Вода всё лилась, и хоть и смывала слезы, но легче не становилось. Ком в горле не давал дышать, давя на сердце, лишая возможности хоть как-то справляться со своей жизнью. Это было похоже на ломку.

«Человеконедостаточность» — вот мой диагноз. Мне катастрофически не хватало Ника, или моя агония усилилась от понимания, что это на самом деле конец, ничего никогда больше не будет, и я сама поставила точку. Мне хотелось к нему, мне хотелось его и, хотя я понимала, что так правильно, так должно быть и так будет лучше для всех, в первую очередь для моего ребенка, который ни в чём не виноват, но разве от этого становилось легче?

Я хотела выплакать душу, которая кровоточила, или память, которая резала сердце, но легче не становилось. Было всё так же паршиво, и я не знала, что с этим делать.

— Хулия, открой дверь. Давай поговорим, — попросил Анхель, уже переходя на просьбу. — Пожалуйста, Хули, не делай так со мной.

Только сломленный тихий голос брата помог мне подняться с пола душевой кабинки. Он не заслужил всего этого, на него и так слишком много свалилось. Он не сводил глаз с Бланки, чувствуя постоянную тревогу, ведь только вчера умудрилась обжечь себе руку, задумавшись о том времени, когда была в плену, и вылила кипяток себе на руку. Она не говорила, что с ней произошло, но было достаточно посмотреть на неё и на её мелкие царапины, садины и шрамы в первые дни, часть которых ещё убрали. Бланка заверяла, что ожог — чистая случайность, но это всё последствия долгих издевательств. Совесть услужливо подсказала, что у меня меньше поводов убиваться, чем у подруги и, тем более, доводить брата до отчаяния. Мне ничего не оставалось, кроме, как собраться и жить с тем, что у меня осталось. И начну я с разговора с Карлосом.

center>***

— Карлос, я беременна! Я не просто изменяла тебе, и не раз, я ношу под сердцем ребёнка Николаса, как ты можешь это прощать? — Я понимала, что должна быть благодарна ему за то, как он реагировал на всё, и что делал, и я была, я была бесконечно благодарна ему, но я не понимала, не понимала, почему он это делает.

— Я люблю тебя, мне этого достаточно, — ответил Карлос, но мне казалось это не всё, не может быть все, — я не смогу дать тебе этого, и рад, что он дал тебе возможность стать матерью.

— Твой диагноз тут не причем, — разозлилась я.— Я ведь предала тебя, я спала с ним, не раз, не два и не три. Я никогда не думала о тебе. Как ты можешь сейчас не кричать на меня, не выгонять?

— Ты была ослеплена любовью к нему. Я всегда отказывался принимать это. Ты всегда любила его, не меня. — Я покачала головой. Это все не то. — Должен быть у тебя кто-то, кто всегда выберет тебя.

Я заморгала, но ресницы тут же намокли, предательские слезы выдали меня. Карлос притянул меня к себе.

— Я ведь постоянно делала тебе больно. Мне так жаль, — тихо прошептала я в его рубашку. Его объятия были уверенными, надежными и нежными. Он оберегал и ничего не просил взамен. Я принесла ему пригоршню осколков, то, что осталось от прежней Хулии, а он пытался собрать их, восстановить то, что безвозвратно сломано.

— Я тоже сделаю когда-то больно. Это неизбежно, Хулия. Это жизнь, — успокаивающе проговорил жених. Я разрушила наши с ним отношения, а он возвращал мне веру в людей. Вот то, что делало Карлоса невероятным человеком, которого я увы, не могла полюбить, как должно: он подбирал осколки, а не разбивал. — Любовь не только разрушает, Хулия, любовь созидает.

center>Анхель

— Хулия? — Я замер у дверей в небольшой крытый сад, в этой закрытой резиденции. Пока родители подготавливали всё к помолвке, я решил, что мне стоит увезти Бланку и Хулию подальше от дворцовой суеты, а этот особняк на берегу океана, где никого не было кроме нас и парочки слуг. Обеим нужен был отдых, обеим восстановить жизненные силы, и, смотря сейчас на хрупкую фигурку сестры, я в очередной раз задавался вопросом, кому из них обеих это было нужнее.

