- А если у четвёртого бревна из тех, что отобраны вами в основание, не будет хватать длины, скажем, этак сантиметров десять?
- Так заменю бревно.
- Ну, а если нечем?
- Тогда или уменьшу ширину основания баньки или поищу дубовое бревно по родичам, по соседям. В общем, сделаю всё возможное.
- Хорошо. Предположим, вы нашли нужное вам бревно и выложили первый венец. А что дальше?
- Так вы же сами строили. К первому венцу подгоню второй, ко второму - третий...
- Иван Петрович, почти всё то же самое нужно делать и со стихами. Давайте-ка попробуем провести аналогию, на первый раз без всяких тонкостей. Предположим каждое бревно вашей баньки - это строчка, а вырубленный венец - четверостишие или, говоря иначе, строфа, готовый сруб - стихотворение. Допустим, венец выкладывается из двух длинных и двух коротких брёвен. В вашем четверостишии тоже две строки длинные и две короткие. Если вы первую строку рифмуете с третьей - это перекрёстная рифмовка, то они должны быть одинаковой длины. Но их длина измеряется не сантиметрами, а стопами.
- Детскими, что ли? - усмехнулся Лосев.
- Стиховыми. В них один ударный слог и один-два безударных. Точно как в музыкальном такте, где одна сильная доля и несколько слабых. Для упрощения в рифмуемых строках можете считать только гласные: их должно быть одинаковое количество. Первое четверостишие, как окладный венец баньки, - основа всего сооружения. С ним, как с эталоном, сравнивается и подгоняется к нему каждое брёвнышко, а в стихах - каждая строчка. Да, и рифма подбирается не на глаз, а на слух. С ней у вас тоже не всё благополучно. Она должна быть интересной и не затасканной.
- А где ж её найти такую?
- Вот в этом-то как раз и есть вся сложность стихосложения и... радость победы над собой. Для семьи можно писать, как напишется, но для читающей публики... тут уж надо работать со стихом до его полного совершенства. Ведь стихи читают люди с утончённым вкусом, умеющие ценить искусство слова. А что вы им хотите продемонстрировать? То, как вы не умеете писать? - Согласитесь, это лишено смысла. Так что стихи надо исправлять. Возьмите в библиотеке несколько поэтических сборников наших классиков и, читая их, анализируйте каждый стих. Считайте количество стоп, ищите в рифмуемых словах звуковой повтор, примечайте разнообразие рифм, слушайте музыку стиха. Только так и можно чему-нибудь научиться.
- Хорошо. Я всё понял. Спасибо за науку. Теперь я и сам на свои стихи по-другому смотрю. А то думал было, придираются ко мне. Уж больно премию получить хотелось.
- И большую премию установили? - спросил Володя.
- Да нет, - смутился Лосев, - гроши. Но для меня и это деньги. У нас ведь в хозяйстве уже девять лет не платят. Дадут тонну зерна по осени, и живи, как хочешь. Подлое время. Каждый думает только о себе. Вожди колхоз порушили и бросили нас: карабкайтесь, мол, к новой жизни сами. А мы не умеем толкаться локтями, не приучены. У нас только один и поднялся. Молодые разъехались, остались одни непутёвые да старики. Техника сгнила уже. А новый комбайн нынче стоит, что тебе самолёт. Кто его купит? У нас половина земель сурепкой заросло. Без государства ничего не получается. Нам бы ферму построили, птичник там или цех какой - и работали бы с душой. Но до нас никому дела нет. Крестьянин - бездельник... это ж надо, глупость какая. Стыдно так жить...
- А вы личное хозяйство не держите?
- Только птицу. Без денег и здоровья кормов не заготовишь. А значит, и скотину держать не сможешь. Ну да ладно, заговорил я вас. Спасибо за чай, - сказал он и поднялся. - Если позволите, я как-нибудь ещё к вам приду.
- Приходите, конечно, Иван Петрович. И всё-таки попробуйте написать рассказ, у вас ведь много чего в жизни случалось.
- Да, всякое было. Хорошо, попробую, - сказал он. Оделся, попрощался и вышел.
- Жаль старика, - огорчённо вздохнул Владимир. - А ведь госхозы, артели какие-нибудь могли бы уберечь деревни от вымирания. Сколько их таких сейчас: полупустых посёлков, хуторов, где едва теплится жизнь? Тут нужны не разговоры, а реальный план возрождения села, с конкретными стройками и деньгами.
- Кто спорит, - глядя в окно, сказала Зоя. - Беда эта каждому видна, да что-то не спешат к нам на помощь.
Что с Некрасовым не заскучаешь, Зоя давно поняла. С той встречи с Лосевым прошло полтора года. За это время усилиями Владимира создано литобъединение 'Пчела'. Володя вспомнил санаторный разговор о поэзии и написал на эту тему стихотворение, строфа из которого стала визиткой 'Пчелы':
Что такое стихи? - Это сотовый мёд.
Содержание их - светлый сгусток эмоций.
Ну, а форма - конструкции точные сот.
Что ж поэзия в них? - Запах ветра и солнца.
На сегодняшний день у Владимира обширная переписка с литераторами района и области. Почта стала столь же посещаема Зоей, как и магазин. А их почтовые расходы увеличиваются тревожными темпами. Володе приходят письма, журналы, рукописи, изданные книги. Он всё основательно прочитывает, правит, пишет отзывы, пересылает авторам рукописи, общается с ними по телефону. Временами Некрасовы ездят к ним, но чаще наоборот.
Нужно признать, что Зоя так и не смогла привыкнуть к внезапным приездам его новых друзей. Они почти всегда застают её врасплох. Наезжают целой компанией, иногда с ночёвкой, все весёлые, шумные, порой бесцеремонные. Тут уж суеты у неё хоть отбавляй. Надо и накормить их, и напоить, и постели им подготовить. Да и самой с гостями посидеть хочется, послушать их стихи, рассказы, размышления о литературе. В творческом отношении они, безусловно, люди интересные, и это обстоятельство примиряет Зою со многими неудобствами. Надо заметить, что гости приезжают самые неожиданные: от школьников до пенсионеров, и не только мужчины. Даже странно, что все они одержимы одной страстью - сочинительством.
На последних посиделках Володя прочёл своё новое стихотворение, посвящённое одной из поэтесс. Следует признать, гостья - особа умная и весьма привлекательная, а стихи Володи оказались хорошими. Это Некрасову задело.
