- Это верно, батюшка. И ещё я думаю, как бы ни были велики прегрешения наших знаменитых соотечественников: художников, писателей, поэтов, полководцев, всё же результирующая составляющая их жизни - польза, принесённая Родине. За это им и честь.
- Согласен, - сказал Геляев.
- А по поводу поиска истины, - продолжил Некрасов, - я бы сказал - не всякую правду нужно вытаскивать на свет божий: об одной следует умолчать ради себя, о другой - ради будущего своих детей. Нужно всегда думать о детях. И смотреть: что им на пользу, что во вред? К примеру, они бред какого-нибудь писаки или пошлые фантазии режиссёра могут принять за истину, и потом жить с их установками всю жизнь.
- Меня это тоже очень обеспокоит, - сказал Анатолий и вдруг спросил: - Владимир, ну а как у вас продвигается поиск ответов на главную тему?
- Без особого успеха, - ответил Некрасов.
- Ну и что там у вас за вопросы? Давайте вместе поразмышляем над ними.
- Что ж, можно, - согласился Владимир. - Вот один из них, только не удивляйтесь: он из разряда дискуссионных. Почему христианские церкви живут не по-родственному?
- Лично я так не думаю, - сказал Геляев. - Просто они разные: у каждой свой характер, свой опыт, свои предпочтения.
- Но это не похоже на обычную размолвку трёх сестёр, - возразил Володя. - Раз они уже чуть ли не тысячу лет не могут собраться вместе - это ссора и, должен заметить, глубокая. Почему они не помирятся? Ведь это может укрепить семью и даже не утроить её силу, а умножить многократно.
- Не спорю. Но боюсь, они не готовы к этому. Ведь каждой из сестёр придётся чем-то пожертвовать, например, своими принципами, традициями, самостоятельностью.
Некрасов, задумчиво потирая пальцем белого ферзя, сказал:
- Когда я чего-то не понимаю, то не могу двигаться дальше. Я должен найти для себя хоть какое-то разумное объяснение. Если, скажем, для всех христиан Библия - священное писание и руководство к действию, то что может помешать им проявлению христианской терпимости и милосердия в отношении друг друга? Конечно, борьба за чистоту веры, за свою паству, за спасение их душ - обязанность каждой церкви. Не спорю. Но чего больше в этом противостоянии: мудрости или фанатизма, святости или корысти?
Анатолий встал со стула, оперся о его спинку и с горечью произнёс:
- Кто из нас не думал над этим? Но укрепление веры каждый понимает по-своему. Меня, например, тревожат упадок морали и сокращение верующих на всём пространстве христианского мира. Сейчас почти два миллиарда христиан... Это мощнейшая моральная сила. Представляю, какой стойкий оптимизм могло бы вызвать у населения слияние церквей. Но справиться с той грудой непонимания и противоречий, что накопились между нами, вряд ли кому под силу. Разбирать их - сизифов труд.
- А нужно ли растаскивать эти валуны?..
- Вы предполагаете возможность компромисса?
- Да, батюшка. А разве любовь к Христу не достаточный для этого повод?
- Разумеется, достаточный. Но компромисс предполагает взаимные уступки. А значит, нужно будет отказаться от чего-то очень и очень важного. Потому что в религии всё важно. Например, в культе православия важны все семь христианских таинств, для католиков значимо особое почитание Богоматери, для протестантов - право каждого на собственное толкование Библии, и прочее, прочее.
- Да-да, я понимаю, насколько всё это важно для вас, - сказал Владимир. - Но давайте в своих рассуждениях сделаем пару шагов назад. На мой взгляд, ситуация вовсе не безнадёжная. И расхождения не так уж велики. Я смею предположить, что драматизм столь долгого противостояния церквей состоит в том, что все они в основном правы в способах проявления любви к Богу. Потому что ему угодны любые проявления любви. А не правы церкви-сёстры лишь в том, что каждая из них считает собственную практику доказательств этой любви исключительно верной и единственно возможной. Или вы не согласны?
- Если абстрагироваться от всего, то да, согласен, - ответил Анатолий.
А Володя, глядя как-то особенно глубоко, продолжал развивать свою мысль.
- Вот скажите, пожалуйста, почему почти каждый из нас способен правильно истолковать даже мимолётный любящий взгляд, брошенный в нашу сторону, ласковое слово, сказанное нам, лёгкое прикосновение?
- Язык общения душ всем понятен, - сказал Геляев.
- Вы правы. Мы легко понимаем его. И кто хоть однажды любил глубоко, по-настоящему, тот знает: сила этого чувства зависит не от обстоятельств, обрядов или символов, а лишь от свойств души человека, от его способности любить. Так отчего же наши великодушные, чуткие сёстры, ревностно настаивая каждая на своей истине, отказывают Богу в способности самому разобраться в чистоте помыслов молящихся, в искренности их веры? Кроме того, упорствуя в своей правоте, каждая из них тем самым утверждает, что две другие ветви мощной мировой религии кривые или вообще бесплодны. А это, как вы понимаете, отнюдь не способствует усилению христианства.
- Владимир, вы меня, право, удивляете.
- Отец Анатолий, я уже размышлял над этим вопросом и не раз. А толку - чуть.
- И всё-таки к чему-то вы пришли? - спросил Геляев.
Некрасов смущённо улыбнулся.
- Вы случайно не припомните, что явилось причиной войны между Лилипутией и Блефуску у Свифта? - неожиданно спросил он.
- Я только фильм видел, и то в детстве, - ответил Анатолий. - Не помню.
- Я тоже многое не успел прочесть. Ну, так вот, причиной войны стали взаимные обвинения в церковном расколе путём нарушения основного догмата о варёном яйце, а точнее - позволю себе процитировать - насильственное толкование текста, подлинные слова которого гласят: 'Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее'. А вот какой конец признать более удобным и вызвал непримиримые споры. Это вам ничего не напоминает?