А дальше Сёрэн превратился в глаза. Все остальное, из чего Сёрэн состоял, потеряло телесность, стало едва ли не прозрачной медузой, как показывают тело трехмерной графикой в медицинских видео, когда хотят сосредоточить внимание зрителей только на одной группе органов. Да, наверное, глаза у Сёрэна сейчас были и впрямь квадратные, но ничего он не выклянчивал и не выпрашивал! Он сканировал путь впереди, давно небеленые, но, когда-то очевидно, красивые и импозантные дома в богатом районе – если апартаменты Господина располагались здесь, наверняка это был богатый район. Сёрэна почему-то нестерпимо ослепило здешнее весеннее солнце, а почки на деревьях под лучами солнца засверкали, как россыпи хризолитов. Спешно сориентировавшись, Сёрэн – вернее сказать, его мыслящая составляющая – перелился в легкие и квадрицепсы. Изо всех сил он рванул по прямой линии в сторону видневшегося в полукилометре перекрестка, где в просвете между домами сновали автомобили и общественный транспорт, двигавшиеся по какой-то крупной магистрали. Сёрэн вдруг осознал, что он никогда в жизни по-настоящему не бегал, что десятки километров, которые инструктор заставлял наматывать на беговой дорожке, были каким-то совершенно другими километрами, ненастоящими, пластиковой подделкой – движения, вроде, те же, напряжение и потребность в повышенных дозах кислорода такие же, но как он ни выдыхался, перебирая ногами по пружинящей ленте, он всегда оставался на месте. Теперь же бежать было и труднее, и легче в одно и то же время. Преодоление пространства на предельной доступной ракшасу скорости давалось с большим напряжением всех сил организма, но все же пространство расступалось перед живым существом, признавая победу сознательного целеполагания над физическим миром. Вместо ничего не значащих цифр на дисплее тренажера, отражающих километраж, друг друга сменяли чугунные черные заборчики, зеленые изгороди, плитки на тротуаре, разлапистые корни деревьев, врывшиеся в узкие полоски газонов, стены белые, стены серые, стены кирпичные, стены облезшие, стены с заделанными штукатуркой трещинами, балкончики и портики с колоннами. Вместо цифр, сообщающих о скорости движения, был ветер в лицо. Сёрэн никогда не ощущал настоящего ветра, обдающего холодом щеки и развевающего волосы. То, что происходило с ним на квестах было чем-то другим, чем-то затхлым, мертвенным, да и сквозь маску, которую всегда заставляли надевать, мало что можно было почувствовать. Он вообще не понимал, почему у него каждый раз случалась эрекция на этих играх. Завтракали, потом шли одеваться, и тут вечно начиналось это. И голова как в тумане каком-то. Вот в таком виде ему только и доводилось бегать, словно крыса по канализации…
На автомате Сёрэн резко ушел вправо и перемахнул через ограду какого-то дома, до крови оцарапал руки о ветки кустов, но даже не обратил внимая, а понесся дальше по каким-то закрытым дворикам. С разбега было легко перепрыгивать через ограды почти в человеческий рост высотой, и Сёрэна захлестнула волна эйфории: может быть, этот квест станет тем, в котором он, наконец, перехитрит коварную машинерию для охоты на питомцев. Ему никогда не объясняли, зачем его отправляют бегать по лабиринтам в тщетной, как он много раз убеждался, попытке спастись от скрывающихся в его темных уголках людей и машин, после встречи с которыми он неделю с трудом доходил до туалета. Лабиринт дворов, домов и улиц, по которому несло его сейчас неведомое крылатое чувство, казался Сёрэну не таким подлым, как господские пространства для больших игр.
