Утром я обнаружила себя свободно почти полностью лежащей на Анхеле, точнее уютно свернувшейся у него под боком, как маленький ребенок. Сначала я удивилась, приготовилась с визгом подпрыгивать в кровати, переполошить весь дом, но поразительное спокойствие и умиротворенность, с незнакомой мне раньше удовлетворенностью, наполненностью поразила меня, заставив глупо улыбаться. Я погладила Анхеля по груди, он не проснулся, крепко спал, может это я его вымотала? Стоило мне подумать об этом, как щеки начали пылать, и я поспешила высвободиться из-под его тела и вылезти на свет Божий.
Одежда, часть одежды, за исключением его свитера и куртки, была разбросана по полу, но в целом комната не пострадала, что радовало. От воспоминаний, то и дело накатывающих на меня, меня бросало каждый раз в жар, когда думала о нашем безумии. Два сумасшедших. Мы, очевидно, нашли друг друга. Эта мысль согрела меня, но в то же время смущение так и не исчезло.
Я попыталась влезть в платье, но оно порвалось и выглядело слишком потрепанным, чтобы казаться приличным, особенно для моего жениха, особенно после всего нового, что мы пережили. Я не хочу, чтобы он видел меня такой… такой… помятой. Осмотревшись вокруг, я поняла, что это комната Анхеля и мы как раз оказались по нужному адресу. Обрадовавшись и поддавшись банальному сентиментальному порыву, я достала из его шкафа рубашку и босиком выскочила в коридор. Мне резко захотелось кофе и, хотя мне хотелось наблюдать за спящим Анхелем, я предпочла позорно сбежать от него, пусть и на кухню, учитывая, что эта грань отношений для меня внове и я не привыкла к тому, что происходит между нами. Это правильно, но необычно, непривычно.
Пробираясь на кухню, я все больше и больше наталкивалась на разрушения, которые создали мы с Анхелем: перевернутые вазоны, разбитые вазы, съехавшие на пол подставки для вас, перекошенные картины. Любой, кто увидел бы эту живописную картину, посчитал бы, что тут произошло по меньшей мере ограбление, или вооружённое нападение, а может и то и другое сразу.
А вот кухня была целой и прибранной. Сначала я обрадовалась, но потом вспомнила о яблоках и сыпучем и стала осматриваться, глубже пройдя в комнату. Сначала я никого не увидела и спокойно пошла к стойке с кофе машиной, но голос, который раздался за моей спиной, заставил меня подпрыгнуть на месте.
Пока готовилось кофе, я приготовила тосты и намазывая на них малиновый джем, стала слегка пританцовывать. Я была счастлива. Безмерно, беспредельно, безгранично счастлива. Последняя преграда, отделяющая меня от этого блаженства, была стерта этой ночью и теперь у меня больше не было страха, ни перед собой, ни перед неизвестной и тайной частью нашей будущей с ним жизнью. Это вовсе не ужасно, не больно, это просто сказка, и я бы вряд ли отказалась от повторения.
Пригубив кофе, я глупо улыбнулась. Интересно, заговорим ли мы сегодня? Так очаровательно прекрасно было молчать, читать друг друга по глазам, по прикосновениям, дыханию. Это было так восхитительно. Так волнительно. У Хулии и Ника было так же? Подруга тоже взлетала в небеса? Ведь я сейчас там и не хочу спускаться.
— Доброе утро, Ваше Высочество, — я обернулась и увидела улыбающегося дворецкого, который как раз убирал в холодильник продукты, — Я привез еще немного продуктов, если Вы с принцем захотите задержаться.
Лицо вмиг вспыхнуло, как соломинка. На что я сейчас была похожа? Растрёпанная, босая, в мужской рубашке… Боже, да ни у кого не останется сомнений в том, что тут произошло, или все еще происходило, я бы уж точно поняла, увидев кого-то вот так…
Я прикоснулась к щекам, жара не ощущалось, но я была уверена, что стала красной, как морковка, и мое лицо по краске слилось с цветом волос, до чего же уродливой я должна выглядеть. К тому же, дворецкий теперь понял все, что можно было понять, то теперь и ему известно, что я не совсем та чистая и целомудренная принцесса, которой он сам считал меня. Это… это… я даже не могу подобрать определение тому, насколько все плохо, опозориться вот так…
— Спасибо, не нужно было, — смущенно поблагодарила я, не находя себе место и пытаясь увидеть насколько короткой была мне рубашка Анхеля, сколько тела она прикрывала. Вроде бы ничего лишнего не видно, но она определенно открывает вид почти на всю длину ног, а это совершенно не то, что я привыкла показывать людям, за исключением пляжа и бассейна.
