Наша игра была на противоположном берегу озера, на одном из похожих помостов, самая обычная детская игра в догонялки, превратившаяся в трагедию. Доски стали шаткими, а мы продолжали там играть, Райт в пылу игры прыгнул на одной из таких. Наша детская память уже заблокировала эти воспоминания, но я до сих пор помню, как он только что стоял здесь, а вот он уже в воде. Он пытался выбраться, вдохнуть свежего воздуха, но доски помоста не оставляли ему шанса…
Последние часы я помню очень смутно, и я бы не хотела их вспоминать. Но труднее всего было Роуз, ведь тот день одиннадцатилетия был последним в жизни Райтена Смита. В наших играх, после того как прошло несколько лет, было одно главное табу — больше никогда не играть на озере.
— Ты его еще помнишь, Ри? — со слезами на глазах произнесла Роза.
— Не очень, я будто забыла тот промежуток времени, помню, что он был старше нас на год, и вы с ним совершенно были не похожи. Его темные волосы закручивались на концах, а твои светлые в детстве всегда были прямыми, — не стала привирать истину я.
— Ты очень многое помнишь, Ари. Я иногда смотрю на его фотографии, но не могу представить, каким бы он мог стать. А все из-за нас, он считал, что за нами нужно присматривать, и вот как вышло!
На несколько секунд наш печальный разговор прервался молчанием. Каждый вспоминал детство, окрашено трудностями жизни.
— Когда ты уедешь от меня? — резко поменяв тему разговора, сказала Роза, и я ее прекрасно понимала.
— Завтра, рано с утра, наверное, еще даже никто не проснется…
— Я проснусь и приду, Ри, как всегда мы будем вместе! — бодро сказала Роуз, она прекрасно умела прятать свои эмоции.
— Как всегда Роуз! — счастливо улыбнулась ей я.
Роуз отказалась от прогулки и ушла домой, а я не стала настаивать на ней сейчас. Дома меня ждала мама. Она была слабее, чем несколько дней назад, но держалась крепко, давая большие надежды. Как только я перешагнула порог дома, мама буквально налетела на меня и потащила вверх по лестнице, сказав только, что у нее есть кое-что для меня необычное.
В комнате я увидела старый, потрепанный чемодан, уже повидавший много историй. Мама подошла к нему и открыла крышку, после чего попросила меня подойти к ней. На дне лежала белая материя из кружев, лент и чего-то еще. Я не поняла, что это означает и с изумление смотрела на дно чемодана.
— Ариадна, это мое свадебное платье, — тихо пояснила она. — Хотя нет, не так. Оно планировалось быть моим свадебным платьем, но не удостоилось этой чести из-за различных сложившихся обстоятельств.
— Я не знала… я могу посмотреть? — поинтересовалась я. Мама лишь кивнула и достала платье, оно, медленно расправляясь, струилось вниз.
Верх платья было полностью сделан из кружева, низ переходил в шифон с мелким кружевом, отчего платье казалось очень легким и невесомым. Я протянула руку и дотронулась до кружева, почти его не почувствовав, настолько оно было мягким. До не обыкновения прекрасным. Я, как зачарованная, смотрела на него, боялась взять в руку еще ткань платья, только бы не помять, мои глаза исследовали его от кружев на груди до подола. Платье создавало впечатление, несомненно!
— Ариадна, я давно уже его подогнала под твой размер, чуть убрав в талии и бедрах. Теперь оно твое, — и с этими словами она протягивает мне это чудо.
— Что? Нет, я не могу.
— Еще как можешь, у тебя скоро свадьба, и это будет прекрасное платье, если захочешь, можно переделать под твой вкус и все будет отлично! — И только сейчас я заметила черты той мамы, которая была у меня все мое детство: веселая, смешная, шустрая.
— Мам, я лишь попала в Отбор, у меня нет никакой свадьбы, — покачав головой, ответила я, так и не взяв в свои руки платье, притягивающее к себе.
— Будет, даже если не принц, то кто-нибудь другой, а значит, платье понадобится!
— Мам, но зачем сейчас? Я вряд ли смогу его взять с собой, нам сказали, что все из одежды нам будет выдано дворцом даже в большем количестве, чем нам нужно! — я не упиралась, я просто была растерянна, и не знала, что делать.
