Куинси Бёрни, держа в одной руке едва надкушенный бутерброд с маслом и вишневым сиропом, поспешила навстречу вестнику.
Тот спешился, но не успел взяться за дверной молоток в виде вороньей лапы, в этот же миг отворилась зеленая дверь небольшого и ухоженного почти кукольного домика.
Взгляды девушки и посыльного встретились. Быстрое приветствие, щепотка учтивости, упоминание сегодняшней жары, вот уже и прощание. Гонец мчит дальше, а Куинси стоит на пороге, провожая того взором. Теперь в одной руке у нее бутерброд, а в другой записка, в ней она узнала почерк Эдит, и письмо более официальное, но тоже от Милтонов.
Первым делом она открыла записку, адресована она ей лично. Для этого она поместила хлеб меж губ, теперь руки свободны. Развернула послание и ужаснулась увиденному.
“Милая Куинси, это случилось. Он выглядит вот так. Приходи скорее.
Твоя Эдит”
Так и застыла она, а встрепенулась только тогда, когда вишневый сок капнул на полы ее голубого платья. Масло на жаре уже подтаяло, и норовило присоединиться к алому пятну на ее наряде. Стараясь не запачкать письма и все кругом, девушка сложила бутерброд пополам и запихнула все в рот, не как леди, а как самая что ни на есть деревенщина. Ком стоял в горле, проглотить все это она бы не сумела.
Куинси поспешила в дом, молча протянула отцу письмо от Милтонов, а сама опустилась напротив, силясь протолкнуть завтрак дальше в горло и салфеткой оттереть пятно.
– Ужас какой, бедное дитя! – воскликнула матушка, заглянув через плечо в послание Милтонов и подтверждая наихудшие опасения Куинси.
– И в честь этого званый ужин. Мальформы, ренвуары! Ух! А мы должны посетить их, – добавил отец. – Будем собираться тогда…
В маленькой семье Бёрни никто не являлся ренвуаром, разве что неупомянутые предки когда-то давным-давно. Жили они в отдалении, а единственной обителью, кишащей мальформами был Милтон Хаус, расположенный в миле с небольшим от их владений, свободных от этого проклятья.
Но Милтоны – семья влиятельная, даже если их помешанность на мальформах принималась четой Бёрни с превеликим трудом, с ними стоит водить дружбу, да и проявить соседское уважение, коль на то пошло.
– Я сейчас же поеду. Возьму Графа, – сказала девушка, посмотрев на них. Графом звали единственного их жеребца. – Потом пришлю его назад с кем-нибудь, чтобы вы добрались.
– Конечно, конечно, – захлопотала мать. – Вот же оказия! – проговорила она, удаляясь из комнаты.
– Еще должен зайти Льюис, – предупредила Куинси отца. Тот неодобрительно нахмурился, шевеля усами, но затем кивнул, быстро напомнив ей, что доктор Льюис Делл не лучшая партия для его принцессы, будучи акушером, тот вечно будет окружен нагими женщинами – благородными и даже всяческими блудницами, а они сами будут раздвигать перед ним ноги! А в это время его любимая дочь будет еще ему с этим ассистировать. Про клятву и долг профессии старый отставной офицер и слушать ничего не хотел.
Куинси же сделала свой небольшой и незначительный выбор. Ее подруга оказалась в беде, с ней случилось несчастье. Льюис подождет и поймет ее. И конечно же переживет встречу с ее родителями.
Отец все еще ворчал, к нему подключилась и мать. А Куинси двинулась к себе с целью переодеться, по пути думая о том, что у отца с матерью – офицера и учительницы музыки – мало чего общего, но они все-таки что-то друг в друге нашли и живут себе вполне счастливо. Отчего же у них с Льюисом по их мнению нет никакого будущего, точек соприкосновения ведь куда больше?
Но все это теперь мелочи. Бедная Эдит! Она так не хотела этого, но оно ее настигло. Теперь она ренвуар… А может это какая-то шутка?
Облачившись в наряд для верховой езды, Куинси поспешила во двор. И вот она уже несется по белой-белой дорожке на черном-черном Графе. У нее есть возможность помочь дорогому другу, она ее не упустит.