Сёрэн вихрем пронесся по внутренним садикам, потом выметнулся на очень оживленную улицу, кажется, краем глаза он прочитал на табличке название Кенсингтон Хай Стрит. Здесь что-то ему подсказало, что глаза и уши господ могут следить за ним с неба: если такие летающие штуковины часто появляются в поле зрения на квестах, почему бы их не использовать и сейчас? Он нырнул сначала в какой-то наспех сколоченный тоннель вдоль большого, затянутого тканью здания, из которого доносился оглушительный и бодрый механический шум, а подвешенный на веревках, словно марионетка, человек поднимал в воздух тучи пыли рабочими инструментами. В тоннеле пришлось замедлиться, потому что внутри по настилу шествовала целая колонна прохожих, странно смотревших и оборачивавшихся на Сёрэна. Выскочив наружу, он нырнул в первые попавшиеся широкие раздвижные двери, впускавшие и выпускавшие поток людей. Поначалу он не понял, где оказался, вновь ослепленный – на этот раз веерами света, отшвыриваемого со всех сторон стеклом и полированным хромом. За высокими, беспредельными по ширине хрустальными листами кругом вываливалось, как из пеньяды – в эту глупую игру играли иногда дамы и юные господа на Рождество – горы разноцветных вещей. Чтобы не потерять ориентацию окончательно, Сёрэн рванулся вглубь здания, наполовину прикрыв глаза, добежал до двери, на которой было написано «Только для персонала» и, почти не колеблясь дернул за ручку, влетел сломя голову в какие-то комнаты с компьютерами, прошил их насквозь, никем не остановленный, и вывалился опять на улицу. Точнее, не на улицу, а на неприглядного вида двор с погрузочными машинами и контейнерами. Но оттуда было уже легко выбраться в сеть переулков, уходивших вглубь квартала.
Городская среда начала сливаться в сплошной поток однообразных строений, растительных щеток и метелок, кустов, изгородей, цветочных горшков, которые мелькали перед глазами Сёрэна. Наконец, он добежал до какого-то большого круглого, похожего на барабан здания из красного кирпича, в котором запомнились полосы желтого камня, шедшие по кругу.
– Ах! Это же, наверняка Королевский Альберт Холл! – всплеснула Элис. Сёрэн смущенно пожал плечами. Он не читал названия на табличках, ему было некогда. – Ну а что там еще может быть круглое и красное? Только физиономия нашего вице-премьера, – оба, господин и госпожа Сорренто понимающе засмеялись. – И никого ты за собой не заметил?
– Нет, мадам, – покачал головой отрицательно Сёрэн.
– Ох, мне почему-то очень живо представляется, – произнес вдруг господин Сорренто, – как лихие молодцы господина Бейли спокойно ему так докладывают: «Да что вы, не беспокойтесь. Сейчас запрос быстро сделаем в органы, там весь маршрут покажут, к обеду дома будет, как миленький». Делают спокойненько себе запрос без спешки, готовят пару машин, намазывают джем на хлебушек… А в полиции-то им и отвечают, что, мол, никаких сигналов не поступает от камер, нигде вашего мальчика НЕТУ. И тут они с горящими задами-то и запрыгали! – заключил господин и с веселым злорадством заулыбался, откинувшись на спинку стула и даже потер руки.
– Так им и надо, мерзавцам, – покивала госпожа Элис, и взгляд ее сделался очень серьезным.
– Странно только: Бейли вполне может позволить себе маленькую армию, неужели он никакую операцию по перехвату не организовал? – спросил господин Сорренто куда-то в пространство, словно не отваживаясь смотреть на Сёрэна прямо, хотя краем глаза он, определенно, следил за ракшасом.
– Но у меня там еще было… – возразил Сёрэн. – Меня на сутки заперли.
– Ой, господи! Миленький, где же?
– Случайно, они не хотели, – Сёрэн удивился тому, что как будто оправдывается, совсем не хотелось наговаривать на тех людей. – Я просто вот у того круглого… напротив Альберт Холла там такой парк был…
– Кенсингтон Гарденз, все верно, – наставительно подтвердил господин Джон.
– … Он там с оградой, я через нее тоже перелез…
– Второй Йорис, что ты будешь делать! – не то одобрительно, не то осуждающе опять вставил Джон и кинул многозначительный взгляд на Элис.
– Где бы он сейчас был, если бы не «второй Йорис»! Дай ребенку сказать, – шикнула на Джона Элис чуть сердито. – Так что ты говоришь, дорогой?
– Ну, я перелез, а меня увидел кто-то в форме… там ворота такие метрах в пятидесяти со всякими… штуками, ну, украшениями. Вот он там стоял и меня увидел.