— Нужно было. Все правильно, Хуан, — раздался все еще слегка сонный, но привычно обворожительный голос моего любимого, самого прекрасного и самого наглого человека на всем белом свете, который только чтобы смутить меня, подошел ближе, к парализованной от смущения мне, убрал волосы на одно плечо и поцеловал сначала в уголок подбородка, а затем и основание шеи.
— Что ты делаешь? — вскрикнула я, подпрыгнув, очевидно краснея еще куда больше и не зная где мне спрятаться, — Не на людях же.
— На людях? Тут все свои, так Хуан? — дворецкий неуверенно улыбнувшись кивнул, в отличии от Анхеля понимая, что мне неловко, — Мы, возможно задержимся на несколько дней, — Анхель поцеловал меня в висок и снова улыбнулся, определенно задержимся, но пока ты можешь быть свободным.
— Если понадоблюсь, звоните, — откланялся дворецкий, — У нас с Дерьей осталось несколько незаконченных дел.
— Прекрасно, — отозвался Анхель, целуя мои волосы и вдыхая их запах. Энрикес вышел, тихо прикрыв за собой дверь, но я не замечала этого, только самодовольную ухмылку своего будущего мужа, пока еще будущего мужа.
— Доброе утро, — улыбнулся он, даже не пытаясь извиниться, но уже не издеваясь. Прекрасно.
— Доброе утро, — с досадой и смущением ответила я, — Я думала ты еще поспишь некоторое время.
— Без тебя одиноко в постели, — подмигнул искуситель, перейдя в наступление. Эх, и зачем эти намеки? Я и так как рождественская елка, а он еще со своими намеками, — Вкусно пахнет.
— Хочешь? — я протянула ему свою чашку, чтобы хоть как-то увести тему, но он наклонился и снял языком каплю, замершую в правом уголке нижней губы и отстранившись лишь на немного лукаво подмигнул еще раз:
— Очень вкусно, — а затем и вовсе отстранился, смотря на меня сверху вниз, — Кажется я не все вчера распробовал.
— Тебе обязательно это делать? — я ударила его не с полной силой по груди, обнаженной груди, только сейчас осознав, что он наполовину голый. Бог ты мой, почему я раньше этого не заметила? Или заметила…? И просто любовалась… Ну уж нет… Хотя… почему нет? Что он делает с моими мыслями.
— Что делать? — выгнул бровь Анхель, опираясь о столешницу позади себя.
— Смущать меня, — ответила я, дернув рубашку вниз, что не укрылось от него, отчего дьявольская улыбка стала еще шире.
— Не дергайся напрасно, бестия, я вчера видел уже все, что хотел, — рассмеялся он, — Вчера ты такой стеснительной не была. Соблазнила меня, посягнула на мою честь.
— На твою честь? Может напомнить, что это за тобой тянется вереница до Москвы из твоих бывших, с которыми у тебя определенно был… — я стушевалась, не произнося и так последнее слов. Он должен понять. Я и так все ясно сказала, но он решил поиздеваться.
— Кто был? — спросил он, делая вид, что не понимает.
— Секс. Секс был. Прити даже забеременела и родила тебе дочь.
— А ты родишь мне много, очень много детей, — хитро улыбнулся испанец и резким выпадом притянул меня к себе и прижал крепко. Сначала я попыталась отстраниться, но он не отпустил, да и я переходила от тока, который прошелся по коже, от этого действия. Как бы я не возражала, я хотела его, хотела того, что было ночью, — Да, у меня с ними был секс, — признался Анхель и я почувствовала отвращение и к нему, и ко всем, кто был у него до меня, — Не спиши злиться, бестия. Секс у меня был с многими девушками, но занимался любовью я лишь с одной. С тобой.
— И в чем же разница? Секс и занятие любовью, имею я ввиду, — неловко и неуверенно спросила я, пытаясь осмыслить то, о чем еще вчера имела призрачное представление.