Сестрёнка встрепенулась и повернула голову в мою сторону. Бланка сейчас спала, она много спала днём, ведь ночью её беспокоил один и тот же кошмар, и только при свете дня ей становилось легче, а мне оставалось лишь молиться, чтобы настал день, когда произошедшее сможет отпустить её. Оставив её, я спустился вниз, чтобы проверить, как Хулия, и нашёл её в саду с чашкой тёмного дымящегося напитка.

— Горячий шоколад, — грустно улыбнулась Хулия, — помнишь, как мама обычно говорит? Нет проблемы, которую нельзя решить с помощью чашечки горячего шоколада.

— Если б это было так, я бы искупал вас с Бланкитой в нём, но не все так просто. — Я подошёл к ней со спины и положил руки на её плечи. Я хотел бы унять её боль, но Хулия всегда была сильной, ей не нужны утешения, ей нужно чтобы кто-то был рядом, просто рядом, без слов.— Я люблю тебя, малышка.

— И я тебя, — улыбнулась она и положила голову на мою правую ладонь.— Как она?

— Спит. Ей снова снились кошмары, они ей каждую ночь снятся. Иногда мне страшно, что она никогда это не отпустит, что этот ублюдок украл её навсегда, — перед всеми я был сильным, особенно перед Бланкой, источая уверенность в лучшем из вариантов исхода этой ситуации, и только Хулии я мог открыться, несмотря на её личную драму. — Хотя я уверен, что часть Бланки уже умерла, но я не могу потерять.

— Она сильная, она справиться. После помолвки лучше на время уехать в Альгамбру. Она её особенно любит. — Хулия сделала ещё глоток напитка, и я подметил, насколько бледнее стала её кожа. Казалось, мелкая деталь, а она так красноречиво кричала о допущенной ей ошибке, что я боялся оглохнуть.

— Спасибо, Хулия. Ты как? Снова утром обнималась с унитазом? — обеспокоенно спросил я её: она выглядела неважно. Оно и не удивительно: организм её перестраивался, готовился к материнству, но готова ли была она сама?

— Должны же в этом быть свои минусы, — рассмеялась она и поставила чашку на столик, сдав мою ладонь обеими руками, — посиди со мной.

Я не мог отказать ей в просьбе и, поцеловав её в лоб, уселся в соседнее кресло. Я столько упустил, столько потерял, столько не заметил, но я был рад, что она по-прежнему доверяла мне.

— Что ты будешь делать? Еще есть время… — Я ненавидел предлагать ей аборт, но этот ребёнок может сломать жизнь, как и его отец, которого я поклялся ей не трогать. К тому же увечья Николаса могут больно ударить по Бланке, и только благодаря им обоим он по-прежнему жив, всё ещё цел и невредим.

— Никогда, больше никогда не предлагай это, — почти что разозлилась Хулия, но быстро остыла, понимая, что это только из-за беспокойства о ней. — Я поговорила с Карлосом. Это честно, это правильно.

— И что он? — я понимал, что не каждый согласиться воспитывать чужого ребенка, а в случае, если это мальчик, отдать ему корону, которую мог бы унаследовать и родной ребёнок, но, по крайней мере, Хулия дала Карлосу выбор: он заранее знал, на что идёт.

— Он сказал, что это ничего не меняет. Он не может иметь детей, и этот ребенок — дар свыше, но мне страшно, Анхи, мне кажется я сломалась.

Я встал и притянул к себе Хулию. Я представлял, чего ей стоили эти слова. Она никому и никогда не позволяла увидеть свою боль, свои слезы, и раз она это сказала, то Ник и правда сломал её.

— Я рядом, Хулия, рядом, и ребёнок тоже всегда будет с тобой. Ты нужна ему. — Я гладил её чёрные волосы и понимал, что никакого времени в этом маленьком Рае не хватит чтобы исцелить душу хотя бы одной из них.

====== Глава 21. Бланка ======

— Почему мы сюда пришли? — Анхель отпустил мою руку только тогда, когда мы остановились посреди комнаты для жены наследника. Он перегибает. Я даже его невестой ещё официально не стала, не то, что женой, — Мне лучше занять свою прежнюю комнату.

Анхель нахмурился и хотел что-то сказать, но я перебила его.

— Не будем злить совет ещё больше. Кортесы могут создать много проблем, а мы и так разочаровали их, – они уже успели дать это понять, стоило нам спустится с трапа самолета и они увидели меня возле Анхеля.