— Давай поговорим у меня в комнате, — Ами согласно кивнула, но руку не убрала, пока не убедилась, что я вновь полностью контролирую себя.

Мы быстро преодолели шесть лестничных пролетов и оказались у меня в комнате. Амалия тут же запрыгнула на мою высокую кровать. Этикет за этими дверями не имеет никакого значения. Только в этой комнате сейчас можно быть Бланкой, а не принцессой Бланкой, хотя есть еще пару мест, но суть не меняется. Ами же знает, в моих комнатах нет надобности создавать видимость взаимоотношений принцессы и камеристки, тут мы просто подруги.

— Так что произошло?

— Она решила, что простого «извините» будет достаточно. Ами, я не получила даже достаточных объяснений ее поступку. Она ничего не сказала, словно то, что оставил ее Ник во дворце — достаточно для того, чтобы вернуть мое к ней расположение.

— Но ты же позволила Нику решить, что с ней делать. Почему сейчас заводишься?

— Потому, что она переманила Ника на свою сторону.

— Никто никого не переманивал, просто Ник, по крайней мере тот Ник, которого я знаю, решил дать ей шанс. Не знаю, что им двигало, но она девушка хорошая, она заслуживает шанса хотя бы раз быть выслушанной,- Ами всегда выступала олицетворением моей совести и здравого смысла. В любых спорах или похожих на эту ситуацию она старалась найти путь все уладить, и если я была неправа, она вовсе не стеснялась мне на это указать.

— Значит ты думаешь, Ник поступил правильно, устроив это чаепитие?

— Нет, не стоило ему сводить вас сейчас, зря он так конечно поступил, но ты пойми его, он не хочет ссорится с тобой.

— Что же он тогда делает? Ему эта леди важнее сестры. Он никак не отреагировал на ее поступок. Мне кажется, он совсем ей ничего не сказал.

— Бланка, его желание еще присмотреться к девушке понятно. Он ищет жену. Тут не до поспешных решений, — в словах Ами есть много здравого смысла, но признавать, что моя обида напрасна, я не собираюсь.

— Ты ее защищаешь?

— Нет. Но Бланка, это ведь не настолько серьезный проступок, чтобы вот так заводится. Что же такого она могла прочитать в твоем дневнике? — глаза Амалии загорелись, она любит тайны, но никогда не выпытывает, если ей не хотят открываться.

— В последнее время я много писала об Анхеле.

— Теперь понятно, почему ты так завелась, — Амалия мягко засмеялась, она уверена, что понимает все, но ей не известно, насколько открыто я писала в дневнике все происходящее, а хуже всего там написаны мои страхи. Лучше бы я ничего не доверяла бумаге.

Я попыталась найти что-то такое, за что можно было бы зацепить внимание, чтобы не разговаривать об Анхеле. Ами снова начнет меня предостерегать на его счет, а я снова начну теряться между разумными доводами подруги и велениями собственного сердца. Оно-то не верит в то, что Анхель способен предать, но его репутация в сердечных делах говорит за него. Рядом с Ами я только сейчас увидела конверт, ярко выделяющийся на фоне лазурного покрывала своим цветом слоновой кости.

— Что это?

— Где? — Ами удивилась резкой смене темы разговора и не сразу отреагировала на вопрос, а я же тем временем успела схватить конверт. Немного размашистый и довольно красивый почерк заставил меня глупо улыбнуться. Его не узнать было трудно. На конверте было написано только мое имя, поэтому я поспешила перевернуть его и открыть. Внутри оказался вырванный листок из блокнота и маленькая записочка. Первым делом я прочитала записочку, в нетерпении желая узнать, зачем это мне прислал принц.

«Я видел, как ты расстроена ситуацией со своим дневником. Ты, должно быть, скрывала в нем что-то необычайно важное и, несмотря на то, что мне бы очень хотелось узнать, что же в нем было, я знаю, что ты пока не покажешь это. Речь даже не об том. Это напомнило мне о том, что ты просила меня помочь тебе заново узнать меня и мне пришла довольно странная мысль, надеюсь она не изменит твое мнение обо мне в худшую сторону. Посылаю тебе часть того, что никто прежде не видел. Этим я начал заниматься только в путешествиях и казалось, уже нет новых мыслей, но тут все пошло по-другому. Надеюсь, это поднимет тебе настроение.

