- Ну уж нет! - возразил Владимир. - Чего-чего, а их образ жизни мне совсем не по душе. И американская мечта меня тоже не вдохновляет.

  У Джеймса лишь на мгновенье приподнялись брови, зато лицо его друга приняло вызывающее выражение.

  - Вы считаете, что мечты наших народов имеют принципиальные различия? - спросил Филдс.

  - Я уверен в этом, - сказал Некрасов. - Мечта американца известна: выявить свои таланты и, пользуясь ими, разбогатеть. Русский же человек устроен чуть по-другому. Он менее практичен и более сентиментален. Поэтому, обнаружив свой дар, он старается возвысить его до творчества и, развивая его, стремится не столько к выгоде, сколько к общей радости и удовольствию.

  - Хм, любопытно, - изрёк американец и, жестом пресекая попытку ростовчанина перебить его, спросил Некрасова:

  - Владимир, так вы желаете, чтобы Россия так и осталась вольной медведицей?

  - ...Худой, дикой и дурно пахнущей, - со вкусом добавил Семён Викторович.

  Владимир с весёлым изумлением взглянул на него и проговорил:

  - Кажется, на одного американца стало больше.

  Мохов-старший с кислой гримасой на лице произнёс:

  - Я совершенно не разделяю причину вашей неприязни к Америке. По моему убеждению, у русских сейчас просто нет почвы для недоверия к ней. Она уже не раз оказывала нам свою бескорыстную помощь.

  - Угу. У корысти всегда рожа бескорыстна, - заметил Владимир. - А моя нелюбовь, Семён Викторович, легко объяснима. В отличие от вас, я не забыл, что развалом моей страны и всей этой бузой мы обязаны не только нашим недоумкам, но и цэрэушникам.

  - И хорошо, что помогли! - чуть ли не подпрыгнул ростовчанин. - Можно сказать, что нам повезло! Крупно повезло! Наше общество стало гораздо открытей. Раньше пригласить кого-нибудь или съездить, скажем, во Францию было не легче, чем попасть в отряд космонавтов. А теперь? Поезжайте, пожалуйста. И всё благодаря тому, что мы вступили на путь демократии. И заметьте, Америка в числе первых протянула нам руку. Кстати, вспомните её историю: скольким беженцам она стала родиной. Нет, эта страна - воистину колыбель демократии!

  Владимир хмыкнул.

  - С чего она начиналась, мы все помним. Судя по всему, дух авантюризма так и не выветрился из неё. Но если она - колыбель демократии, прибежище изгнанников и талантов, так пусть бы и жила по этим принципам. А то ведь с настойчивостью маньяка она старается уложить в свою люльку всех без исключения, а потом борется с искушением кого-то укоротить.

  - Это в вас говорит военный, - продирижировал пальцем Семён Викторович.

  - Возможно. Но русский военный.

  - Владимир, - американец нервно щипнул свой ус, - вы же понимаете, что моя страна, как реальный гарант демократии, просто обязана лезть в драку. Такова природа, если хотите, тактика поведения любого вожака, будь то звериной стаи или человеческого сообщества.

  - Кстати, о зверях, - оживился Володя. - Америка у меня давно уже ассоциируется с огромным вепрем.

  - С вепрем? - с удивлением переспросил американец.

  - Ну да, - подтвердил Некрасов, - с диким кабаном.

  - О-о! - оскорблённо воскликнул Джимми. - Какие у вас странные представления о моей стране. Не вижу ничего общего.

  - Это с непривычки, - улыбнулся Владимир.

  - Ну, это уж слишком, - стиснув зубы, заметил Семён Викторович.

  - А я не дипломат, поэтому и говорю без обиняков. Если, конечно, это оскорбляет вас...

  - Нет-нет, - запротестовал Джимми. - Я предпочитаю острый диалог. Мне важно знать, о чём вы на самом деле думаете в России. Говорите, Владимир, не стесняйтесь. Я тоже буду откровенен, обещаю.

  - Хорошо, Джимми. Так вот о вепре. Это по-настоящему огромный, уверенный в своей силе зверь: мощный, бесцеремонный и патологически ненасытный. И поэтому он сует своё рыло и в муравейники, и в норы, и в чужие корыта. Подрывает корни редких деревьев, жрёт выпавших из гнёзд птенцов, опустошает огороды. И ест, ест, ест.

  Если же с ним что-нибудь случается, то визгу - на весь белый свет. А когда вепрь замечает, что его перестают бояться, тогда он затевает драку. Клыками и своим дурным норовом он может устрашить многих, но обуздать свою жадность - никогда.

  У Джеймса непроизвольно появилась брезгливая гримаса.

  - Однако неприглядную картинку вы нарисовали, - произнёс он. - Вы по-прежнему считаете нас врагами?

  - Не врагами, но потенциальным противником, безусловно, - ответил Некрасов. - Так же как и вы нас.

  - И это несмотря на все наши шаги навстречу друг другу?

  - Но ведь это ваши конгрессмены не дают нам забыть об этом. У них, что на уме, то и на языке. И потом, Джимми, позвольте уточнить: вы лишь повернулись в нашу сторону и только, а шагали-то мы. Это мы, а не вы сделали десятки односторонних уступок. А теперь, когда наша страна ослаблена, ваша Америка приложит максимум усилий, чтобы удержать нас в том интересном положении, в котором мы находимся, как можно дольше. Ведь правда?

  Джимми конфузливо усмехнулся.

  - Не знаю. По логике вещей, чтобы оставаться чемпионом, не обязательно всякий раз драться, можно быть и единственным в своей весовой категории.

  Семён Викторович сломал ноготь и достал перочинный нож.

  - И с этой точки зрения, - подперев скулу большим пальцем, размышлял Володя, - нищими мы вам нравимся куда больше, чем прежде.

  Джеймс чуть пожал плечами, мол, не спорю. Все с интересом слушали их непривычно откровенный разговор. Оппоненты немного раскраснелись.