Решение поехать в Джакку пришло к Рей спонтанно. Уже в пути она созвонилась с начальницей и взяла выходной за свой счет. Мысль о том, что кто-то из ее знакомых погиб, а другие на грани жизни и смерти, была невыносимой. Ждать было невыносимо.

В конце концов, Финн был одним из немногих людей, поддерживавших ее, когда она уехала и осваивалась на новом месте. Не могла же Рей бросить его.

Роуз все еще была в больнице: дремала, сидя на стуле в коридоре. Когда Рей разбудила ее, Роуз сказала, что вроде бы жизни Финна, ничего не угрожает, но она не уйдет домой, пока он не очнется. Разубеждать ее было бесполезно, и Рей не стала этого делать. В палату входить было нельзя, но в прорези между жалюзи Рей сумела рассмотреть лежащего там Финна и еще двоих. Финн хотя бы не был на аппарате вентиляции легких, чего нельзя было сказать об одном из его соседей.

Теперь, когда Рей по-настоящему осознала, что его жизни ничего не угрожает, ее затопило облегчение. Туго стянутый узел внутри внезапно развязался, и она оперлась о стену, чтобы не пошатнуться от накатившей усталости. Длинная выматывающая череда событий, державшая в кулаке постоянного напряжения — все это вдруг отступило. Как будто вместе с новостью, что с Финном все будет в порядке, Рей бонусом получила извещение, что и у нее тоже все будет хорошо.

Но ей еще предстоит найти мотель, отоспаться и поехать назад. Может быть, Рей успеет заглянуть к По узнать как дела. Возможно, что он, как в старые времена, разрешит ей переночевать во второй комнате. Выпрямившись, Рей взглянула на Финна последний раз и, оглянувшись, поискала глазами Роуз, но увидела только ее куртку, лежащую на сиденье. Должно быть, Тико куда-то отошла, может быть выпить очередной стакан кофе, или в туалет, или просто решила размять затекшие ноги. Решив, что попрощается с ней позже, Рей отправилась к выходу. День постепенно переходил в вечер, больница затихала, насколько это было возможно во время внештатной ситуации. Всех, кто мог уйти, уже отправили по домам. Рей брела по коридору, чувствуя, будто проваливается в сон наяву. И когда она увидела у выхода знакомую, высокую и крепкую фигуру, ей показалось на мгновение, что это часть сна, видение.

Но видение пошевелилось, подняло голову и встретилось с Рей взглядом. На его лице отразилось безмерное удивление, он хмурился, словно не верил своим глазам, но в то же время продолжал пожирать Рей взглядом.

Рей замерла. Первым ее порывом было свернуть в сторону или сделать вид, что она не узнала Кайло, но это было глупо.

Это была та часть прошлого, которую Рей пыталась отпустить.

Поэтому Рей храбро двинулась вперед, навстречу ожидающему ее Рену. Она предполагала, когда ехала сюда, что и Кайло мог пострадать, и эти мысли вызывали у Рей неприятное, двойственное ощущение. Видеть своими глазами ссадины и синяки, свежезашитую рану у него на лице, прикрытую заплаткой, было еще хуже. Часть ее была уверена, что Рен заслужил это. Часть — искренне сочувствовала ему и не могла глядеть на него без слез.

Остановившись на приличном расстоянии, Рей молча уставилась на Кайло, нервно сжимая в руках ремень сумки.

— Привет, — негромко сказал он.

— Привет, — ответила Рей.

Они снова замолчали. Мимо прошли двое мужчин, ведущие третьего, и им пришлось посторониться, чтобы пропустить их, и невольно Рей оказалась ближе к Кайло, чем планировала. Отступить назад было бы признать, что она боится. И Рей просто спросила:

— Ты в порядке? Что случилось?

— Бюджет нам сократили, тендер на ремонт выиграли какие-то кретины, поплатились за это все, — коротко сказал Кайло. — Ничего нового. Теперь-то им точно придется раскошелиться.

— Только людей это не вернет, — сказала Рей.

— Да, — Кайло огляделся, будто надеясь увидеть в коридоре еще кого-то.

— Ты… — начал он.

— Приехала узнать, как Финн, — быстро ответила Рей. — И… остальные.

— Ясно, да, — Кайло кивнул. — Я… — он вздохнул. — Я рад, что ты уехала. Если бы ты была тогда с нами… Я бы с ума сошел.