— Ари, — впервые мама ко мне обратилась сокращенным именем, придуманным ни кем иным, как Райтеном, еще в те далекие годы. — Я не знаю, доживу ли до твоей свадьбы, и поэтому хотела отдать его тебе, чтобы ты знала, оно у тебя есть и оно прекрасно!
На ее губах заиграла улыбка, и я обрадовалась ее состоянию здоровья сегодня, но в глубине души сомневалась, было ли ей лучше, или это момент радости перед ужасным. Ведь с Райтеном было все именно так, хорошее омрачилось плохим.
Не хотелось верить, что я вижу родителей этим вечером в последний раз и в течение долгих дней, недель и месяцев я их, скорее всего, не встречу. Остаток дня я провела, путешествуя по любимым местам моего маленького городка, была и в полях, и в центре — везде. Но, сейчас, когда наступил вечер и за окном вновь потемнело, осталось чувство, что я не успела что-то сделать, забыла какую-то важную деталь. Каждый в нашем семейном кругу знал, это последний вечер, когда мы вместе, но молчание сопровождало весь ужин. На самом деле в этот момент я впервые почувствовала всю тяжесть тишины.
И я под конец ужина, так и не поняла, счастье или горе у меня на душе от того, что через несколько часов наступит долгожданное «завтра»?!
Мне казалось, я была готова, но нет… Когда ранним утром в наш дом постучали, я поняла, я не успела попрощаться с этой частью моей жизни. Хотя от меня уже давно больше ничего не зависело.
За кружкой горячего чая я осознала, как бы мне не приходилось корить это утро, оно было восхитительным.
— Ариадна, солнышко, пора вставать, — первым, что меня разбудило, был нежный мамин голос.
Ее рука нежно поглаживала мое плечо, так как я спала на любимом бочку, чуть-чуть меня раскачивая из стороны в сторону. Конечно, первыми мыслями в моей голове были: «маме плохо», «ей нужна помощь». Я, буквально, подпрыгнула на постели, и рука мамы упала рядом.
— Ариадна, пора вставать. Лучше встать до того, как из дворца приедут, — уголки ее губ поднялись в полуулыбке, а на глазах появились маленькие морщинки.
— Мамочка, — в ее глазах стояла любовь, та самая, настоящая, материнская любовь, — мама, — я так давно не произносила эти слова, в такой же тихой и спокойной обстановке, как эта, что сердце сжалось от воспоминаний о моем детстве.
В детстве, когда я словно мальчишка прибегала домой в ссадинах и с синяками на коленях и локтях, мама всегда усаживала меня на стульчик, перед этим крепко обняв, и тихо-тихо обрабатывала мои ранки. А когда приходила очередь зеленки, мы играли, она спрашивала, какой рисунок нарисуем сегодня, и после нескольких минут на моих коленях красовались зеленые цветочки, ягодки и многое другое. Того детства мне ужасно не хватало, пусть я и не признавалась в этом сама себе.
— Моя милая Ариадна, пора вставать, и прошу тебя, не плачь. — Её пальцы дотронулись до уголков моих глаз и стерли влагу, которую я даже не замечала.
Моя голова качнулась, и я встала с постели, а мама тут же накинула на меня легкий халатик…
— Ариадна? Ты меня слышишь? — Перед моими глазами вновь появилась кухня, теплая кружка чая в руках и Тайни, видимо о чем-то спрашивающая меня все это время.
— Да?
— Ты все еще спишь… — тихо уточнила Тайни.
— Скорее всего мой мозг просто усваивает информацию в замедленном режиме, — улыбнулась я, наблюдая, как пар поднимается над кружкой чая.
— Тайни? Как думаешь, лучше платье длинное или короткое?
— До колен — оптимальный вариант, — крикнула Тайни из кухни, заваривая чай.
Это было минут десять-двадцать тому назад, но только сейчас я поняла смысл этих слов. Вот почему? Почему в самый важный день за всю мою жизнь я умудряюсь так тормозить? Хотя в эту же секунду приходит другая мысль: «Нервы — плохая штука! И надо больше спать по ночам!» Конечно же, раньше эта идея никак не возникала, ведь я полночи сидела на подоконнике и думала, думала, поможет ли мое участие в отборе маме или все-таки это было обыкновенное самовнушение?