не очень хорошей мыслью.

Мама и Ева ушли в сторону коридора, который вёл к моей комнате, ванной и к комнате Лёхи, которая оставалась после его гибели всё так же неприкосновенна, как и при его жизни. И что-то мне подсказывало, что меня никто не будет выселять из моего подросткового обиталища…

Мы с отцом переглянулись. Появление Евы было стремительным, в точности так же как и перемены в мамином поведении. Смерть сына ударила по ней очень сильно, она едва не обезумела от горя, и мы ничего не могли с этим сделать. Я и отец, конечно, тоже были раздавлены после автокатастрофы, но за мамино здоровье мы волновались сильнее. Как бы то кощунственно не звучало, но брату ведь уже не поможешь.

А маме вот помогла Ева.

Зайдя в дом, я свою родительницу едва узнал. Она причесалась, переоделась из чёрных вещей в своё излюбленное домашнее платье в дурацкий цветок, который раньше меня всегда немного раздражал, а теперь вот я был ему рад и тому, что в глазах зарябило от яркости.

Но больше всего меня удивило, как сияли мамины глаза, как едва заметно она улыбалась, когда испуганная Ева за обе щеки уплетала приготовленное мясо. Мамой, конечно же, я её кулинарные шедевры узнаю из тысячи.

Я не надеялся, что её душераздирающая тоска отступит совсем, но мне казалось, что теперь это обязательно случится. Может быть, когда родятся дети, а может быть раньше.

Судя по тому, как облегчённо улыбался папа, он думал примерно о том же самом.

– Эта девочка просто чудо, – едва слышно пробормотал он так, чтобы мама не услышала из соседней комнаты. – Я тоже очень рад, что после Лёши… кто-то останется.

Я кивнул. Да, родители на самом деле очень хотели внуков, но пилили нас с братом очень мягко. Вроде как, просто мечтательно вздыхали. Но мы просто отбрыкивались, а потом отбрыкиваться мне стало не нужно. Мама почти ничего не говорила, отца заботило лишь то, что она никак не приходит в себя. Глупо, конечно, было от неё этого ожидать, но я безумно рад именно тому, что мама ожила.

А вот сама Ева вызывала во мне противоречивые чувства. Я, с одной стороны, относился к ней с трепетом, потому что она была матерью моих племянников. Но с другой стороны… Когда я видел её в прошлый раз летом вместе с братом, я старался свалить как можно дальше от их сладкой парочки, потому что понимал, что хочу Истинную своего брата, а это, чёрт возьми, ненормально. Но потом это как-то забылось. Да и теперь я, вроде бы, ощущал к ней лёгкое притяжение, но старался убедить себя, что это потому что я хочу защитить её и детей.

С убеждением я справлялся не очень, но в голове уже созрел гениальный план. Я просто буду избегать её, вот и всё. Родители, я уверен, прекрасно о ней позаботятся, а я буду просто помогать отдалённо, со стороны, например, деньгами.

– Пап, – окликнул я отца, направляясь к выходу, – я поеду, у меня там понедельник, все дела, никак не ожидал, что Ева так… – продолжать я не стал, просто оборвав фразу. – В общем, работа не ждёт, – нагло врал я. Но отца сейчас я не сильно заботил, поэтому он просто попрощался и не стал меня задерживать, к счастью.

***

Въехав в город, я было дело отправился в сторону дома, но потом подумал, что день сегодня был тяжёлым, и мне срочно требуется хорошенько напиться. Для этих целей у меня был друг, который являлся владельцем клуба недалеко от моей холостяцкой берлоги. Да, думаю, похмельного босса моя компания вполне переживёт завтра, ничего важного, вроде, не запланировано. А даже если и так, то хер с ним, у меня сегодня выдался пусть и хороший, но ужасно утомительный день, обмозговать который не было никакого желания.

А ещё я понимал, что если сейчас не напьюсь и не найду себе какую-нибудь красивую и на всё готовую девчонку на часик-другой, то обязательно буду думать о Еве. Этого же допустить никак нельзя. Пусть я сопьюсь, но я должен остаться для неё просто братом её погибшего жениха, просто дядей для её детей.

Никак не больше.

Машину я кинул на стоянке возле клуба, решив, что останусь ночевать в одной из комнат наверху, которые предназначались для ВИП-клиентов. Таким я и являлся, и не только из-за дружбы с хозяином клуба, но и за нехилые суммы, которые оставлял в баре по время своих визитов, потому как оборотню напиться – это не бутылку вискаря уговорить, а, как минимум, три-четыре.

Вошёл я, конечно, не через общий вход, где, как обычно, толпилась просто туча народа, а через чёрный, где охранник, знавший меня в лицо, безмолвно открыл мне дверь.

Костя, который был чистокровным оборотнем, встретил меня удивлённым возгласом:

– Ба! Какие люди! – потом он состроил скорбную мину и наигранно задумчиво пробормотал: – Ах, ну да… Какие псины! И без охраны!

На его тупые шуточки я уже привык не обращать совершенно никакого внимания, даже глаза закатывать не стал на этот раз.

– Я думал, что ты отыскал себе идеальную погремушку, от которой в жизни больше не отлипнешь, заделал ей альфёныша и стал трезвенником-язвенником.

В любое другое время я пропустил бы эту шутку вместе с остальными, но сейчас у меня вырвался тяжёлый вздох:

– Вот что-то нихуя, Костик, не смешно.

Друг сразу же перестал дурачиться и серьёзно спросил:

– Нашёл, что ли, правда?

Голос его был обеспокоенным, он даже бокал с какой-то бурдой в сторону убрал.

Я покачал головой, и он облегчённо выдохнул. Да, этот отъявленный холостяк считал связь истинных пар чем-то вроде вселенской кары, поэтому изо всех сил радел за то, чтобы я этого “счастья” так и не удостоился.

– А чего тогда гружёный такой, раз пронесло?

Что ему ответить, я и не знал. Решил рассказать тупо, как есть.

– Помнишь я напился вдрабадан летом оттого, что я херовый брат? – друг утвердительно кивнул. Конечно, как тут забудешь, до таких соплей я упивался только пару раз в своей жизни. – Причину, думаю, тоже помнишь, – он усмехнулся и хотел, видимо, выдать очередную безумно остроумную реплику, но я ему не позволил, опередив: – Так вот, причина эта вчера вернулась ко мне в офис. Беременная. От Лёхи.

Это пробило даже обычно не пробиваемого Костяна. Он нашарил рукой стакан с коктейлем, сравнимым с атомной бомбой разве что, и сделал из него парочку щедрых глотков. Я же подозвал официанта и попросил принести сразу две бутылки виски.