Рей закусила нижнюю губу и отвела взгляд. Она не хотела это слышать.

— Останешься в больнице? — спросил Кайло.

— Нет, — ответила Рей. — Завтра мне уже нужно ехать обратно. Посмотрю как Финн, может уговорю Роуз поехать домой — и в мотель.

— Ты можешь… — Кайло осекся, но начал снова:

— Ты можешь переночевать у меня. Просто остаться на ночь. У меня же есть свободная комната.

— Нет, — Рей покачала головой. — Нет. Спасибо, но, пожалуй, я пас.

— Я ничего не имел в виду, — ответил Кайло. — Это просто жест… вежливости. Да и кровать у меня получше, чем в задрипанном мотеле у дороги. Там точно тише, дальнобойщики под окнами по ночам не ругаются.

Рей потерла переносицу пальцами. Если бы не бессонная ночь, она бы не согласилась. Но усталость подточила ее силы, и, возможно, тот прилив воодушевления был в этом виноват тоже, и она ответила лишь:

— Хорошо. Я не помню — дверь там запирается?

…Парадоксально, но именно тогда, когда он пытался сделать все хорошо, не накосячить как обычно, все шло к коту под хвост. К тому самому, сукиному. Он хотел наладить отношения с Кеноби, в дохлой попытке исправить содеянное, и сделал только хуже. Он наебенивался в доме этой Павы, чтобы не нагрубить ей и не испортить выходные — и сделал хуже.

Каждый раз, когда он пытался сделать все правильно — как ему казалось — все становилось только хуже. Может, дело в нем? В его голове? Может быть, там перевёрнуты понятия правильного и неправильного, может, правильные мысли сворачивают где-то не туда, пропускают поворот и без толку катаются по кольцевой, не достигая точки назначения?

Может, ему нужна помощь?

Эту мысль Кайло отметал сразу. Он не хотел идти за помощью, просить ее, всегда предпочитал справляться со всем сам. Первое, что приходило ему в голову при слове «психолог»: длинный школьный коридор, ряды шкафчиков и он, сидящий на полу и методично подпаливающий свои пальцы зажигалкой, в то время как Люк сидел в кабинете школьного психолога и выслушивал ее причитания и рекомендации. Похоже, опыта ей действительно не доставало, иначе бы она сразу поняла, что место Кайло в лечебнице.

Может, определи она его туда, его чертова мать вспомнила бы о его существовании. Может, тогда он бы не создавал неприятности на ровном месте?

Одни сплошные «может быть».

Так или иначе, когда Рей уехала, Кайло ощутил невероятную пустоту. Это было похоже на один из «отходняков», только без тошноты и трясучки, лишь странное апатичное спокойствие и тоска. Ему постоянно вспоминалось то последнее лето в Джакку перед тем, как он сам уехал: ощущение бессмысленности жизни, ненависть к себе и всему живому. Он страстно мечтал натворить что-нибудь этакое, чтобы копы застрелили его при попытке к бегству или типа того. А потом были бы похороны и все бы плакали. Это было глупо, но вполне в духе озлобленного недолюбленного тинейджера.

Потом действительно были похороны. И все плакали. Только не над его могилой.

А Кайло уехал к своей ненавистной и любимой матери на долгие семь лет и никогда больше не видел своего дядю.

Наверное, единственный раз, когда он взял себя в руки и смог попытаться исправить им содеянное без последствий, был тот раз, когда он поехал к Люку. Прошло около месяца или чуть меньше с момента, когда Рей уехала. Каждый день был похож на предыдущий, и, вспоминая прошлое, Кайло постоянно возвращался к Тому Самому Моменту, когда все на самом деле пошло наперекосяк. Его собственная память подло скрадывала подробности, прятала их куда-то в глубину, дабы не бередить душу Кайло, и теперь, впервые за долгие годы, Кайло понял, что хочет поговорить о том, что случилось. Не с психологом, не с другом — у него ведь нет друзей, если не считать Хакса, который давно и прочно занял первое место в очереди тех, кто мечтает похоронить Рена — с Люком.

С дядей.

Он смутно помнил, что Скайуокер обосновался в одном из брошенных домов возле завода. Помочь ему никто не мог, в приюте, куда Скайуокер захаживал, ничего не сказали, и Кайло сам начал искать этот дом. И нашел.