“Эдит, моя бедная Эдит. Я скоро, только подожди еще чуть-чуть, не натвори глупостей!”
Городской шум утих, слышны лишь цокот копыт и скрип колес. Жмущиеся друг к другу здания из бежевого и красного кирпича остались далеко позади, как и угольный чад из печных и заводских труб, вечно кружащийся над Вилльфором. Он сменился прозрачной ясностью василькового неба.
Кэб с Ио и Ванé несся по проселочной дороге в Милтон Хаус. Когда они смотрели по сторонам, отвлекаясь от общества друг друга на сущие минуты, то видели только бескрайность полей. Потом вновь Ванé привлекал тот, кто с ним рядом. Его волосы, ресницы, колени и ладони, губы, глаза и уши.
Но еще возникало странное и почти непреодолимое желание, остановить экипаж, выскочить из него вместе с ним, да побежать куда глаза глядят. Бежать так долго, пока не покажется нечто, дающее знать – плоская местность закончилась. Лесная стена, озеро с крутым берегом, бурлящая река, обрыв или овраг, какая-нибудь деревушка… А затем улететь. Ничто не сможет остановить их. Безумие какое-то, но отчего-то хотелось все отринуть, остаться в этом теплом погожем дне навсегда среди неба и травы. Затеряться здесь и никогда не возвращаться к прежнему. Но он этого не сделал и не сделает. Шанс все еще есть, но его что-то останавливало. Может представление удивленного взора Ио? Его возгласы несогласия? Эта возможность ускользала из рук, таяла в зное, если он не согласится с Ванé, то нет в этом никакого смысла, а Ио не согласится.
Мальформ уже скинул свой плащ, не без его участия, а он свой – сюртук. Становилось слишком жарко, от палящего солнца и их близости. Крылья Ио покрывала еще одна тканевая завеса с ремнями и пряжками, чтобы уберечь пыльцу, без которой тот не сможет взлететь. Если дамы и даже некоторые джентльмены утягивали свои телеса корсетами, то некоторым мальформам тоже приходилось делать то же, некоторые части их тел просто мешались в быту, и его Ио не исключение. Крылья легко можно повредить в городской суматохе, а если он их расправит, то в подобном транспорте или даже в небольшой комнате они уже не поместятся. Поэтому некое подобие перекрестного корсета удерживало, скрывало и защищало их.
– Когда мы закончим с этим, то может останемся ненадолго, чтобы ты полетал? – спросил он, силясь с желанием коснуться его крыльев. Это запретная зона и только там он не касался его. Кроме того, если достаточное количество пыльцы попадет на тебя, то и сам ты взлетишь, а стукнуться макушкой или перевернуться вверх тормашками прямо на ходу у Ванé никакого желания не имелось.
– Давно мы этого не делали, – просиял Ио. – Можно попробовать.
В городе летать весьма опасно. Мешают люд, дым, плотная застройка, а еще есть ограничение на полет, штраф не заставит себя ждать или даже арест. Отец говаривал, раньше летающие мальформы так и сновали туда сюда, все это погружало Вилльфор в хаос, а крупные города, тот же Лондор или Париж, и подавно. Не только крики встревоженных дам из-за, возникшего из ниоткуда у твоего балкона, крылатого мальформа заставили власти внести такие законы, но и участившиеся взломы и кражи, шпионаж и даже похищения персон. Люди всегда стремились в небо, но когда эти стремления стали реальностью – все пошло наперекосяк. Ну, не могло быть иначе. Такой простор сводит с ума. А возможность полета помогает закрасться в голову дурным мыслям о вседозволенности.
Только в крайнем случае они пользовались способностями Ио. Сначала ради забавы и только в доме, а затем для доставки чего-то срочного по просьбам профессора. Унформисты не лишались возможности прибегать к подобному, но на это требовалось особое предписание и еще немного чудес бюрократии, вроде необходимости отметки о полете до и после в специальном чеке. Та еще возня! Прежде, чем расправить крылья, необходимо посетить нескольких чиновников, дождаться своей очереди, а только потом взмыть в небеса, чтобы после снова пройти ту же процедуру. Но в сельской местности крыльям Ио можно дать долгожданную свободу.