А»

Заинтригованная столь необычной запиской, я тут же потянулась к сложенному листку и развернула его. Совсем забыв о присутствии подруги, я, прикрыв рот рукой, не знаю отчего я так сделала, может оттого, что вовсе не ожидала такого, а может оттого, насколько меня впечатлило само послание, но мне казалось даже, что если захочу, смогу увидеть себя со стороны, как жадно глаза бегают по строчкам, и как губы расплываются в глупой улыбке.

Я влюбился в эти рыжие волосы.

Если рядом ты — то вдруг как-то вмиг

Что-то делается странное с голосом

И к гортани прилипает язык.

Мне улыбки губ твоих чуть насмешливых

Прямо в сердце проникает тепло,

Так что делаюсь несвойственно вежливым

И боюсь тебя разбить, как стекло.

Глаз твоих небесный свет тёмной полночью

Освещает мне заулки души —

Без него и дальше жил бы я сволочью,

С ним — и в мыслях не сумею грешить.

Я люблю твой образ каждою клеточкой,

Ты — мой ангел, нет светлей меж людьми;

Перевязанная шёлковой ленточкой

Жизнь моя — тебе в подарок: прими! ..*

— Что там? Это от Анхеля? — Амалия нарушила мое уединение тихим ровным голосом полным любопытства. Я только сейчас вспомнила о ее присутствии и тут же прижала к себе листок с блокнота. Он вдруг стал казаться хрупким, а откровения, запечатленные на нем, слишком личными и ценными, чтобы ними делится.

— Почему ты так решила? — я посмотрела на подругу, которая с дружеским интересом наблюдала за мной и попыталась понять, как бы отреагировала на все это она.

— У тебя глаза заблестели. Так от него?

— Ничего они у меня не заблестели, — Такого просто быть не может. Или может? Почему я для всех, словно открытая книга? Почему все замечают все раньше меня самой или даже, я бы сказала, вместо меня? Глупая привычка все отрицать, когда речь о личном, стала слишком привычной, чтобы просто от нее отказаться.

— Как знаешь. Может мне и впрямь показалось, — взгляд Амалии был слегка насмешливым, что только подтвердило мысль, что она вовсе не думала то, что сама сказала.

— Ами, — то ли простонала, то ли вздохнула (уж лучше второе, чем первое) смотря на подругу, которая лишь выгнула бровь. Благо от дальнейшего разговора, который непременно снова бы крутился вокруг личности инфанта и того, что он заставляет меня испытывать, меня спасли часы, которые показали полдень, и мы с подругой вспомнили об обеде.

Мы с Ами вышли с комнаты, так как приближалось время обеда и направились в обеденный зал, но внизу лестницы нас поджидал сюрприз. Наш дворецкий, мистер Кейнс, сопровождал прибывших гостей к совершеннолетию близнецов, без которых и праздник не был бы праздником. Я знаю, их будет больше, но пока только это четверо гостей, за ними еще медленно идут тетя и дядя близнецов, но речь пока не о них. Карлос уже у нас был, а теперь, уладив срочные дела, вернулся на праздник своей невесты. Рядом с ним, широко улыбаясь, шествует Самюэль (внебрачный сын короля Энрике, а соответственно, сводный брат Хулии, Анхеля и Луиса). Черные, как и у всех детей Монтеро, волосы и темные глаза его матери, загоревшая под палящим солнцем кожа, белозубая улыбка, и огонь во взгляде. Он высок, такого же примерно роста, как и его младший брат, и это не единственное их сходство: братья обладают поистине таинственным и необъяснимо-притягательным очарованием. Несмотря на свое происхождение, Самюэль занимает далеко не последнее место при испанском дворе, и он заставил считается с собой даже самых чванливых представителей королевских семей. Как никак, он тоже сын короля. Я боюсь представить, что творится с девушками Мадрида, когда оба брата дома в столице. За ним вместе с очаровательной Асусеной — дочерью министра финансов Испании, а вместе с тем и невестой королевского племянника, идет Сантьяго Мартинес, больше известный как Санти, кузен близнецов и старший брат погибшей девушки Шона, Алексии. Светлые, как и у их отца немного кудрявые волосы, добрые, но все же озорные с искрой светлые голубые глаза. Он шутник, любит над всеми подшучивать, но до крайности это никогда не доходит. Так же как Ник составляет контраст Анхелю, это делает высокий, и по своему красивый, кузен.