Литмир - Электронная Библиотека
A
A

  И теперь мне лишь остаётся восполнить некоторые пробелы в её повествовании и в меру своих способностей попытаться пересказать эту, на мой взгляд, весьма любопытную историю.

  Глава 1. Я - ЖИЗНЬ

  Однажды из Чечни в обычную городскую больницу по какой-то никому неведомой причине доставили партию раненых. Ребят вывезли прямо с поля боя. Один из них, офицер, был в критичеѓском состоянии: обе его ноги буквально расплющены. Ещё были пулевое ранение в плечо, ссадины и ушибы. Повязки и жгуты, наложенные наспех - в крови и грязи. Сам он - в травматичеѓском шоке. Пульс едва прощупывается.

  На его посеревшей крепкой груди холодно поблёскивал офицерский жетон, сделанный в виде скруглённой иконки с изо-бражением ангела-хранителя и выбитым внизу вместо имени личным номером. А помощь этому находящемуся на краю гибели малоѓизвестному Л-914568 сейчас была очень кстати.

  Без промедления начали готовить его к операции. Сделали местную анестезию, обработали раны; на кровоточащие сосуды наложили зажимы, занялись переливанием крови и плазмозаменителей.

  Было ясно, что ноги не сохранить, ибо кости раздроблены, а ткани сильно размозжены. Усечение конечностей для раненого тоже могло оказаться смертельным, но это был его последний шанс.

  Когда стабилизировались артериальное давление, пульс и дыхание, начали операцию.

  'Да, отвоевался парень, - подумала Лихачёва Зоя, молодая хорошенькая медсестра. - Ох, и велика же плата за жизнь! И его семье теперь не позавидуешь - хлебнут лиха'.

  Операция шла долго и завершилась благополучно. Пулю извлекли, ноги ампутировали выше коленей. Швы наложили аккуратно. Да иначе и быть не могло, ведь оперировал сам Терентьевич, за глаза называемый Верной Рукой. Раненого поместили в реанимационную палату.

  Зоя уже не раз собиралась уйти из операционных сестёр - психика на пределе, - да всё что-то останавливало её. И вот сразу после этой операции она решила окончательно: 'Ухожу'.

  Заведующий отделением, Николай Иванович, человек в годах: седой, грузный, величественный, строгий и вместе с тем добрый, принял у неё заявление, терпеливо выслушал её и сказал:

  - Что ж, Зоя Николаевна, устала от крови, говорите? Ну, устала, так устала. Восемь лет - срок немалый. Спасибо. Вы неплохо справлялись. Жаль, конечно. Но хорошо, что о своей замене побеспокоились. Палатной сестрой пойдёте?

  - Пойду, - ответила она.

  - Хорошо. Только у меня к вам будет одна просьба.

  - Слушаю вас, Николай Иванович.

  - Меня тревожит исход операции Некрасова. Вы бы не смогли некоторое время присмотреть за ним?

  - Не беспокойтесь. Я подежурю около него.

  - Ну, вот и славно.

  Вечером она зашла в палату к раненому. Комната была светлая, двухместная. На тумбочке лежала медицинская карта, Зоя заглянула в неё: 'Некрасов Владимир Митрофанович, капитан, тридцать лет'.

  'Вот уж не думала, что он мой ровесник', - удивилась она. Придвинула стул к его изголовью, присела и, глядя на него, невольно задумалась.

  Его заострённый нос, впалые щёки, мертвенная бледность, проступающая сквозь светло-серую щетину, наводили на мысли о бренности человеческого существования. Несмотря на различия своих жизненных принципов и целей, исключительность заслуг и дарований или полную никчёмность, все, так или иначе, движутся в одном направлении. Кто-то обгоняет других, кто-то отстаёт, а некоторые погибают, едва начав своё путешествие. Попытки отдельных незаурядных людей сопротивляться существующему порядку вещей нередко приводят их к ещё более преждевременной усталости и смерти.

  'Так что же такое жизнь? - думала Зоя. - Если это дар Божий, то почему тысячи случайностей могут легко погубить её? Как странно.

  Человеческая жизнь подобна выпавшей на листок росинке. Внезапный порыв ветра, упавшая сухая ветка, зверёк или птица могут невзначай стряхнуть её, и она тут же впитается в землю. Если же ей суждено дождаться солнца, то эта прозрачная капелька в мгновенье засияет волшебным бриллиантовым переливом. И чем больше будет падать не неё света, тем она будет таинственней и притягательней. Однако же ей недолго суждено удивлять мир: яркое солнце быстро высушит её. Чудо, увы, быстротечно'.

  По нескольку часов в сутки Зоя просиживала у койки Некрасова. Но он в себя так и не приходил. Леонид Терентьевич порекомендовал ей разговаривать с ним. Но о чём говорить с незнакомым человеком? И уже со следующего дня Зоя начала читать ему вслух 'Анжелику'. Прочла первую книгу, начала читать очередную. И вот на исходе второй недели в одиннадцать утра Некрасов начал приходить в сознание. Услышав шевеление, она привстала. Его воспалённые веки подрагивали. Лицо ожило: мимика была такой, будто он уже начал осматриваться, но почему-то забыл открыть глаза. И вот, наконец, его ресницы с видимым усилием разлепились.

  Взгляд Некрасова, отстранённый, затуманенный, будто опасаясь соскользнуть вниз, упёрся в потолок. Вероятно, его мысли с трудом пробивались сквозь ватную пелену беспамятства. Зоя склонилась над ним так низко, что не увидеть её было нельзя. Некоторое время он ещё продолжал смотреть 'сквозь неё', тем глаза его стали проясняться, наполняться удивлением. Он облизал пересохшие губы:

  - Я слышал... смерть - неприятная... дама, а ты - красивая.

  - Я не смерть, а жизнь, - возразила Зоя.

  - Жизнь?.. Хорошо, - облегчённо выдохнул он. И, словно привыкая к этой мысли, умиротворённо закрыл глаза. Но вдруг, как от толчка, снова открыл их. - Что со мной?..

  Сестра положила руку ему на грудь.

  - Не волнуйтесь. Всё хорошо. Вам сделали операцию. И всё самое ужасное позади. Отдыхайте.

  Тогда она так и не смогла сказать ему, что он остался без ног. Об этом Некрасов узнал позже. И с тех пор стал ужасно нервничать. Длительное время он температурил, иногда терял сознание и бредил. Его горячечный бред обжигающе действовал на нервы девушки. Владимир почти всегда попадал в одну и ту же ситуацию - босым бежал в атаку, командовал, ругался и стонал.

2
{"b":"721673","o":1}